Павел Блонский - Память и мышление

• Название: Память и мышление
• Автор: Павел Блонский
• Издательство: Издательский дом "Питер"
• Жанр: Прочая научная литература
• Год: 2001
• ISBN: 5-318-00216-1

В своей книге «Память и мышление» (1935) Блонский показал, что четыре вида памяти - моторная, аффективная, образная и вербальная - представляют собой четыре последовательные стадии психического развития человека. Интеграция биологического и социокультурного знания позволила ученому представить впечатляющую картину эволюции не только памяти, но и человеческого поведения в целом.

---

В сновидениях мы не только видим и действуем, но и слышим. Это «слышание», насколько я мог установить, анализируя свои сновидения, чаще всего сводится к мнимому слышанию: так, например, виденная мной во сне женщина на самом деле не говорила, я не слышал в действительности ни одного ее слова, но я как бы сознал ее «высказывание» примерно так, как, глядя на карточку, мы заявляем, что изображенное на ней лицо говорит то-то. Иногда же слышанные слова были на самом деле моими собственными, с сознанием произношения которых я просыпался. Иногда же это были иллюзии слуха от действительных звуков в комнате.

Даже в сновидениях исходные образы — отражения (пусть часто очень искаженные) действительности. Даже сновидения регулируются до известной степени нашими интересами. Но если исходные образы — репродукции, то в самом течении сновидения заметно выступает процесс фантазирующего воображения, точнее выражаясь, главным образом трансформации образов. Мои испытуемые на вопрос, чем сходны их образы со сновидениями, называли следующие черты: 1) «и там и здесь вижу зрительные образы», 2) возникающие непроизвольно, 3) неожиданно меняющиеся, 4) иногда фантастические, 5) обрывающиеся на неприятном («во сне просыпаюсь, а здесь открываю глаза»). На вопрос, чем они отличаются от сновидений, указывалось: 1) в снах больше действия, «я активнее», а здесь скорее панорама («в снах я действую, а здесь скорей созерцаю, хотя и там и здесь создается в связи с виденным настроение, имею в связи с ним то или иное переживание, чувство»); 2) сны ярче, а в опытах вначале бывают моменты смутных красок и неясных образов, которые постепенно переходят в более рельефные и ясные («хотя думаю, что и в снах это бывает, но так как там сознание спит, то эти моменты не запоминаются»); 3) «во сне я всецело под влиянием сновидений, а здесь я могу в любой момент открыть глаза, если неприятно»; 4) «здесь я больше вижу, как одна картина переходит в другую, виднее сменяемость их. Хочется сравнить с кино: во сне лента быстро движется, а здесь более медленно, и потому видны промежуточные моменты».

Судя по этим данным, воображение во сне ярче, непроизвольней (спонтанней), быстрее и дает скорее действие, чем панораму. Последнее я объясняю тем, что в сновидениях основной из возможных во сне стимулов — изменения в положении своего тела, и потому они так заметно отражаются (конечно, искаженно) в образах. Непроизвольность процесса указывает, что процесс происходит на более низком уровне, и, может быть, на то же указывают яркость и быстрота течения образов сравнительно с образами в экспериментах: яркость и непроизвольность процесса, может быть, является следствием незаторможенности процесса со стороны коры.

В заключение оговорим, что в основе сновидений лежит не только воображение. Поэтому проблема сновидений — большая и сложная проблема сонного сознания — далеко не исчерпывается проблемой воображения. Но в данной книге нас интересует последнее, а не проблема сновидений в ее развернутом виде.

8. Проблема ассоциации представлений (образов).

История психологии знает немало попыток свести три основных вида ассоциаций к одному. Это стремление законно, если мы считаем их тремя видами одного и того же явления — ассоциации. И тем не менее, насколько легко удалось уловить общее между ассоциацией по сходству и ассоциацией по контрасту, настолько не удаются и до сегодняшнего дня попытки свести ассоциацию по сходству на ассоциацию по смежности или, наоборот, ассоциацию по смежности на ассоциацию по сходству. Безуспешность этих упорных попыток наталкивает на вопрос, не отличаются ли эти «ассоциации» и по роду (toto genere) друг от друга.

И это действительно так. То, что мы называем ассоциацией по сходству (и контрасту), представляет собой, по крайней мере в области образов, не что иное, как трансформацию образа, которая состоит в том, что данный образ частично становится иным, а частично остается еще прежним (длинная коробка — длинная полоса). Проще говоря, здесь имеет место частичное, т. е. постепенное, непрерывное изменение.

Термины «ассоциация», «связь» рискуют толкнуть нас на крупные ошибки: здесь нет связи двух разных образов; здесь есть изменение, два различных момента, два последовательных состояния одного и того же образа. Термин «ассоциация» здесь не соответствует действительности: в данном случае надо говорить не о связи разных явлений, но об изменении одного и того же.

В результате отпадают по отношению к ассоциации по сходству два основных мифа ассоциационизма. Первый из них — психологический — учит о «нахождении» в сознании (явно фигуральное выражение) различных концептов, которые имеют свойство «вызывать» сходные концепты, в данном случае образы. Вопреки этому мифу имеет место в действительности процесс постепенного изменения концепта-образа, изменяющегося в процессе своего существования, подобно всему существующему. Все, что возникло и начало существовать, изменяется — таков основной закон всего существующего. Этому закону изменения подчинены и образы.

Важнейшую для психологии проблему изменения образов ассоциативная психология подменяла проблемой связи двух неизмененных концептов. Словом, вместо изучения процесса изменения мы стоим пред теорией внешней связи концептов, понимаемых как неизменяемые вещи. Эта ярко механистическая (внешняя связь, а не внутреннее изменение) и метафизическая (концепты как неизменные сущности) ассоциативная психология толкала [исследователей] и на другой миф — физиологический: всякий раз, когда «связываются» два сходных образа (речь идет — напоминаю — о так называемой ассоциации по сходству), связываются-де два соответствующих нервных элемента. Я называю это мифом, ибо здесь мы имеем дело с бездоказательным предположением, притом явно гипостазирующего характера (превращение изменяющихся образов в «связывающиеся» «нервные элементы»).

Наши образы не неизменные сущности: они не стойки, они текут, т. е. изменяются. Это течение, т. е. изменение образов, в ряде случаев происходит постепенно, т. е. представляет собой непрерывный процесс. В этом случае, т. е. в случае непрерывного изменения, оно в каждый данный момент является лишь частичным изменением: кое-что еще не успело измениться, и это еще не успевшее измениться и является тем образом, что составляет сходство. Учение об ассоциациях по сходству учло этот элемент сходства, но оно совершенно не поняло, откуда это сходство берется, почему оно бывает. Не поняв этого, учение об ассоциациях по сходству подменило изучение процесса непрерывного (постепенного, частичного) изменения образа проблемой «связывания», и в этом вред критикуемого учения.

Но далеко не всегда наши образы текут непрерывно. Сплошь и рядом их непрерывное течение нарушается восприятиями, которые дают начало возникновению новых образов и мыслей. Но даже в тех случаях, когда врывающееся в течение образов действие восприятий минимально, например когда я «ушел» в свои грезы или вследствие искусственных условий психологического эксперимента, или в гипнагогических состояниях, все же течение образов не продолжается мало-мальски долгое время, как постепенное непрерывное изменение данного образа: процесс трансформации осложняется процессом реинтеграции. Процесс реинтеграции по отношению к образам состоит в том, что при возникновении в результате трансформации данного образа одновременно более или менее полно возникает в виде образа то восприятие, одной из частей которого был тот субъект, образ которого возник только что в результате трансформации. Получается как бы восстановление соответствующего более полного образа, почему этот процесс справедливо называть реинтеграцией.

Если «ассоциация по сходству» маскирует факт постепенного изменения одного и того же образа, неверно подменяя его внешней связью двух разных образов, то «ассоциация по смежности» более безобидна. В случае реинтеграции можно говорить о связи в прежнем восприятии. Термин «связь», «ассоциация», здесь не является неверным. Однако не является выигрышным для дела и пользование им. Введение вместо него термина «реинтеграция», понимаемого как «восстановление в виде образа прежнего восприятия» (или, шире, как восстановление в более полном виде прежнего переживания), можно надеяться, поможет лучше понимать суть исследуемой проблемы.

Пока преждевременно гадать о физиологическом процессе, лежащем в основе реинтеграции, представлять ли его вроде какого-нибудь регенерационного процесса или чего-либо иного. Но некоторые более узкие проблемы и сейчас выигрывают от введения понятия реинтеграции. Так, например, психоаналитическая процедура с ассоциативным экспериментом становится яснее, понятнее, если вместо оперирования малосодержательным термином «ассоциация по смежности» мы признаем, что имеем здесь дело с восстановлением, реинтеграцией прежних переживаний и тем самым получаем возможность проникнуть благодаря этой реинтеграции прошлого в психологическую биографию испытуемого. Подобная психоаналитическая процедура оказывается, таким образом, способом при помощи реинтеграции («ассоциация по смежности» как реакция испытуемого на стимул экспериментатора) получить более полный анамнез.