Татьяна Патрикова - Драконьи грезы разужного цвета

• Название: Драконьи грезы разужного цвета
• Автор: Татьяна Патрикова
• Жанр: Фэнтези

"Жил да был Придворный Шут, "влюбленный" в Лекаря. А тот его не замечал, отваживал, не привечал, и все же… вуаля!" На поиски легендарного Радужного Дракона отправляются Драконий Лекарь, Придворный Шут ну и, как водится, королевич…

---

— Буду ждать, любовь моя, — пропел шут, чмокнул его в щеку, чем вверг в ступор не только Стараса, у которого после всего нервы уже сдавали, не смотря на весь многовековой опыт, но и кардинала с Веровеком, и даже подоспевших Мика с Маришкой. И быстро сбежал в дом, справедливо опасаясь, что его сейчас будут убивать.

Не убили, зато накормили до отвала. Правда, под конец, расхваливая стряпню бабы Надиньи, жены деда Михея, шут ныл о том, что лучше бы все же убили. Даже закалка королевскими зваными обедами с тринадцатью переменами блюд, не помогала. Уж больно хлебосольна была баба Надя.

14.

— Прекрати дуться, — первое, что сказал Шельм, когда под строгим взглядом Михея, после сытного обеда их со Ставрасом оставили в горнице одних.

Лекарь демонстративно не смотрел на него, глядя в окно, словно пустой двор был самым интересным и захватывающим пейзажем, когда-либо виденным им в этой жизни.

— Я не дуюсь, — наконец обронил он. — Я злюсь.

— Послушай… — попытался еще раз начать Шельм, который всегда просто ненавидел оправдываться. Но тот ему не дал.

— Знаешь, почему драконы исчезают, когда умирает их человек? — повернувшись к нему, очень тихо и ровно спросил он.

Шельм, хотевший уже начать возмущаться, замер и весь превратился в слух.

— Потому что после его смерти жить уже не хочется, но приходится. Если умрет дракон, умрет и память о его человеке, а это самое страшное предательство, которое может быть в моем племени. Умереть, зная, что мог бы еще жить и помнить. А потом, через некоторое время, для вас это, как правило, несколько поколений, дракон возвращается вновь, если, конечно, найдет в себе силы. И самым великим счастьем для него, и самым страшным проклятием, становится то, что он среди потомков своего человека неожиданно находит еще одного, другого, но тоже своего. От этого нельзя отказаться, если уже увидел его, если мир уже запечатлил его для тебя. И все повторяется вновь.

Рассказывая об этом, Ставрас не думал давить на жалость. Просто хотел прояснить свою позицию вздорному мальчишке, так легкомысленно относящемуся к собственной жизни, так глупо рискующему и не устающему играть в гордость и позерство даже перед друзьями, даже перед ним, тем, кто надеялся стать больше, чем просто другом, и даже уже стал таковым, приблизив его и приблизившись сам.

Но он понимал, что вряд ли гордый шут его услышит, а у того по щекам поползли слезы. Он улыбался, все равно улыбался, а они ползли и ползли, скапливались на подбородке и стекали по шее за воротник. На это невозможно было реагировать адекватно, невозможно рассуждать здраво и что-то просчитывать, мальчишка кинулся к нему и уткнулся лицом в грудь, шмыгая носом и обжигая шею слезами.

— Я не жалею вас, — обманчиво ровным голосом выдохнул он ему куда-то в область ключиц. — Не думай.

— Я не думаю, я знаю, — прижимая его к себе обеими руками, прошептал лекарь.

— Мне просто так же больно, как и тебе. Почему ты не сказал, что связь не односторонняя. Почему?

— Потому что думал, что это очевидно. Я заставил тебя раскрыться передо мной, как я мог не отплатить тебе тем же?

— Я злился на тебя за это все время. Думал ты просто хочешь так извращенно привязать к себе посильней.

— Ты глупый, взбалмошный мальчишка, — хладнокровно констатировал факт Ставрас, но сердце его в этот момент было полно совсем других, теплых, волнующих чувств.

— Угу. А еще как последняя девчонка, ревущий у тебя на груди.

— Ага. И сидящий на коленях. Просто блеск, всегда мечтал тебя "втихую", как ты выразился, потискать.

Шельм фыркнул ему в шею. Боль дракона, разделенная на двоих, отпустила.

— Так тискай, чего же ты тушуешься?

— Да вот все думаю, с чего бы начать, — усмехнулся ему в волосы Ставрас, но, разумеется, никаких активных действий предпринимать не стал.

— Слушай, — не спеша вставать на ноги, произнес шут, не поднимая головы.

— М? — расслабленно откинувшись на угол между стенами, в котором сидел, невнятно отозвался Ставрас, которого такое совместное положение явно вполне устраивало.

— Мне тут и Михей, и Маришка эта, про взгляды какие-то намекали. Ты не знаешь, о чем это они?

— Понятия не имею, — искренне признался лекарь. — А что за взгляды?

