Гэри Бронбек - Долг

• Название: Долг
• Автор: Гэри Бронбек
• Издательство: Издательский дом "Мой компьютер"
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2004

Рассказ был признан Ассоциацией писателей ужасов (Horror Writers Association) лучшим рассказом в 2004 году и получил премию имени Брэма Стокера.

---

Гэри Бронбек Долг

Есть ошибки, слишком чудовищные, чтобы сожалеть о них.

Эдвин А. Робертсон

МАМА ОЧНУЛАСЬ КАК РАЗ ВО ВРЕМЯ ПОСЛЕДНЕГО ПРИчастия.

(Это входит в наказание? — отращивал ты Гостей. — А тебе мало? — отвечали они. Снобы вонючие.)

Она уже почти неделю лежит без сознания в реанимационном отделении больницы Седар Хилл Мемориал, удерживаемая на этом свете лишь аппаратами, которые гудят, лязгают, сопят около ее койки, измеряют верхнее, нижнее, легочное давление, чертят замысловатые кривые: 60-140 мм. рт. ст.; 1 мм. рт. ст../25 мм, объем выдыхаемого воздуха 300–200 см, системное давление не превышает 175 мм. рт. ст., гофрированные трубки проходят через горло и легкие, помогая ей дышать: 250 миллисекунд минимальный интервал между выдохами, 5 секунд максимальный интервал между вдохами. Детали. Подробности. Мелочи. Словно круговерть мельчайшых черных крапинок. Словно плывущие титры старого фильма ужасов, вроде тех, на которые папа водил тебя по пятницам, когда ты был единственным ребенком в семье, и все внимание отца доставалось тебе одному.

Вот о чем думаешь — о деталях, мелочах, подробностях. Лишь бы не смотреть на бледное, изможденное лицо, на жалкое исколотое тело. Сменяют друг друга светящиеся цифры, монитор пищит, глотая все новые и новью данные, насос нагнетает воздух в легкие, заставляя вздыматься грудную клетку, все как заведено в мире, сотворенном господом и высокими технологиями… Все, разве что…

(Да, — говорят Гости, — разве что. Вот в чем загвоздка, как говаривал старина Вилли Ш., верно, дружок? Разве что. Всего два слова, а за ними — и разрушение, и боль, и разочарование, и катастрофа… Так драматично, верно? Полагаем, ты не против, если мы вернемся назад и поглядим, что следует за этими словами, самыми-самыми, раз уж ты сам не способен, мы сделаем это для тебя. Давай, будь Хорошим Мальчиком и скажи все вместе с нами, ну же!)

Во-первых, она не должна была здесь находиться. Ее отказ от реанимации и от подключения к аппаратуре, хранившийся в доме престарелых, был действительным и в больнице, но какая-то глупая сиделка запаниковала и вызвала скорую, когда у мамы начались трудности с дыханием, так что ее вновь доставили в больницу и скоренько подключили к аппаратуре. Мама не хотела до конца своих дней лежать прикованной к этой проклятой машине — она столько раз твердила это вам с сестрой, так что, когда эмфизема легких осложнилась пневмонией, вы оба поклялись ей, что этого не будет. Но это случилось. Ты гадаешь, не винит ли она в этом тебя.

Она должна понимать — это не твоя вина. Пока до тебя дозванивались, пока поднимали ее отказ от реанимации, подшитый к истории болезни, хранящейся в доме престарелых, пока сверялись с компьютерными данными… Но с этим пускай разбираются юристы. Позже. А сейчас пришла пора исполнить свой долг.

Вы с сестрой уже вышли на маминого лечащего врача и растолковали ему все, и показали ее волеизъявление, и он печально кивнул, и подмял телефонную трубку, и позвонил в реанимацию, и вы с сестрой предъявили волеизъявление дежурной сестре, и обзвонили всех маминых друзей и родственников, и рассказали им о том, что вы намереваетесь сделать, и связались с отцом Биллом из церкви Святого Франциска. Вы оба согласились подождать, пока все будет готово, прежде, чем отдать последнее распоряжение.

Все так, да? Ну, почти все. Даже сейчас, когда ты стоишь здесь, беспомощный наблюдатель, ты начинаешь прокручивать а уме все с самого начала, словно, концентрируясь на деталях, на мелочах, подробностях» ты можешь найти способ хотя бы на йоту изменить то, что еще не произошло, но вот-вот должно произойти.

Отец Билл прибыл первым — само сочувствие и утешение. «Должно быть, ужасный удар для вас — сначала отец, потом бабушка, а теперь, так скоро…» — говорил он, натягивая облачение и раскупоривая сосуд со святой водой, разыскивая подходящее место в священной книге.

«Во имя Отца и Сына и Святого Духа. О Господь, верховный и гюемогущий судия живых и мертвых, мы все будем стоять пред тобою, после того, как наши краткие жизни подойдут к концу и наши труды будут завершены. Дай нам силы подготовиться к своему последнему часу…»

И тогда-то мама пришла в себя.

Она несколько раз моргнула, потом подняла глаза, увидела Лизбет и улыбнулась, насколько ей позволяла трубка, торчащая из горла.

Отец Билл продолжал: «Праведную и добрую жизнь и защити нас от внезапной и непредвиденной смерти»…

(Вот же тормоз, — говорят Гости, — не ожидал, что все обернется так, да, парень?)

Глаза мамы расширились, она задрожала, — можно было подумать, что у нее какой-то припадок, она выпустила руку Лизбет, словно пытаясь отмахнуться от кого-то. Нет. Остановите это. Поскорей.

«Вспомним же, сколь мы смертны и уязвимы, — продолжал отец Билл, — и воспоследуем заветам твоим. Научи же нас ждать и молиться, и, когда ты пошлешь по нашу душу….»

Мама затрясла головой и издала какой-то чудовищный хлюпающий звук. Ее рука затряслась еще отчаянней, указательный палец начал разгибаться, преодолевая застарелый артрит, пытаясь указать на что-то или кого-то, она повернула голову на бок, опять откинулась на подушку, глаза уставились в глаза твоей сестры.

(Опять Гости. Она не устоит. Точно. Она никогда не могла устоять, когда дело касалось мамы. Следующая остановка — город Шатких Устоев. Тебе это отлично известно.)

«…Мы покидаем сей мир, чтобы узреть тебя, милосердный судия, и воссоединимся с тобой в вечном блаженстве. Мы взываем к тебе через Христа, господа нашего. Аминь».

Отец Билл кладет руку на мамин лоб — вернее, пытается это сделать. «Все в порядке, Мэри, — шепчет он, — все в порядке: Фрэнк и твоя матушка ждут тебя; не надо бояться: Господня любовь облегчит твои страдания и доставит тебя домой».

Он шепчет ей что-то еще, совсем уж тихо, потом, кивнув тебе и твой сестре, поспешно выходит.

Ты не хотел да это смотреть, поскольку отлично знал, что увидишь, но отец Билл ушел, а значит, смотреть больше было не на что.

Ну вот. Теперь все как надо, верно? Да, верно. Исход предопределен, как ни пытайся изменить его, копаясь в прошлом. А ты и не заметил, пока не стало слишком поздно. Что не так с этой картинкой? Слишком много пляшущих черных точек.

Ладно, а теперь что?

Долг.

Ты оборачиваешься к Лизбет, которая глядит да тебя, удивленно улыбаясь, и ее глаза говорят: «Может-все-еще-обойдется». Она держит маму за руку и ггьггается выглядеть счастливой, раз за разом безмолвно вопрошая: а я счастлива? Она вернулась, сна с нами, мы И не надеялись, но она с нами Может, то, что она очнулась, это знак? Может… Может?

(Город Шатких устоев — эта остановка Город Шатких Устоев)

Ты качаешь головой. Радость гаснет, вспыхивает на миг, словно Лизбет пришло на ум, как тебе возразить, и вновь гаснет — окончательно. Она знает, что ты имел в виду, качая головой..

И мама тоже.

Теперь она смотрит прямо на тебя, и ты знаешь, что означает этот взгляд. О да, веки у нее опущены, а воспаленные глаза тусклы, но взгляд Тот Самый. Он говорит — и как ты только мог сотворить эдакое?

Как часто за свои сороке липшим ты ловил на себе этот ее взгляд? Да и, если уж на то пошло, не только от нее — от любого. Да, мама, погляди на меня. Я больше не твой сын — я то, во что т превратился. Сорок один, разведен, одинок (ну, не совсем одинок, ты не поймешь, никто не поймет насчет Гостей), близких друзей нет, и вот я здесь, чтобы убить тебя, потому что именно так ты думаешь, да, мама? «Мой сын собирается меня убить». Потому что ты знаешь — будь здесь одна лишь Лизбет, она не справилась бы. Ты всегда умела убедить ее в чем угодно, но я? Я унаследовал твое упрямство, вот что тебе ненавистно. Наверняка ты и меня сейчас ненавидишь. Или всегда ненавидела, как знать…

«Я так рада видеть тебя», — шепчет маме Лизбет, сжав ее руку и целуя в щеку. Но мама продолжает дрожать, все еще пытается указать на что-то, все еще возражает.

«Тут все хотят тебя повидать, — говорит Лизбет. — Мы всех позвали. Ты сегодня пользуешься успехом».

Ты делаешь глубокий вдох и подходишь к постели. «Привет, мама, — говоришь ты, но голос у тебя какой-то чужой, верно? И когда ты стал говорить чужим голосом? Странно, Лизбет и мама тебя, похоже, узнают. — Я думал, ты будешь крепко спать».

Она продолжает трясти головой, и ты впервые замечаешь, до чего у нее большие глаза (Точь-в-точь олень, застигнутый светом фар, говорят Гости). В первый раз ты позволяешь себе признаться — она напугана. Она знает, что должно случиться, и она не хочет, чтобы это случилось, но стоит лишь глянуть в твои глаза, чтобы понять — она обречена. Может, будь тут одна лишь Лизбет, у нее еще был бы шанс, но ты… О да, тут ей конец!