Юрий Мухин - Три еврея

• Название: Три еврея
• Автор: Юрий Мухин
• Издательство: Крымский мост — 9Д
• Жанр: Современная проза
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-89747-036-5

В этой книге главным действующим лицом являюсь я — так уж получается. Но мое амплуа — «рассказчик». А рассказывать мне приходится о том, о чем мало кто знает, тем не менее, мне хочется, чтобы все, о чем я пишу, было понятно. Поэтому мне приходится и много объяснять, и давать много примеров в объяснение того или иного. Я мог бы давать и примеры из чужой практики, но зачем, когда у меня есть собственные? А отсюда вытекает то, что я не могу в отношении себя следовать хронологии — я вынужден давать случаи, объясняющие ту или иную мою мысль, а характерные случаи были из разных периодов моей жизни. Понимаю, что это неудобно читать, но вы обращайте внимание не на мое жизнеописание, а на то, что я хочу сказать.

Юрий Мухин

---

Так вот, в 70-е годы на нашем заводе эти машины Плюйко работали ненадежно (причем, думаю, по нашей вине, а не по вине Плюйко), часто выходили из строя и были слабым местом в технологии. По тем временам начальником я был не очень большим, да плюс к тому и единственным мужиком в лаборатории, посему мне часто приходилось махать лопатой лично, перебрасывая материалы, которые задавались в печи в ходе наших экспериментов. И вот как-то мне пришлось перебрасывать шихту (напомню, что это смесь кусочков кварцита, кокса и железной стружки) в направлении какого-то круглого столба. И я обратил внимание, что если порцией шихты с лопаты попасть высоко в столб, то шихта разлетается в разные стороны, а если низко (под столб), то она и ложится кучкой у подножия столба. Но если попасть в столб на некоторой высоте от земли, то шихта охватывает его ровненьким конусом. Ага! — подумал я. — А ведь в этом что-то есть!

Дело в том, что смысл завалки шихты в открытую печь машинами Плюйко и заключался в том, чтобы поддерживать вокруг всех трех электродов конуса шихты. Только в таком случае раскаленные газы, выходящие из печи, равномерно пронизывали весь объем шихты и равномерно разогревали его. Если конуса не делать, то тогда газы из тиглей под электродами будут подниматься по пути наименьшего сопротивления — только вдоль электродов, а остальная шихта перестанет прогреваться и закозлится. Не знаю, смогли ли вы это образно себе представить, но тогда поверьте мне, что создание конуса шихты вокруг электродов было делом очень важным. А я, орудуя лопатой, как вы поняли, вдруг увидел, что такие конуса можно создать не только бросками мелких порций под электрод, но и подачей большой порции, но не под электрод, а ударом ее о поверхность электрода на определенной высоте. Если бы задумка удалась, то с печи можно было бы убрать завалочные машины и загружать печь через 4 труботечки. Потренировался я на столбе диаметром около 150 мм, позвал Парфенова с Меликаевым, показал им. И они согласились, что «в этом что-то есть», и благословили меня на дальнейшие исследования.

Рассчитать я ничего не мог и даже не знал, с какой стороны за эти расчеты браться. Самым разумным был путь моделирования. С помощью стеклодува создал модель колошника печи с электродами в масштабе 1:10, передробил компоненты шихты и рассеял их так, чтобы крупность используемых при моделировании частиц тоже была в 10 раз меньше. Стеклодув, соответственно, изготовил мне и стеклянные модели труботечек. Я их закрепил на штативах вокруг модели и стал через них забрасывать в «печь» шихту, меняя наклон и высоту труботечек. Не помню, сколько это у меня заняло времени, но я нашел все необходимые параметры: расположение труботечек, их число, высоту над колошником, расстояние от электродов и наклон их К электродам.

Тщательно вычертил эскизы и в душе ликовал — решение получилось чрезвычайно красивым. Написал рацпредложение (для начала, мы всегда писали сначала рацпредложение, а уж потом заявку на изобретение), но перед тем, как отдать его в БРИЗ, пошел на печи цеха 4 посмотреть, как пройдут через зонты печей мои труботечки и как красиво все будет. Глянул я, и ё-мое! В том месте, где должны были опускаться в печь мои труботечки, в печи проходили пакеты короткой сети — пакеты медных труб, по которым к электродам подается ток. Убрать куда-либо эти пакеты невозможно — изменится симметрия печи и резко вырастет реактивное сопротивление — печь потеряет мощность.

Вся моя работа пошла псу под хвост! А если бы я не жлобничал — не мечтал по молодости застолбить «гениальное изобретение» в одиночку, а сначала поделился идеей с теми, кому ее пришлось бы внедрять — с цеховыми механиками, то они сразу же указали бы мне на это обстоятельство, и я не терял бы время на ненужную работу. Вот от таких глупостей меня и отучал Толя Парфенов.

Конечно, были у него раздражающие меня недостатки, но в конце концов ко всему привыкаешь и находишь пути и способы, как избежать неприятностей от них. С другой стороны, как мне быть недовольным Парфеновым, если он вполне мог пойти и на некоторые издержки ради меня?

Вот был такой случай. Как я уже писал, мы с женой подали заявление и расписались во время моего отпуска, и через неделю после свадьбы я уже уехал в Ермак, а она осталась в Днепропетровске заканчивать аспирантуру. И вот следующей весной ее посылают в командировку в Алма-Ату, столицу Казахстана, вроде и поближе ко мне, но все же более тысячи километров от Павлодара. Я прямо разрывался, не зная, как поступить. Сказал Толе, и он аж вскричал:

— Ты что, дурак?! Молодая жена всего в тысяче километров, а он чего-то думает! Считай себя в отгуле, бери билет на самолет, и чтоб тебя тут не было!

Никаких отгулов у меня не было, и начни меня искать директор, Парфенову сильно влетело бы, но у него такой характер. И благодаря Толе я провел пять чудесных медовых дней в очень симпатичном городе. Ну как мне было быть недовольным таким начальником?

Пожалуй, меньше всего я получил от начальника ЦЗЛ Николая Павловича Меликаева, но нашей вины (моей и его) в этом не было. Я как-то сразу начал заниматься основной технологией — тем, что являлось планом завода, а Николай Павлович занимался выплавкой новых сплавов, и в этом он был дока, но мне это было мало интересно. Конечно, если Меликаев привлекал меня к работе в экспериментальном цехе, то я добросовестно делал то, что требовалось, да и всегда был в курсе того, что плавил экспериментальный, и какие исследования там проводятся. Но это было не мое.

Зато просто трудно оценить то, что я получил от Николая Васильевича Рукавишникова, который в то время был начальником производственно-технического отдела завода. Напомню, что по диплому я был сталеплавильщик, поскольку Кадинов был стале-

Н.В. Рукавишников

плавильщик, и всю учебу в институте я занимался проблемами стали. Мало этого, ферросплавное производство я считал однообразным и крайне неинтересным по сравнению со сталеплавильным, И ни работа на ферросплавных заводах во время практики, ни работа в цехе № 4 к этому ничего не добавили — я продолжал пребывать в уверенности, что технология производства стали более интересна. Рукавишников наставил меня на путь истинный, и именно он показал мне все сложности и проблемы выплавки кремниевых сплавов, показал то, что ни в одной книге не прочитаешь — ученые, пишущие книги, просто не подозревают, что такие проблемы или такие факты есть. Рукавишников был практик с острым умом, исключительной наблюдательностью и неизбывной любознательностью. Последующие 14 лет моих собственных исследований технологических процессов не дали никаких фактов, которые опровергли бы те установки, которые сразу же задал мне Николай Васильевич.

Работали мы с ним очень мало, так как его просто выжил с завода Топильский, но передал мне Рукавишников очень много, даже в материальном смысле. Он оставил мне свою небольшую, но тщательно подобранную библиотеку книг по технологии, причем пара книг была довольно редких. Оставил коллекцию образцов материалов, которые образуются в печи в разных условиях, научил на глаз оценивать шлак, оставил коллекцию фотографий обломков электродов. Более того, это он обратил мое внимание на общепринятое тогда заблуждение, что электроды ломаются от термических напряжений, и показал, насколько важна равномерность усадки электродной массы при спекании. Как исследователя он научил меня очень многому, но главное, указал направления наиболее эффективных исследований. Смешно, но он невольно придал мне уверенности в себе и в плане написания текстов.

Дело в том, что он не мог писать — не мог излагать мысли на бумаге, но и я ведь толком не знал, могу ли я это делать. Одно дело написать текст дипломного проекта или письма жене, а другое дело — текст для публикации в открытой печати. Напечатают, а потом все смеяться будут. И вот как-то Рукавишников объяснил мне свою проблему, дал свою статью для какого-то журнала и попросил ее исправить. Написана она была черт знает как, даже удивительно, поскольку устно Рукавишников все объяснял прекрасно. Я попытался исправить его текст — не получается. Тогда я сам написал текст этой статьи, своими словами объяснив читателям то, что Рукавишников хотел. Ему понравилось, и статью, по-моему, напечатали, а я получил уверенность в том, что у меня его проблемы нет: худо-бедно, а излагать мысли на бумаге я умею.

Моя первая глупость

После того как Друинский перевел меня в ЦЗЛ, жизнь моя стала прекрасной. Я имел ту работу, которую хотел, и при этом мне было наплевать на карьеру на этом заводе, а это давало упоительное чувство свободы и независимости. Мне не надо было ни перед кем унижаться, и ничего ни у кого не надо было просить. Я вам не нравлюсь? Увольняйте! Не дадите мне квартиру? А она мне и не нужна! Выговор мне по партийной линии? А я беспартийный! Вот и возьми меня голыми руками.