— Ну, дескать, ты вчера за ужином как-то на меня необычно смотрел, что они с легкостью поверили, когда я говорил им, что мы любовники.

— Сколько мне еще повторять тебе, что мы не любовники. И все эти твои "и хочется, и колется" я даже слышать больше не хочу?

— Но…

— Шельм, с такими вещами не шутят, тем более с любовью, когда ты это поймешь?

— Но я же шучу лишь со своею. Моя любовь, что хочу, то и делаю!

— И моя. С моей ты тоже шутишь.

— Ты же меня не любишь!

— Но могу полюбить. И хватит об этом.

— Ты пошутил?

— Нет.

— Плохо.

— Вот и я думаю, что ничего хорошего.

— Так что там со взглядами?

— Да, глупости они там себе нафантазировали.

— А конкретнее?

— Вы мне с Веровеком душу растравили тем разговором про принцесс, вот я и примерялся.

— К чему? — Шельм все же повернул голову и заглянул ему в глаза.

Лекарь тяжко вздохнул. Перехватился поудобнее и коротко ответил:

— К тебе.

— А чего ко мне примеряться-то?

— Да, вот все думал, хотелось бы мне тебя съесть вместо куриной ножки с жареной картошечкой, к примеру.

— И как?

— Съесть — точно нет. Все остальное — не знаю.

— А все остальное, это что?

— Облизать тебя в некоторых местах я бы не отказался, — с какой-то совсем не шуточной задумчивостью во взгляде отозвался Ставрас.

— Будем считать, что ты пошутил. Ха-ха.

— Ну, если тебе так спокойнее будет…

— Ставрас!

— Что — Ставрас? Не все же тебе меня до нервных колик доводить.

— Ах, вот как?! Ну, держись, я буду мстить!

— Ага-ага, и мстя твоя будет страшна. Ладно, а если серьезно, то я сказал тебе все так, как и почувствовал. Понимаю, что глупо, но я же все же зверь, как-никак, пусть и частично.

— Знаешь, никудышный из тебя зверь, доложу я тебе. Кстати, раз сам драконов со зверьми сравниваешь, чего же ты тогда у меня поцелуй вытребовал?

— Ну, считай, что мне просто хотелось целоваться.

— А сейчас уже не хочется?

— Это тебе не хочется, любимый, — промурлыкал лекарь нарочито провокационно. — А мне, как дракону, все эти ваши человеческие премудрости никакого удовольствия не доставляют.

— Уверен?

— Что уверен?

— Ты пробовал с людьми целоваться?

— С людьми нет, но с драконами в людском обличии, да.

— Ну, это же совсем не то! — отчего-то с жаром запротестовал Шельм.

— Почему?

— Люди… ну, они же другие.

— Можно подумать, что ты сравнивал, — насмешливо глянул на него лекарь.

— Нет, но… — замялся поначалу Шельм, а потом неожиданно встрепенулся, скользнул лукавым взглядом по лицу лекаря, намеренно задержавшись на губах, и объявил: — Но не прочь сравнить.

— Хм, ну и где тогда чистота эксперимента? — полюбопытствовал Ставрас, состроив серьезную мину.

— Ты о чем?

— Чтобы было с чем сравнивать, ты должен знать, каково это целоваться с мужчиной. Не с девичьими же ты мой поцелуй сравнивать будешь.

Шут затих. Ставрас усмехнулся и хотел уже ссадить его со своих коленей, но не успел.

— Я целовался с мужчиной. Давно. Один раз. И очень сильно ненавидел его в тот момент, и сейчас ненавижу. Но поцелуй, это всего лишь соприкосновение губ. Я знаю, чем отличаются мужские губы от девичьих.

— И все еще хочешь попробовать? — спросил Ставрас так ровно, как только смог. Хотя на самом деле куда больше его сейчас интересовали совсем другие вопросы. С кем? Когда? Почему?

— Да, — утвердительно кивнул Шельм.

— Хорошо. Я не против.

— Только…

— Да?

— Здесь нет Веровека.

— А он здесь причем?

— Ну, помнишь, наше, точнее, твое условие, чтобы он смотрел, когда я тебя целовать буду?

— Значит, это будет репетицией. При нем как-нибудь в следующий раз. Как ты на это смотришь?

Но шут на слова уже никак не смотрел, он тянулся к губам. Медленно, в глаза лекаря неотрывно. Ставрас не торопил его. Не шевелился и тоже не отрывал от него взгляда, уже не мог оторвать. Соприкосновение было таким робким, несмелым, что оба, замерев, не сразу осознали, что оно уже произошло. А потом их прервали.

— Эй, хозяева, принимайте работу! — раздался со двора окрик Гиацинта.

Шельм резко отдернулся и соскочил с его коленей на пол, правда, глядел при этом все так же неотрывно. Ставрас подавил в себе неизвестно откуда взявшийся разочарованный вздох и тоже поднялся.

— Иди в спальню, а я пока сам с ними побеседую.

— А если Михей…

— Не волнуйся. Я разберусь, — еще тверже, с нажимом, произнес лекарь.