Татьяна Толстая - Детство Лермонтова

• Название: Детство Лермонтова
• Автор: Татьяна Толстая
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Детская проза
• Год: 1964

«Драматически складывалось детство великого русского поэта Михаила Юрьевича Лермонтова. Его отец — обаятельный, но эгоистичный, легкомысленный человек. Глубоко поэтичен образ его юной, рано умершей матери. После трагической ее смерти властная и суровая бабушка Арсеньева оставила у себя ребенка, несмотря на протест отца…»

«…Повесть дает представление о суровой эпохе крепостничества, свидетелем которого был Лермонтов…»

Из аннотации от издательства.

---

Местные жители начали строиться, а военным стали давать земли для застроек. Тетушка Екатерина Алексеевна, уставшая от тяжбы с братьями мужа, стала хлопотать о том, чтобы получить здесь участок, и говорила, что намерена разобрать свой дом в Шелкозаводске и сложить его у подножия Горячей горы.

Екатерина Алексеевна несколько раз приезжала навещать сестру. Лечение Мишеньки было окончено, у него прошли все сыпи и нарывы, а сам он, налившись светом благодатного теплого солнышка, соками ароматных летних фруктов, поздоровевший и окрепший от целебной воды, стал ходить один, без помощи дядьки и нянек. Тогда Екатерина Алексеевна сказала, что пора ехать отдыхать в Шелкозаводск. Она увезла сестру с внуком и со всем штатом к себе в имение, и там все зажили весело и дружно.

Христина Осиповна усаживалась на скамейке и, оставив вязанье, восторженно смотрела на небо и на горы; Дарья оживленно беседовала с Андреем Соколовым, а преданная няня Лукерья помогала Мише лепить пирожки из песка. С балкона доносились то раскаты громоподобного смеха сестер, то шепотные жалобы Арсеньевой.

Екатерина Алексеевна клялась, что после ванн Миша зимой будет бегать, как горец! Она рассказывала про самые тяжелые случаи золотухи и ревматизма, излеченные серной водой.

У Хастатовых было трое взрослых детей: кроме сына Акима, еще были две дочери — Мария и Анна. Для Анеты, молодой девушки на выданье, приглашали молодых людей, и на вечеринках танцевали шумно и беззаботно.

Мария Акимовна, или Мери, была замужем за Павлом Петровичем Шан-Гиреем. Молодые супруги не расставались и любили гулять по аллеям разросшегося плодового сада. В саду деревья радовали глаз обилием плодов: гранаты, айва, каштаны, абрикосы, тута, особо нежные сорта восковых яблок, рассыпчатых и сладких, груши, мягкие, как масло.

Екатерина Алексеевна любила хвалить Шелкозаводск: «Это рай земной!»

Имение было расположено на границе русской с горскими племенами, поэтому приятели в шутку называли Хастатова «передовым помещиком Российской империи».

— А не страшно ли тут жить? — осведомлялась Арсеньева. — Не зарежут ли нас в твоем земном раю? Мне на днях снилось, что на берег Подкумка выходит чеченец с большим кинжалом.

Екатерина Алексеевна, не стесняясь, захохотала и ответила сестре с кавказским акцентом, приобретенным ею за годы жизни на Кавказе:

— Иной раз на гладком месте тебя стережет беда, а в горах, где мерещится опасность и, может быть, даже действительно есть опасность, с тобой может ничего не случиться!

Беззаботность сестры успокоила Елизавету Алексеевну, и она перестала говорить об опасности, тем более что на другой стороне реки стояла крепость Ивановская, где были две роты солдат.

Шелкозаводск находился близ Георгиевска, в Терской области. Местоположение его радовало глаз, оттуда были видны снежные горы, а в хорошую погоду могучий белоснежный Казбек, облитый розоватым светом солнца. Терек протекал невдалеке и, несмотря на то что посещать низкие, пустынные берега реки, густо заросшие кустарником и деревьями, было небезопасно, Хастатовы возили своих гостей показывать Терек — любимую ими бурную, мутную реку, крутящую мелкие камни на своем пути.

Вокруг жили кумыки, чеченцы и другие горцы. Среди них было немало кустарей и торговцев. Бабушка накупила разных вещей, сукна, ковров, а Мишеньке сделала кавказский костюм: черкеску с газырями[8] и с маленьким кинжалом, мерлушковую шапку и мягкие сапоги.

Горские кони славились, и молоко их кобылиц считали целебным. Мишеньку поили кумысом так часто, что он привык его пить вместо воды. Но особенно нравились ему кавказские фрукты: черный виноград, покрытый белым матовым сахарным налетом, сладкие арбузы, красные, как бархат, с черными спелыми семечками, и душистые дыни, тающие во рту.

Здесь все было прекрасно: люди храбрые, природа роскошная. Животные тоже отличались от российских. Встречались верблюды, высоко несущие голову, мягко ступающие длинными узловатыми ногами; длинноухие ослики, бегущие мелким шагом под хворостиной хозяина; голые темно-серые буйволы, медленно и добросовестно тянущие огромные возы; лошади с грациозными точеными ногами уверенно ставили свои копыта на узкую скалистую дорогу. Все это было необычно и хорошо.

От детей скрывали, что нередко по ночам на линии бывали перестрелки. Тогда Екатерина Алексеевна надевала бурку, снимала со стены ружье и выходила вместе с мужчинами.

Горцы должны были видеть в ней врага, но даже они уважали ее смелость.

Опасность ночных перестрелок не умаляла прелести кавказской жизни, и только осенью Арсеньева с неохотой решила покинуть Кавказ, и то потому, что брат Николай, который задержался под предлогом лечения, получил предписание выехать в Петербург.

Торжественно провожали гостей. На прощание Павел Иванович Петров, который за это лето стал официальным женихом Анеты, подняв бокал, обратился к Арсеньевой со стихотворным приветствием.

От первого путешествия на Кавказ осталось в памяти роскошное небо цвета бирюзы, ярко-зеленые крутые горы и низкие равнины, и на них — всадники, мчащиеся на тонконогих конях.

В наши дни газыри, утеряв свое первоначальное значение пороховниц, делаются как сплошные деревянные палочки и служат только украшением черкески. Долго помнилась горячая голубоватая серная вода с запахом тухлого яйца; в этой воде купались. Воду, которую доставали стаканами из серного источника, тянули через серебряные трубочки, похожие на макароны, чтобы не чувствовать ее вкуса…

Когда путешественники подъезжали к Пензенской губернии, уже лили осенние дожди. Александр Алексеевич ворчал, боясь застудить себе ногу.

Разные дорожные впечатления развлекали и веселили поздоровевших путешественников. Дедушка Александр, наблюдая Мишеньку, как-то заметил сестре:

— Да, приглядевшись к племяннику, я тоже начинаю думать, что он, когда вырастет, будет не офицер, а филозо́ф.

Мальчик, услыхав незнакомое слово, потребовал его разъяснения, и долго бился Александр Алексеевич, стараясь дать ему объяснение поточнее.

Когда приехали в Пензу, узнали новость — сестра бабушки Наталья Алексеевна вместе с мужем своим Григорием Даниловичем и детьми переселились на жительство в Москву. Сторговали дом на Маросейке и уехали, говоря, что пора заняться образованием детей. Бабушка плакала и говорила, что будет скучать.

Миша бродил по чужим комнатам пензенской квартиры и вздыхал в одиночестве. Играть было не с кем, поэтому он опять принялся за мелки. Но за это лето он стал крепко стоять на ножках и научился как следует ходить. Этому он очень радовался, и дядька Андрей уже не выносил мальчика на улицу, а шел сзади, когда Миша гулял по пензенским улицам.

Афанасий Алексеевич бывал по-прежнему часто и торопил ехать в Тарханы. Новый дом был уже готов, ему хотелось уехать в свое имение, но бабушка колебалась, ехать ли в деревню. Все-таки в Пензе спокойно под бдительным покровительством благожелательного губернатора! Но Афанасий Алексеевич сообщил, что Сперанский получил новое назначение: сибирским генерал-губернатором, и он должен вскоре уехать из Пензы. Арсеньева впала в отчаяние. Отныне она должна своими собственными силами защищаться от зятя.

Пребывание в Пензе стало казаться ей бессмысленным, раз Сперанский уезжал оттуда, Арсеньева решила переехать в Тарханы. Она вызвала Абрама Филипповича Соколова, своего управляющего, и велела подготовить дом к прибытию хозяев.

Глава IV Новый дом в Тарханах

…И вижу я себя ребенком, и кругом
Родные все места; высокий барский дом
И сад с разрушенной теплицей…
В аллею темную вхожу я; сквозь кусты
Глядит вечерний луч, и желтые листы
Шуршат под робкими шагами…

М. Ю. Лермонтов. «Как часто, пестрою толпою окружен…»

Афанасий Алексеевич предполагал, что сестра приедет с Кавказа раньше и в Тарханах будет к своим именинам, ко дню Елизаветы, 5 сентября. Но, задержавшись в Пензе, Арсеньева решила праздновать новоселье в день рождения Мишеньки, потому что для него строился этот дом. Поехали с расчетом быть ко 2 октября. Хотя Миша родился в ночь со второго на третье, но праздновали второго.

Когда Арсеньева с внуком подъезжали к Тарханам, очарование осени охватило их. Дубовые леса уже были тронуты дыханием холода, и пожелтевшие большие листья узорным золотым заревом возникали среди еще зеленой травы. Щетина сжатых хлебов далеко была видна в полях под огромным небом с волнистыми, тяжелыми лиловатыми облаками.

Показались наконец ворота имения, но это были совсем незнакомые ворота — глаз еще не привык к узору их новой решетки. Когда новые ворота усадьбы раскрылись и путники въехали во двор и покатили по знакомой липовой аллее, они заметили две большие круглые цветочные клумбы перед новым домом, пересеченным двойным рядом балконов.