Грэм Грин - Человеческий фактор

• Название: Человеческий фактор
• Автор: Грэм Грин
• Жанр: Современная проза

Роман из жизни любой секретной службы не может не содержать в значительной мере элементов фантазии, так как реалистическое повествование почти непременно нарушит какое-нибудь из положений Акта о хранении государственных тайн. Операция «Дядюшка Римус» является в полной мере плодом воображения автора (и, уверен, таковым и останется), как и все герои, будь то англичане, африканцы, русские или поляки. В то же время, по словам Ханса Андерсена, мудрого писателя, тоже занимавшегося созданием фантазий, «из реальности лепим мы наш вымысел».

---

– Действительно нет оснований для тревоги? – спросил Кэсл. – Не люблю я эту манеру врачей говорить о болезни, особенно когда они начинают успокаивать.

– Оснований для тревоги нет никаких.

– А можно мне пойти взглянуть на него?

– Он сейчас спит. Лучше его не будить. Я дала ему аспирин.

Кэсл вернул первый том «Клариссы» на полку.

– Дочитал?

– Нет, и вообще сомневаюсь, что когда-либо дочитаю. Слишком коротка жизнь.

– А мне казалось, ты всегда любил толстые книги.

– Попробую, пожалуй, взяться за «Войну и мир», пока еще не поздно.

– У нас ее нет.

– Я куплю завтра.

Сара тщательно отмерила четыре порции виски по нормам английских кабачков и, подойдя к Кэслу, вложила стакан ему в руку, словно письмо, которое никто не должен прочесть. Сколько он пьет – это знали только они двое: с коллегами или даже с чужими людьми он обычно не пил в баре ничего крепче пива. В его профессии склонность к алкоголю всегда может вызвать подозрение. Только Дэвис мог без разбора заглатывать напитки, не заботясь о том, кто его видит, но это его лихачество объяснялось полнейшей наивностью. А Кэсл и лихачество и наивность навсегда оставил в Южной Африке, где на него в любую минуту мог обрушиться удар.

– Ты не будешь возражать, – спросила Сара, – если у нас сегодня будет холодный ужин? Я весь вечер провозилась с Сэмом.

– Конечно, нет.

Кэсл обнял ее. Сила их любви была такой же тайной, как и то, что он выпивал четыре порции виски. Рассказать об этом кому-либо – значило подвергнуть себя опасности. Когда любишь, больше всего рискуешь. Во всяком случае, так изображает это литература. Тристан [герой средневекового рыцарского романа «Сказание о Тристане и Изольде»], Анна Каренина, даже похотливая страсть Ловеласа [герой романа С.Ричардсона «Кларисса Гарлоу, или История молодой леди»] – а Кэсл заглянул в последний том «Клариссы». «Я люблю мою жену», – вот и все, что он когда-либо говорил даже Дэвису.

– Я вот думаю, что бы я без тебя делал, – сказал Кэсл.

– Примерно то же, что ты делаешь сейчас. Два двойных виски, а потом ужин в восемь часов.

– Когда я вошел, а ни тебя, ни виски не было, – я испугался.

– Испугался чего?

– Что остался один. Бедняга Дэвис, – добавил он, – приходит в пустой дом.

– Может, у него жизнь куда веселее, чем у тебя.

– С меня хватает веселья, – сказал он. – У меня есть ощущение надежности.

– Неужели жизнь за стенами нашего дома такая опасная? – Она отхлебнула из его стакана и коснулась его рта губами, влажными от «Джи-энд-Би». Кэсл всегда покупал «Джи-энд-Би» из-за цвета: большая порция виски с содовой по цвету казалась не крепче сильно разбавленного виски другой марки.

На столике у дивана зазвонил телефон. Кэсл поднял трубку и сказал: «Алло», – но на другом конце молчали. «Алло». Он сосчитал про себя до четырех и, положив трубку на рычаг, услышал щелчок: телефон отсоединился.

– Никого?

– Наверное, набрали не тот номер.

– В этом месяце так было уже трижды. Причем всякий раз, когда ты задерживаешься в своей конторе. Ты не думаешь, что это может звонить какой-нибудь бандит – проверяет, дома ли мы?

– Да у нас грабить-то нечего.

– Такие читаешь жуткие истории, милый, – про этих людей, которые натягивают на лицо чулок как маску. Терпеть не могу сидеть дома без тебя после захода солнца.

– Потому я и купил тебе Буллера. Кстати, а где Буллер?

– В саду, ест траву. Что-то, видно, ему не по себе. А что до чужих – ты же знаешь, как он себя с ними ведет. Так и ластится.

– Но маска в виде чулка все же может ему не понравиться.

– Он решит, чулок надели, чтобы с ним поиграть. Помнишь, в Рождество… эта история с бумажными шляпами…

– До того, как мы его приобрели, я всегда считал, что боксеры – злые собаки.

– Они и злые – с кошками.

Дверь скрипнула, и Кэсл быстро обернулся: квадратная черная морда Буллера распахнула дверь, он подпрыгнул и, словно мешок с картошкой, упал на колени к Кэслу.

– Лежать, Буллер, лежать. – Длинная лента слюны протянулась по брючине Кэсла. – Если это называется «ластиться» – от такой встречи любой бандюга за милю убежит.

Буллер прерывисто залаял, мотая задом, точно у него в животе копошились черви, и попятился к двери.

– Тихо, Буллер.

– Это он хочет погулять.

– В такое время? Ты же сказала, что он вроде заболел.

– Видимо, он уже достаточно наелся травы.

– Тихо, Буллер, черт бы тебя подрал. Никаких прогулок.

Буллер тяжело опустился на пол, орошая, чтобы успокоиться, паркет слюной.

– Сегодня утром он изрядно напугал электрика, приходившего снимать со счетчика показания, хотя на самом-то деле Буллер только хотел выказать дружелюбие.

– Но электрик же знает его.

– А это был новый.

– Новый! Почему?

– Да у нашего грипп.

– А ты попросила его показать удостоверение?

– Конечно. Милый, ты что, стал бояться бандитов? Прекрати, Буллер. Прекрати.

А Буллер лизал свои интимные места с таким же смаком, с каким старик заглатывает нитроглицерин.

Кэсл перешагнул через него и вышел в холл. Он тщательно осмотрел счетчик, но, не обнаружив в нем ничего необычного, вернулся в гостиную.

– Ты чем-то встревожен?

– Да в общем ничем. Просто кое-что произошло на работе. Новый мужик в службе безопасности показывает себя. Оттого я и взорвался: я же больше тридцати лет работаю в Фирме – уж можно было бы мне доверять. Скоро они будут обыскивать наши карманы, когда мы пойдем обедать. Он попросил меня открыть чемоданчик.

– Не надо преувеличивать, милый. Это же не их вина. Тут виновата твоя работа.

– Сейчас уже поздно ее менять.

– Ничто никогда не поздно, – сказала Сара, и ему так хотелось бы ей поверить. Она пошла на кухню за холодным мясом и по пути поцеловала его.

Он выпил еще порцию виски, и, когда они садились за стол, Сара сказала:

– Хватит дурака валять, слишком много ты пьешь.

– Только дома. Здесь меня никто не видит, кроме тебя.

– Я имела в виду не работу. Я имела в виду твое здоровье. А на твою работу мне ровным счетом наплевать.

– Вот как?

– Подумаешь, одно из управлений Форин-офиса. Все ведь знают, что это такое, и тем не менее ты должен держать рот на замке, точно какой-то преступник. Если ты расскажешь мне – мне, своей жене, – чем ты сегодня занимался, тебя уволят. Хоть бы уж тебя уволили. Так чем ты сегодня занимался?

– Посплетничал с Дэвисом, сделал несколько пометок на нескольких карточках, послал телеграмму… ах да, со мной еще беседовал этот новый офицер службы безопасности. Он знал моего кузена – они оба учились в Корпус-Кристи.

– Какого кузена?

– Роджера.

– Этого сноба из казначейства?

– Да.

Когда они поднимались в спальню, он спросил:

– Могу я взглянуть на Сэма?

– Конечно. Но он теперь уже крепко спит.

Буллер последовал за ними и, словно конфетку, оставил комок слюны на простыне Сэма.

– Ах, Буллер…

Бульдог помахал обрубком хвоста, словно его похвалили. Для боксера он был не слишком умен. Он стоил кучу денег, и его родословная, пожалуй, была уж слишком идеальна.

Мальчик лежал поперек своей тиковой кровати, положив голову на коробку с оловянными солдатиками вместо подушки. Черная нога свешивалась из-под одеяла, между пальцами ее застрял офицер танкового корпуса. Кэсл смотрел, как Сара уложила сына поудобнее, вытащила из пальцев офицера, а из-под бедра – парашютиста. Она так умело перевернула мальчика, что тот даже не проснулся и продолжал крепко спать.

– Он очень горячий, и кожа такая сухая, – заметил Кэсл.

– Так бы и с тобой было, если б у тебя температура подскочила до ста трех [около 38oС].

Сэм был много чернее матери, и перед мысленным взором Кэсла возник снимок, сделанный во время голода: маленький трупик, распростертый на песке пустыни, и стервятник над ним.

– Температура, безусловно, высокая.

– Не для ребенка.

Кэсла всегда поражала спокойная уверенность Сары: она могла приготовить новое блюдо, не заглянув в поваренную книгу, и в руках у нее все спорилось. Вот и сейчас она так резко повернула мальчика на бок и подоткнула под него одеяло, а он даже не проснулся.

– Крепко спит.

– Спит-то он хорошо – вот только кошмары его мучают.

– Он снова видел дурной сон?

– Всегда один и тот же. Мы с тобой уезжаем на поезде, а он остается один. И кто-то на платформе – он не знает кто – хватает его за руку. Но для тревоги нет оснований. Он в том возрасте, когда снятся кошмары. Я где-то читала, что это обычно бывает перед тем, как ребенку пойти в школу. Хорошо бы ему не ходить в подготовительный класс. У него там могут быть неприятности. Иной раз я чуть ли не хочу, чтобы здесь тоже был апартеид.

– Он хорошо бегает. А в Англии, если ты преуспеваешь в каком-нибудь виде спорта, неприятностей у тебя быть не может.

Проснувшись среди ночи, Сара вдруг сказала, словно эта мысль только что пришла ей в голову: