Карл Маркс - Собрание сочинений, том 10

• Название: Собрание сочинений, том 10
• Автор: Карл Маркс
• Жанр: Философия

В десятый том Сочинений К. Маркса и Ф. Энгельса входят статьи, написанные ими с января 1854 по январь 1855 г. включительно. Подавляющее большинство этих статей было опубликовано в американской прогрессивной газете «New-York Daily Tribune».

---

«Быть может, ваше величество, вы были бы столь добры», — робко залепетал cap Гамильтон, — «изложить мне свои собственные мысли об этой негативной политике». Сначала царь с притворной скромностью отказывался, но затем, как бы уступая мягкому давлению, сделал следующее в высшей степени замечательное заявление:

«Я не допущу постоянного занятия Константинополя русскими; сказав это, я скажу, что Константинополь никогда не попадет в руки ни англичан, ни французов, ни какой-либо другой великой нации. Я также никогда не допущу ни попытки восстановления Византийской империи, ни такого расширения Греции, которое превратило бы ее в сильное государство; тем более я не допущу раздробления Турции на мелкие республики — убежища для Кошутов, Мадзини и других европейских революционеров. Чем примириться с одной из таких возможностей, я скорее начну войну и буду вести ее, пока у меня останется хоть один солдат, хоть одно ружье».

Ни Византийской империи, ни сильного расширения Греции, ни конфедерации мелких республик, ничего подобного! Чего же он в таком случае хочет? Британскому послу не пришлось долго гадать. В ходе разговора император неожиданно выпалил следующее предложение:

«В действительности Дунайские княжества являются независимым государством под моим протекторатом. Так могло бы остаться. Сербия могла бы получить такую же форму правления. Болгария — также; по-видимому, нет оснований, почему бы эта область не могла бы образовать независимое государство. Что касается Египта, то я вполне понимаю важное значение этой территории для Англии. Могу поэтому лишь сказать, что если бы при распределении оттоманского наследства после крушения империи вы овладели Египтом, я не имел бы ничего против. То же самое могу сказать о Кандии; этот остров, может быть, подходит вам, и я не знаю, почему бы ему не стать английским».

Так он доказывает, что, «в случае распада Турецкой империи, удовлетворительное разрешение территориальных вопросов было бы, по его мнению, менее трудно, чем вообще думают». Он заявляет откровенно, чего он хочет, — раздела Турции, — и предельно ясно намечает очертания этого раздела, ясно как в том, что он говорит, так и в том, о чем он умалчивает. Египет и Кандия — Англии; Дунайские княжества, Сербия, Болгария — вассальные государства России; турецкая Хорватия, Босния, Герцеговина, о которых он намеренно умалчивает, будут присоединены к Австрии; Греция будет расширена «не чрезмерно», скажем, присоединением нижней Фессалии и части Албании. Константинополь должен быть временно занят царем, а затем стать столицей государства, составленного из Македонии, Фракии и остатка Европейской Турции. Но кто же будет окончательным владельцем этого маленького государства, которое, быть может, будет еще увеличено некоторыми частями Анатолии? Он молчит об этом; но не тайна, что он имеет кое-кого в виду для этого поста, а именно своего младшего сына [Михаила. Ред.], который жаждет иметь собственное царство. А Франция? Неужели она вообще ничего не получит? Быть может! Впрочем, нет, она тоже получит подачку в виде — кто мог бы поверить этому! — Туниса. «Одной из ее целей является, несомненно, овладение Тунисом», — говорит царь сэру Гамильтону, и в случае раздела Оттоманской империи он, быть может, и в самом доле оказался бы достаточно щедрым, чтобы удовлетворить аппетит Франции к Тунису.

О Франции царь говорит все время в подчеркнутом тоне высокомерного презрения. «Похоже на то», — говорит он, — «что французское правительство старается всех нас перессорить на Востоке». Что касается его самого, то он Францию ни во что не ставит.

«Со своей стороны, он очень мало беспокоится о том, какую линию поведения Франция считает целесообразной в восточных делах; немногим более месяца тому назад он сообщил султану, что если требуется его поддержка для сопротивления угрозам французов — он всецело находится в распоряжении султана!

Одним словом, продолжал император, «как я говорил вам уже раньше, все, чего я желаю, это — доброго соглашения с Англией, и то не о том, что надо сделать, а о том, чего не надо делать. Когда это будет достигнуто и английское правительство и я, я и английское правительство достигнем полного взаимного доверия, — все остальное мне будет безразлично»».

«Но, ваше величество, вы позабыли об Австрии!» — восклицает сэр Гамильтон.

«О», — возразил император, к его великому изумлению, — «вы должны понять, что, говоря о России, я тем самым говорю об Австрии; что подходит для одной — подходит для другой; в отношении Турции наши интересы вполне тождественны».

Итак, говоря Россия, он тем самым говорит Австрия. О Черногории он недвусмысленно Заявляет, что «одобряет позицию австрийского кабинета».

если в прежних беседах он именовал султана как опереточного Grand Turc [султана. Ред.], теперь он в стиле Поль де Кока называет его се monsieur [этот господин. Ред.]. И как бережно относится он к этому господину! Он послал в Константинополь только Меншикова, «а я ведь мог бы, если бы пожелал, послать туда армию — ничто ее не задержало бы»; он это доказал впоследствии при Олтенице и Четате, а также доблестным отступлением своей армии от Калафата.

Его казацкое величество отпустил сэра Гамильтона со словами: «Итак, побудите ваше правительство снова написать об этих делах, — написать подробнее и без колебаний».

7 марта, вскоре после этого любопытного диалога или, вернее, монолога, британский посол был приглашен к графу Нессельроде, который вручил ему «весьма конфиденциальный меморандум, составленный по приказанию его императорского величества и предназначенный служить ответом или комментарием к сообщениям лорда Джона Рассела». Граф Нессельроде просит его прочитать этот документ, «предназначенный для него». Сэр Гамильтон, соответственно, изучает документ, и он, который ранее не находил ни одного слова протеста против явно преднамеренных оскорблений московита по адресу Франции, внезапно содрогается, обнаружив, что «меморандум составлен под ложным впечатлением, — а именно впечатлением, будто в разногласиях между Россией и Францией правительство ее величества склонялось на сторону последней». Уже на следующее утро он спешно посылает графу Нессельроде billet doux [любовное послание. Ред.], заверяя его, что

«за время последних весьма серьезных переговоров советники королевы не только не склонялись на сторону Франции, как было заявлено, а, напротив, их желанием было — в той мере, в какой это вообще позволительно (!) правительству, вынужденному (!!) соблюдать нейтральную позицию, — чтобы обоснованные требования его императорского величества были полностью удовлетворены».

8 результате этого заискивающего письма сэр Гамильтон имел, разумеется, другой «весьма дружественный и удовлетворительный разговор с канцлером», который утешает британского посла уверением, что тот не понял одного места в меморандуме императора и что в этом месте отнюдь не делалось упрека Англии в пристрастии к Франции. «Здесь только желали», — сказал граф Нессельроде, — «чтобы правительство ее величества постаралось открыть французским министрам глаза указанием на великодушие и чувство справедливости императора». «Здесь» только желают, следовательно, чтобы Англия пресмыкалась и раболепствовала перед «калмыком» и принимала диктаторски-строгий тон по отношению к французам. Чтобы убедить канцлера, насколько английское правительство добросовестно выполняет эту вторую часть задачи, сэр Гамильтон прочитывает ему выдержку из одной депеши лорда Джона Рассела, как «пример языка, каким английский министр разговаривает с французским правительством». Граф Нессельроде убеждается, что самые смелые его ожидания превзойдены. Он лишь «пожалел о том, что уже раньше не имел в своих руках такого веского доказательства».

Русский меморандум в ответ на депешу лорда Джона Рассела сэр Гамильтон считает «одним из замечательнейших документов, вышедших не из русской государственной канцелярии, а из императорского тайного кабинета». Так оно и есть. Но нам незачем останавливаться на нем, так как он представляет собой лишь краткое изложение взглядов, уже развитых царем в его «диалоге». Меморандум старается внушить английскому правительству, что, «каков бы ни был результат этих переговоров, он должен остаться тайной между двумя государями». Системой царя, замечает меморандум, «как это признает сам английский кабинет, всегда было снисходительное отношение» к Порте. Франция следовала другой линии поведения и тем вынудила Россию и Австрию, с своей стороны, также действовать угрозами. На протяжении всего меморандума Россия и Австрия отождествляются. В качестве одной из причин, могущих повлечь за собой немедленное крушение Турции, прямо указывается на вопрос о святых местах и на «религиозные чувства православных, оскорбленных уступками, сделанными католикам». В заключение меморандум заявляет, что «не менее ценными», чем заверения, заключающиеся в депеше Рассела, были «доказательства дружбы и доверия ее величества королевы, которые сэру Гамильтону Сеймуру было поручено передать императору». Эти «доказательствам вассальной преданности королевы Виктории царю были тщательно скрыты от английской публики, но, быть может, скоро появятся на страницах «Journal de St.-Petersbourg».