Артем Драбкин - Я дрался на бомбардировщике. Все объекты разбомбили мы дотла

• Название: Я дрался на бомбардировщике. Все объекты разбомбили мы дотла
• Автор: Артем Драбкин
• Издательство: ООО «Издательство «Яуза», ООО «Издательство «Эксмо»
• Жанр: Публицистика
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-699-40375-2

НОВАЯ книга от автора бестселлеров «Я дрался на Т-34», «Я дрался на Ил-2» и «Я дрался на Пе-2»! Собрание воспоминаний летчиков Великой Отечественной, воевавших на бомбардировщиках Пе-8, Ил-4, Б-25, А-20 и др. Налеты на железнодорожные узлы и вражеские столицы, удары по стратегическим объектам и коммуникациям противника, торпедные и топмачтовые атаки — на боевом счету героев этой книги сотни смертельно опасных заданий, успех которых зависел от каждого члена экипажа — командиров кораблей, пилотов, штурманов, бортинженеров, стрелков-радистов. Они прорывались сквозь зенитный огонь и отражали атаки немецких истребителей, не раз возвращались из боевых вылетов «на честном слове и на одном крыле», горели в подбитых бомбардировщиках и неделями выбирались к своим с вражеской территории после вынужденных посадок… Обо все этом, о потерях и победах, о кровавом ратном труде и фронтовом братстве они рассказали в интервью, собранных в данной книге.

---

Два года я работал инструктором. Выпустил группу десять или двенадцать человек на У-2. Причем ни одного не отчислил! На Р-5 тоже десять-двенадцать человек, отчислив только одного. На третий год работы инструктором война началась. Я своих выпустил уже на СБ… СБ был приятный в технике пилотирования. И скорость у него приличная. Когда он был в Испании, даже «мессера» его не всегда догоняли. Но он стал староват. Как узнал, что война началась? Был выходной. Молодежь — кто куда, а я в Саратов уехал. Услышал «Война» и быстро вернулся. Летали как обычно. Я на СБ своих возил… Крепко нам врезали в 1941 году. Все инструктора, кто не был женат, все просились на фронт. Я тоже просился. Меня не пустили, и я продолжал на СБ работать инструктором. Отряд сформировали, и он улетел на фронт. Стали формировать второй отряд на Р-5. Я опять просился — и опять не пустили. Отряд улетел.

В конце 1941 года в Монино стали прибывать самолеты В-25 «Митчелл», и в начале 1942 года от нас несколько человек отпустили на них переучиваться. Мы приехали и начали изучать новые самолеты. Все мы раньше учили немецкий язык, а тут американское оборудование. Сделали надписи: «ON» — «включен», «OFF» — «выключен». Некоторые приборы и так понятны: «авиагоризонт» — видно, что это «авиагоризонт».

Меня поставили правым летчиком к замкомэску Карасеву. Он уже летал. Полет сделали. Зарулили. Наш полк стоял в лесу. Пошли в столовую, покушали. Вдруг слышу:

— Дудаков, командир полка тебя вызывает.

Прихожу.

— Ты откуда к нам приехал?

Я говорю:

— Из Энгельса. Там инструктором работал. Три года. У-2, Р-5 и СБ.

— Да? Завтра у тебя провозные…

И на другой день тот же Карасев дал один полет в зону, один или два по кругу и пустил меня самостоятельно.

Б-25 был настолько простой и хороший самолет, что мне кажется, проще, чем У-2. Два мотора, два киля в створе винтов. Он послушный был. Еще и трехколесный. Носовая стойка облегчала пилотирование. Взлетаю: дал газы, скорость набираю, беру штурвал на себя, оторвался, шасси убрал и пошел. И сажусь: сел, бежит, опускаю переднее колесо, притормаживаю, и все. Простой в технике пилотирования настолько, просто не могу сказать. Я любил этот самолет. Счастье, что я попал на него.

Сначала приходил В-25 С. Вооружение на нем было такое: нижняя башня выдвижная, на ней два крупнокалиберных спаренных пулемета. На верхней башне тоже два спаренных крупнокалиберных пулемета 12,7 мм. Надо отдать должное, пулеметы хорошие. И четыре пулемета, с которых стрелял пилот, и кабина штурмана. Правда, не на всех самолетах. Чаще в носу был один пулемет.

Когда мы начали летать, обнаружилось, что нижняя стрелковая установка, по существу, «слепая» и от нее толку нет. Мы просили пулеметы в корму. Американцы быстро отреагировали на нашу просьбу. В следующий самолет тип «D» в самую корму поставили пулемет.

А потом, где-то уже, наверно, в 1944 году, на тип «G» они поставили в корму два спаренных пулемета. Нижний совсем выбросили и поставили по одному пулемету с боков в окна… Из них могли стрелять стрелки. Вот такое вооружение. И экипаж стал не пять человек, а шесть…

Линия фронта проходила под Москвой, в районе Гжатска. Бомбим мы, допустим, Вязьму или Смоленск, прожектора ловят самолет и начинают по нему бить зенитки, но сбивали редко. Наш вырвался, а к нему сзади Ме-110 пристраивается и, ориентируясь по выхлопам из патрубков, топает за нашим на аэродром. Приходит наш самолет на аэродром, бдительность падает, пулеметы убирают. А Ме-110 подходит и расстреливает. Так сбили несколько самолетов. Нас сразу же оповестили. Слава богу, меня ни разу не атаковали. Уже после войны, когда я командовал 22-й дивизией, у меня было четыре полка: три на Ту-16 и четвертый на Ту-22. Вот этим полком командовал Алексей Григорьевич Гомола, выше меня на голову, шире в плечах, красавец. Тоже всю войну пролетал.

Сидим, разговариваем. Он говорит:

— И меня сбили под Серпуховом. После четвертого разворота подошел «мессер» и как дал! Стрелка убил насмерть. Слава богу, мимо меня прошло. На брюхо посадил. Вернее, шасси вытащил, но оно сложилось, и я на брюхо…

А я рассказал ему, как я сбивал немцев. Был такой случай. В нашей 222-й ад дд (4-я гад дд) было три полка. Наш, 125-й, в марте 1943-го стал 15-м гвардейским (потом стал именоваться 15-й гвардейский Севастопольский Краснознаменный), 37-й стал 14-м гвардейским. А еще полк, не помню, как он раньше назывался, стал 16-м гвардейским. Наш полк перебросили в Чкаловское…

Если мы с севера возвращались, то выходили на Клин, Загорск, и кто в Чкаловское, кто в Монино. Если возвращались с юга, то выходили на Серпухов, шли по Оке и опять на свой аэродром. Не помню, то ли Вязьму, то ли Смоленск бомбили. Превышение над уровнем моря до четырехсот метров. Ну и идем домой, прошли Клин. Стрелок-радист говорит:

Командир, сзади-ниже все время идет самолет. Я говорю:

— Да-а-а-а?! Смотри, батя, не зевай!

Вася был старше меня на семь лет, я его «батя» звал. Включаю радиовысотомер. Четыреста пятьдесят, четыреста двадцать пять, ниже я не могу спускаться. Спрашиваю:

— Что у нас?

— Идет на нашей высоте и приближается.

Я говорю:

— Да-а-а-а?! Не зевай. Сейчас сыграю «Сулико».

Беру и выпускаю закрылки. У меня минимальная скорость, на которой я могу держаться в воздухе, меньше, чем у истребителя. И он, чтобы не проскочить меня, делает отворот вправо, и луна осветила фашистские кресты! «Батя» не выдержал, как дал длинную очередь! Я спрашиваю:

— Ты не в своего стрелял?

— Нет, командир. «Мессер», я видел свастику. Вон, горит на земле!

Я говорю штурману:

— Пометь это место.

Истребитель близко подошел, и длинная очередь, возможно, убила летчика. Летчик на ручку навалился, а земля-то рядом была, ударился. И загорелся. Прилетаем, докладываем.

Командир полка взял штурмана, стрелка, и они слетали на Ли-2 в Клин. На «газике» на место добрались. При возвращении сообщают:

— Сбит «110-й».

Стрелку — орден, мне — благодарность. Вот так.

Потом мы сбили еще одного, это я сам видел. Говорят, что я и третьего сбил, но я не видел и не хочу прихвастывать. Двух — сам видел.

— Вы, как летчик АДД, были в подчинении у Голованова?

— Хорошо, что вы вспомнили этого человека. Подзабыли его, а надо помнить. Он сделал великое дело: организовал 18-ю воздушную армию дальней авиации, стал командующим дальней авиацией. Он был вхож к Сталину и предложил ему в связи с большими потерями переучивать дальнюю авиацию на ночные действия. Сталин согласился. Переучили на ночные боевые действия и на В-25, и на ДБ-Зф, Ил-4 его потом называли. И сразу боевые потери уменьшились. Это заслуга Голованова.

Еще он хотел подчиняться не ВВС, а Сталину, и задания получать от Верховного Главнокомандующего, но Главкому это не нравилось. И все задания мы получали от командования. Я считаю, что тут Голованов «перегнул».

— Вы сразу начали летать ночью, когда в полк пришли? Или сперва днем?

— Слава богу, меня не посылали на боевые вылеты днем. Кое-кого посылали днем в разведку. Хорошо, если погода была плохая — от «мессера» на Б-25 не уйдешь, прилетали все в дырах. Потом переучились и стали летать ночью. Первый боевой вылет был на Курск. Вот тут мне и врезали. Ой, страшно… Штурманом был Саша Попов. Нам заранее, перед вылетом, задали высоту бомбометания — три или четыре тысячи, точно не помню. Летим, штурман говорит:

— Командир, ты знаешь, высота будет ниже заданной метров на пятьсот.

— Ну, пускай будет ниже заданной!

Я возьми да и прибавь обороты. Звук увеличился, и меня взяли прожектора. Как начала зенитка крестить! Снаряды рвутся кругом, в кабине порохом пахнет. Представляешь?! У меня первый раз в жизни волосы поднялись дыбом. Я дал полностью газы, скорость увеличивается, делаю небольшие отвороты, а стрелки докладывают:

— Командир, снаряды рвутся сзади-сверху, опять сзади-сверху…

Я только скорость увеличиваю. Слава богу, вышел! Вышел, моторы работают нормально. С Курска курс прямо в Чкаловское. Прилетаю, все говорят:

— Как тебя не сбили?

Счастье, что не сбили. Какая разница, с какой высоты бомбить? Цель длиной около трех километров, шириной метров пятьсот-шестьсот. Вышел на цель, открывай люки и бросай…

И еще второй был очень страшный вылет. Мы все боевые вылеты делали ночью. А тут днем — конец войны, полное господство в воздухе. Командир полка вообще никогда не летал. Такой лопух был! Не могу спокойно вспоминать о нем. Из-за него я Героя получил только после войны. Приказывает:

— Веди полк.

И я повел… Бомбили Вроцлав в Польше. Высота была три тысячи метров. На подходе зенитка малокалиберная как врежет! Один снаряд малокалиберный попал мне в левый мотор и взорвался. Стрелки как закричали:

— Командир, левый мотор! Бензин!!!..

Вот тут счастье. Бензиновая трубка пробита, но она на стороне, противоположной выхлопному патрубку, и бензин бьет в другую сторону. Я быстро второму мотору полные обороты, а поврежденный выключил. С двумя тоннами бомб самолет идет со снижением. Идем со снижением, со снижением… А зенитка хлещет… Я кричу штурману: