Владимир Соколовский - Твой день и час

• Название: Твой день и час
• Автор: Владимир Соколовский
• Жанр: Современная проза

---

Такое вот оказалось первое дежурство. Вспомнишь — вздрогнешь.

8

Носов вынул из сейфа дело сифилитички Файки Вотиновой и сел писать по нему обвинительное заключение. Сроки кончаются, пора отдавать в суд.

Файка, Файка! Совсем еще молодая девка из околостанционных бараков. Едва ей минуло шестнадцать, как искушенная подружка отвела ее на бан — привокзальный притон для темного люда и темных дел; там некий освободившийся кент в тот же вечер сдул пыльцу Файкиной невинности, использовав при этом, наверно, весь арсенал извращенных приемов, — едва ли какая-то часть Файкиного тела оказалась неопоганенной. После такого крутого крещения Вотинова достойно вошла в ряды барачных оторв, — только ленивый не заваливал ее. Но у них, этих оторв, тоже была своя жизнь, не всегда простая: они делились на группировки, одни оторвы враждовали с другими, дрались в кровь, ходили стенка на стенку; в том супе скакала и Файка. Тем временем она кончила ПТУ, и ее направили токарем на завод, оттуда сразу — в деревню, на сельхозработы. Там вся заводская команда жила в свальном грехе, и Вотинова сошлась с сифилитиком Козневым. Сам он уже не подлежал никакому привлечению: через месяц после колхоза совершил убийство и был приговорен к «вышке». Файка же заразила уйму парней и мужиков; наконец медицина выявила ее и призвала к лечению. Но лечилась неаккуратно, пропускала сеансы, опаздывала, да еще, видно, грубила врачу — и документы на нее оказались в милиции. Бормотов наложил резолюцию: «Возбудить дело! Арестовать!» — и Файку ввергли в узилище. Материал — проще некуда: предъяви обвинение, допроси ее и врача — и отправляй дело дальше по инстанции; однако выяснился такой факт: оказывается, Файка, не закончив курса лечения, начала сожительствовать с парнем из соседнего барака, вернувшимся из армии. Тот сам явился к следователю и все рассказал. Парень был тоже дерганый, непростой, видно, не севший до службы лишь каким-то чудом. Но — заявил, что будет ждать Файкиного освобождения, и намерен жить с ней дальше. Носов направил его на обследование — все реакции отрицательные. И тем не менее своим появлением он добавлял еще один пункт обвинения: заведомое поставление другого лица в опасность заражения. Видно, начальными циклами лечения Файкину болезнь заглушили настолько, что она не могла передаваться другим. «Но ведь она же впринципе могла тебя заразить, — объяснял Носов парню (его пришлось признать потерпевшим по делу), — и ты еще собираешься ее ждать, стерву такую». — «Не твое дело! — крикнул сожитель, и лицо его стало хищным, злобным, жестоким. — Ты чего сюда суешься, падла, мусор?! Посадил человека и рад, да? Еще ухмыляется, г-гад!.». Михаила даже передернуло: вдруг пырнет ненароком, с такого станется… Пошел к Бормотову: так и так, Петр Сергеич. Но тот отрезал: «Ты-то чего за них опять переживаешь? Она арестована и будет осуждена по обоим пунктам. Что еще?.». — «Так парень-то… может, у них что-нибудь и получилось бы. Жили нормально, работали оба…» — «Не понимаю ни твоих рассуждений, ни чего ты хочешь. Ступай, заканчивай дело и передавай в суд. Хочет он ее ждать — ну и пускай ждет, тебе-то что за забота?» Тем и кончилось. Что ж, поедет в лагерь для сифилитичек. Какой-то вернется, там ведь контингент — будь здоров… А может, все и обойдется. Он еще сунулся к замначальника уголовки Сашке Поплавскому — тот барачную вольницу в районе знал лучше всех, имел там надежных осведомителей. «Это ты про Тюрина? — спросил Сашка. — Он ведь с Файкой-то жил. Какой ей там срок корячится? Год? Нет, год он на свободе не протянет, он уже в старую компанию втесался — потрошат, штопорят, финки на работе точат, наборные рукоятки к ним мастерят… Не дождется он ее, точно».

Носов сунул исписанную бумагу обратно в папку. Успеется, ну его в баню! Сходил умылся, чтобы стряхнуть сонную одурь. Спустился вниз.

Не было уже ни Ивановой, ни других задержанных, — Князева сидела в дежурке одна. При виде следователя она встрепенулась, изогнулась как могла грациозно, широко раскрыла глаза и стала накручивать локон на виске.

— Гражданин следователь, Михаил Егорович, вы мне поесть принесете? — тоненько пропела она.

— Ну как же, обязательно. В магазине булку куплю, а чаю принесу из кабинета. Подожди только маленько.

