Карл Маркс - Собрание сочинений, том 12

• Название: Собрание сочинений, том 12
• Автор: Карл Маркс
• Жанр: Философия

Двенадцатый том Сочинений К. Маркса и Ф. Энгельса содержит произведения, написанные с апреля 1856 по январь 1859 года.

---

Герцог: Г-н Френч все время пристает ко мне с этим набором. Он вечно выпрашивает что-нибудь для себя. Как он ведет себя по отношению к тебе, милочка?

Г-жа Кларк: Так себе, неважно.

Герцог: Ну, так пусть этот Френч будет поосторожнее, не то я живо разделаюсь с ним и с его набором.

Было также представлено несколько писем достославного герцога, в которых любовные излияния были перемешаны с вопросами о меркантильно-военных сделках. Одно из них, от 4 августа 1803 г., начинается так:

«Не нахожу слов, чтобы выразить моей милочке, моей душечке наслаждение, которое ее дорогое, ее прелестное письмо принесло мне, или сколь я сильно чувствую всю ту ласку, которую она высказывает мне в нем Миллионы и миллионы благодарностей за это, мой ангел».

Познакомившись с таким образчиком стиля герцога, не приходится удивляться, что ученые мужи из колледжа Сент-Джона в Оксфорде преподнесли его королевскому высочеству диплом доктора прав. Не довольствуясь торговлей военными чинами, эти любящая парочка додумалась торговать также назначениями в сан епископов и настоятелей.

Выяснились и еще кое-какие факты, не менее лестные для славного отпрыска Брауншвейгской династии, например, что некий офицер по фамилии Добер был в течение ряда лет любовником г-жи Кларк и что с ним она пыталась забыть раздражение, омерзение и отвращение, испытываемые ею в обществе герцога.

Друзья герцога, обозвав его ангела «бесчестной и наглой особой», пытались привести в оправдание своего нежного юноши, лет пятидесяти от роду и уже двадцать лет женатого, всепоглощающую силу страсти. Однако эта страсть, кстати сказать, не помешала герцогу семь месяцев спустя после его разрыва с г-жей Кларк перестать выплачивать ей ежегодное пособие, о котором они условились, а когда ее требования сделались особенно назойливыми, пригрозить ей позорным столбом и тюрьмой. Именно эта угроза и послужила непосредственной причиной разоблачений, сделанных г-жей Кларк полковнику Уордлу.

Было бы скучно останавливаться на всех заседаниях палаты общин со всеми фигурировавшими там грязными подробностями или комментировать умоляющее письмо доблестного герцога от 23 февраля (1809 г.), в котором он торжественно клянется палате общин «честью принца», что ему ничего не известно даже о том, что было доказано на основании писем, написанных его собственной рукой. Достаточно будет привести слова генерала Фергюсона в палате, что «если герцог останется на своем посту, это бросит тень на всю армию», а также добавить, что 20 марта канцлер казначейства г-н Персивал объявил об уходе герцога в отставку, после чего палата приняла предложенную лордом Олторпом резолюцию, гласящую, что «поскольку его королевское высочество герцог Йоркский отказался от командования армией, палата не считает нужным продолжать расследование» и т. д. Лорд Олторп объяснил свое предложение желанием

«занести заявление герцога об отставке в протокол заседания палаты с целью отметить, что герцог навсегда лишился доверия страны и, следовательно, не должен надеяться когда-либо вернуться снова к занимаемому им положению».

Полковника Уордла в награду за его смелые выступления против герцога засыпали изъявлениями благодарности; все. графства, города, городки и местечки Великобритании прислали ему адреса.

Одним из первых актов регентства принца Уэльского — впоследствии Георга IV — было восстановление в 1811 г. герцога Йоркского в его должности главнокомандующего; нужно сказать, что этот первый шаг весьма типичен для всего царствования этого августейшего Калибана[14], прозванного первым джентльменом Европы потому, что он был самым последним ничтожеством рода человеческого.

И вот этого-то герцога Йоркского, чей памятник был бы достойным украшением навозной кучи, маркиз Кланрикард называет «выдающимся главнокомандующим», а лорд Ленсдаун — «замечательным, всеми уважаемым человеком»; эта же самая личность увековечена «в священном памятнике», по словам графа Абердина, — словом, это и есть ангел-хранитель палаты лордов. Поистине, верующие достойны своего святого.

Написано К. Марксом около 25 апреля 1856 г.

Печатается по тексту газеты

Напечатано в «The People's Paper» № 208, 26 апреля 1856 г.

Перевод с английского

На русском языке впервые опубликовано в журнале «Пролетарская революция» № 1, 1940 г.

К. МАРКС САРДИНИЯ[15]

Историю Савойской династии можно разделить на три периода: первый, когда она возвышается и расширяет свои владения, занимая двусмысленную позицию между гвельфами и гибеллинами, между итальянскими республиками и Германской империей; второй, когда она преуспевает, переходя то на ту, то на другую сторону в войнах между Францией и Австрией[16]; и последний, когда она старается использовать охватившую весь мир борьбу между революцией и контрреволюцией, подобно тому как она использовала в свое время антагонизм народов и династий. Во все эти три периода двусмысленность является постоянной осью, вокруг которой вращается политика этой династии, и естественно, что результаты, к которым такая политика приводит, оказываются незначительными по размерам и сомнительными по своему характеру. Мы видим, как в конце первого периода, одновременно с образованием крупных монархий в Европе, Савойская династия создает небольшую монархию. В конце второго периода Венский конгресс соблаговолил уступить ей Генуэзскую республику, в то время как Австрия проглотила Венецию и Ломбардию, а Священный союз зажал рот всем второразрядным государствам, как бы они ни назывались. Наконец, в течение третьего периода Пьемонт получает разрешение явиться на Парижский конгресс, составляет меморандум против Австрии и Неаполя[17], преподает мудрые советы папе, принимает снисходительные похвалы от Орлова, его конституционные стремления находят поощрение в coup d'etat [государственном перевороте. Ред.], а его мечты о гегемонии в Италии получают поддержку со стороны того самого Пальмерстона, который столь успешно предал Пьемонт в 1848 и 1849 годах[18].

Со стороны представителей Сардинии сущей нелепостью является мысль, будто конституционализм, агонию которого они в настоящий момент могут воочию видеть в Великобритании и банкротство которого на европейском континенте обнаружили революции 1848–1849 гг., доказав, что он одинаково бессилен как против королевских штыков, так и против народных баррикад, — будто этот самый конституционализм в настоящее время готовится не только праздновать свое restitutio in integrum [полное восстановление. Ред.] на пьемонтской сцене, но даже стать всепобеждающей силой. Подобная мысль могла возникнуть лишь у великих людей маленького государства. Для всякого беспристрастного наблюдателя является бесспорным, что если Франция — крупная монархия, то Пьемонт должен оставаться малой монархией, что если во Франции — императорский деспотизм, то существование Пьемонта в лучшем случае будет зависеть от его милости, и что если Франция станет настоящей республикой, то пьемонтская монархия исчезнет и растворится в итальянской республике. Самые условия, от которых зависит существование сардинской монархии, препятствуют осуществлению ее честолюбивых целей. Она может играть роль освободителя Италии только в эпоху, когда революция приостановлена в Европе, а контрреволюция безраздельно господствует во Франции. При таких условиях она может помышлять о том, чтобы взять на себя главенствующую роль в Италии в качестве единственного итальянского государства с прогрессивными тенденциями, с своей собственной династией и национальной армией. Но в силу этих же условий она оказывается, с одной стороны, под давлением императорской Франции, а с другой — императорской Австрии. В случае серьезных трений между этими соседними империями Сардиния неизбежно станет сателлитом одной из них и театром военных действий для обеих. В случае же установления между ними entente cordiale [сердечного согласия. Ред.] она должна будет довольствоваться жалким прозябанием, временной отсрочкой своей гибели. Опираться на революционную партию в Италии было бы для нее равносильно самоубийству, так как события 1848–1849 гг. рассеяли последние иллюзии насчет революционной миссии этой партии. Таким образом, надежды Савойской династии связаны с сохранением status quo в Европе, но status quo [существующего порядка, существующего положения. Ред.] в Европе исключает возможность расширения границ Пьемонта на Апеннинском полуострове и отводит ему скромную роль итальянской Бельгии.

Поэтому пьемонтские уполномоченные, пытавшиеся возобновить на Парижском конгрессе игру 1847 года, могли представлять собой лишь довольно плачевное зрелище. Каждый ход, который они делали на дипломатической шахматной доске, означал шах для них самих. Бурно протестуя против австрийской оккупации Центральной Италии, они принуждены были лишь осторожно касаться оккупации Рима Францией[19]; жалуясь на теократию римского первосвященника, они вынуждены были покорно терпеть ханжество и лицемерие первородного сына церкви [Наполеона III. Ред.] . Им пришлось обращаться к Кларендону, проявившему столько мягкости и снисхождения к Ирландии в 1848 г., с просьбой преподать уроки гуманности неаполитанскому королю [Фердинанду II. Ред.], а тюремщика Кайенны, Ламбессы и Бель-Иля[20] они должны были просить открыть тюрьмы Милана, Неаполя и Рима. Провозглашая себя борцами за свободу в Италии, они лакейски склонились перед ожесточенными нападками Валевского на свободу печати в Бельгии, мотивируя это своим глубоким убеждением, что