— Ага…

Из задней комнаты дежурки, где стоял пульт охраны, выглянул дежурный от руководства, заместитель начальника по оперработе подполковник Федор Ильич Коротаев.

— Заходи, Миша! Ты зачем ко мне Клюеву подослал?

— А мне-то она зачем нужна? И мы у нее, по-моему, уже вышли из доверия. Она сейчас считает, что от следователей справедливости ждать не приходится. А вы — начальник все-таки, с вами другой разговор.

— Удружил, удружил, спасибо… — ворчливо отозвался подполковник. — Все готовы на других свалить. Нет уж, взяли ее на себя — сами отпурхивайтесь. Когда хоть разберетесь-то с ней?

— Да никогда. После каждой проверки выносим постановление об отказе — и каждый раз его отменяют в связи с новой жалобой. Словно бы нам больше и делать нечего, кроме как этой подружкой заниматься.

— Ну вы же у нас самый квалифицированный народ! У вас процессуальная самостоятельность, право выносить решения. Если уж следователи ничего с Клюевой сделать не могут — что ж, значит, это наш крест, будем его нести, доколе возможно…

— А вам не кажется, что все это сильно смахивает на абсурдный анекдот: сумасшедшая терроризирует нормальных людей, всем все ясно, — а поделать ничего не могут. Даже психиатрическую экспертизу провести — и то, оказывается, проблема! Ну почему, почему, почему?

— Тут, брат Михаил, не так просто: тут политика, идеология замешаны, что ты, шутишь! — важно, снисходительно пояснил зам по оперработе, показывая, что ему известны вещи, недоступные иному смертному. Ну, Бог с тобой… Вообще-то к Коротаеву, по прозвищу Федя-комбайнер, в отделе отношение хорошее: он добр к своим, не держит камня за пазухой, с ним можно договориться. Взять хоть те же деньги: возникла необходимость перехватить — бегут к Феде. Хорошо, что сегодня собрался на дежурство нормальный народ.

— Прокурор звонил, — сказал Федя. — Он будет в час. У тебя все готово?

— А что надо? Дело в наличии, постановление на арест давно отпечатано. Пойти ей булку купить…

9

Ничего не хотелось делать, а времени на сон уже не оставалось. Он пил чай, тоскливо глядел на двор. Железный забор, вместо железных же дверей, все-таки возвели, после долгих мытарств. Но примерно за неделю до Нового года начальство, прибывшее принимать эту работу, осенила мысль: какое прекрасное место для вывоза продукции! И почему его не использовали раньше? Было принято решение: ворота ставить обратно, но не там, где стояли раньше, а чуть поодаль. Снова объявилось трое знакомых рабочих и не спеша принялись копошиться. Ладно, что хоть сами ворота уцелели, так и провалялись на райотдельском дворе. А ведь их могли и просто украсть, и Монин, которого безжалостно трясли за сдачу металлолома, мог их вывезти втихомолку…

Наконец по коридору кто-то тяжко затопал, зарявкал гнусаво: это прибыл прокурор Ваня Таскаев. Ввалился в кабинет, плюхнулся на фаткуллинский стул, замигал красными глазками: видно, вчера приложился крепенько!

— С Новым годом, Михаил! Ну, где твоя подружка?

— Вас также, Иван Степаныч. Она в дежурке сидит.

— Дай-ка дело, гляну…

Стал читать — и сразу же зазевал:

— А поч-чему она до сих пор на свободе?! Ну куда ты, Носов, катишься? Нет у меня больше сил говорить с тобой на эту тему!!

Случись это в другой раз — он долго бы еще разорялся, бранил следователя за гнилой либерализм и слабодушие, — сейчас же в дверь заглянул Коротаев, спросил сладким голосом: «Иван Степаныч, вы скоро освободитесь?» — и Ваня, алчно хрюкнув, махнул короткой лапой:

— Веди!

Настроение у него поднялось; Валька, представ пред его очами, мигом оценила обстановку и решила попридуряться.

— Что же это ты, Князева, такое натворила? — хрипел Ваня.

— А поматерилась маленько с соседкой!

— За что же тебя в тюрьму-то хотят упрятать?

— Ни за что, ясное дело.

— Бедная девка. И милиционера, скажешь, не била?

— Неужели била? Пальцем не тронула. Врет внаглую.

— Хе-х-хе-е… Но вот ты еще год не работаешь, безобразничаешь всячески — это как понимать?

— Неправда, работала я, мы с матерью на одну ставку дворничали: когда она уборку делает, когда я…

— О, так ты еще и трудилась, оказывается! Может, тебя уже и к ордену пора представлять? Нет, этого мы делать не будем, а пойдешь ты, голубушка, отсюда прямым ходом в тюрьму. Там, и только там твое место.

Он взял большую печать.

— Меня, гражданин прокурор, помощник дежурного Арбузов изнасиловать здесь хотел! — сложив бантиком губы, вдруг заявила Князева.