Газета День Литературы - Газета День Литературы # 129 (2007 5)

• Название: Газета День Литературы # 129 (2007 5)
• Автор: Газета День Литературы
• Жанр: Публицистика

---

Приехали мы под утро. Был отлив. Вода ушла, обнажив размашистые отмели и бугристые острова из жёлтого песка. Мотобот у причала оказался на суше. Лежат на боку лодки, стоявшие в прилив на якорях, – вода суха – куйпога.

Я поднялся на гледень.

Внизу рубленые дома, баенки, ломаные линии изгородей из кольев, деревянные гати-мостовые, а дальше к горизонту – пустынная гряда холмов и почти плоская тундровая равнина. И запах здесь держится иной – пахнет карбасами, просмоленными их бортами. Стоит дух влажного песка, мха, сетей и рыбы.

Действительно есть какая-то сила в этих домах, в этой природе, которая делает Север ни на что не похожим…

Савву Никитича я представлял себе как раз таким: лет сорока, чуть выше среднего роста, крепкий, соломенные волосы, пшеничные усы, открытая улыбка.

Увидев Сергея, он шагнул навстречу, широко развёл огромные ручищи и крепко обнял.

– О, Чернобровый приехал!

На следующий день, когда мы остались с Буровым вдвоём, я не утерпел:

– Сергей, а почему он тебя чернобровым назвал?

– У меня отец Чернобровый был, и от отца это прозвище перешло ко мне. Здесь никого по имени не зовут. У самого Савки прозвище Капитан.

Отчаливать мы решили в момент, когда силы прилива и отлива уравновешиваются – матёра вода стоит. В это время Луна, ровно сказочный гигант, после выдоха ненадолго замирает перед тем, как вновь глубоко вдохнуть морем.

Но до этого у Савки было ёще одно важное дело. Василий Шумов, сосед, попросил у него накануне мотоцикл. Он – в ответ: "Я тебе дам, но токо верни не по частям". – "Савв, в восемь часов – пригоню под окно".

Но ни в восемь утра, ни в восемь вечера мотоцикл не появился.

– Порато хоцю Ваську увидеть, на беду об ём скуцяю, – мечтательно произнёс Савва.

Ну, у поморов и речь… Для постороннего уха не сразу понятная: "Говоря одна, да разны поговорушки".

Дома Васи не было. Савва Никитич пошёл искать. Я увязался за компанию.

Одно беспокоило: как я с ним буду общаться? Он же толкует не по-русски.

Центральная поселковая улица круто сворачивала. Мы вышли из-за поворота. Впереди прямой участок дороги. Идут люди. Кто в магазин, кто куда. Женщины, детишки. День в разгаре.

Савва увлечённо рассказывает мне что-то. И вдруг – раз! Тишина. Замолчал. Остановился как вкопанный. Чего это он? Весь напружинился, глаза устремились в одну точку, не моргает. Губами шевелит, но не молится. Проследил за его взглядом: на мостике – метров триста от нас – какой-то мужик. Может, Васька?

Савва набрал полные лёгкие воздуха и силой выплеснул:

– ...ыблядок!

А я-то боялся, что он русского не знает.

– Утоплю, с-суку!!!

Маты осколочными минами летели через весь посёлок по навесной траектории и кучно ложились рядом с Васькой. Смотрю, тот заметался на мостике. Неотвратимо, как судный час, Савва приблизился к нему.

– По кальи-то те вот жарну щас!

Перед носом у Васьки – сурдопереводом – образовался бесформенный кулак размером с детский футбольный мяч. Мужичонка в ответ лишь шумно сопел и чесал лысину. Голова и плечи его непроизвольно подёргивались, не давая возможности и нам толком сосредоточиться. В том месте, куда он поглядывал, из-под воды торчал никелированный руль мотоцикла.

Наконец, заикаясь, Васька попытался выстроить речь в свою защиту.

– Ввввы-в…

Лицо от натуги сделалось пунцовым. Я стал ему помогать, подсказывая слова. Он, вконец разволновавшись, обречённо махнул рукой и замолчал.

Тик заметно усилился.

– Поди-ко скоре проць, а то застёгану.

Поостыв, Савка развернулся и побрёл к дому. Проходя берегом, он залюбовался сверкающей на солнце водной гладью:

– Море-то как лёшшицце.

Нам пора было собираться и выходить. Савва Никитич оделся по уму: оплецуха – поморская шапка-ушанка с длинными до плеч ушами; лузан, надеваемый через голову, с большими карманами на животе и спине; буксы – непромокаемые, пропитанные жиром рыбацкие штаны.

Наши с Сергеем ватники больше смахивали на сухопутную амуницию.

Карбас, на котором мы собирались идти в море, Савва перегнал к бранице – расчищенному месту на лодочной пристани, куда стаскивают груз.

Поклажи набралось прилично, но и лодка большая, надёжная, с дизельным стационарным двигателем-двадцаткой.

– Мало, кто сейчас умеет ладить такие. А Савва в этом деле жёх – опытный, знающий своё дело мастер. В старину поморы на таких судах за два-три месяца плавания доходили до Новой Земли: "Лодка не канет, не лягуцця, да не опружлива – дак и дородно быват". Во как!

Пока Сергей вычерпывал плицей воду из карбаса, я сел за вёсла. Савка готовил к запуску дизель и капитанствовал:

– Грени-ко ишша маленько.

Я сделал ёще ряд энергичных гребков и вывел лодку с мели. Мотор заработал и, монотонно бурча, стал уводить нас в открытое море. Сергей долгим взглядом проводил пристань:

– "Агой!" – прощай! – говорили в старину моряки земле.

Савва трижды перекрестился.

– Никитич, – усмехнулся я, – небось, и без крестного знамения обойдёмся.

– Кто в море не хаживал – Богу не маливался, – произнёс он и надолго замолчал.

Курс взяли на север: где-то там пролив Горло соединяет Белое море с Баренцевым. Затем повернули к востоку. Мы угадали в погодье: нежно светило солнце, щёки пощипывал лёгкий сланец, вода была кротка?..

Часа четыре шли на полном ходу. Вдоль Поморского берега, как Млечный Путь, вытянулись острова.

– Остановимся на Мягострове. Он, пожалуй, самый крупный в Онежских шхерах: двенадцать километров из края в край. Вон тот – впереди по курсу.

– А откуда такое название? – поинтересовался я у Сергея.

– Одни считают, от карельского мяги пошло. Гора, значит. Но я так не думаю. Очень тяжёлый остров: болотья – скалы, болотья – скалы. Три дня ходьбы по нашей тайге легче, чем полдня тут. Нет ни дорожек, ни тропинок. Звериные только тропы да багульник по колено. Грузно бродить. Через каждые сто метров нужно останавливаться и отдыхать. А есть места такие топкие… Я один раз решил сократить путь и выйти к взморью напрямик, побыстрее. Думаю, раз зверь ходит, и я пройду. От берёзы к берёзе прыгал, пока они вместе со мной в жижу не начали уходить. Одним словом Мягостров – мягкий.

Пролив Железные ворота, отделяющий Мягостров от материка, мелководен. Опасно держать напрямую. Поэтому заходили к острову с восточного берега. Он более приглуб, чем остальные.

Савка указал место высадки.

Издали я увидел избушку и рядом высокий крест. Сергей пояснил:

– Крест – на добычу, чтобы рыба лучше ловилась.

Сначала с кормы, потом с носа мы зачалили лодку двумя якорями. Раскатали голенища болотных сапог. Сошли в воду. Савва первым делом подошёл к обветренному сосновому кресту и трижды перекрестился с поклоном.

– Думаешь, поможет? – осклабился я.

– Зря ты так, – упрекнул меня Сергей, – тоня – место святое. Приходить сюда надо с чистой душой. В сенях гости по традиции говорят: "Господи, благослови!" Хозяин отвечает: "Аминь!" И только потом входят в избу. А не с шуточками…

Савка отмолчался. Он, словно здороваясь, любовно погладил ладонью шершавую, поверхность креста.

Перетаскали вещи в избушку – тёмную, приземистую. Заходишь – низко кланяешься. У порога печка-буржуйка. Рядом истопель – запас сухих дров. У махонького оконца стол. Раскидистые щедрые полати.

Пока обживались, стемнело.

…Неделю охотимся. Каждый день зверя видим – взять не можем. Савва предложил:

– Попробуем на Маникострове. Там, если лось зашедший, его легче брать. Утром мы переехали. Остров маленький: можно организовать загон. При этом я остался на номере, а Сергей с Саввой отправились кромкой берега в обход и оттуда, с подветренной стороны, решили шумнуть. Если зверь в окладе, непременно вывалит на меня.

Я едва перевалил взгорок: открытое болото с редкими сосёнками, а краем – невысокий, в мой рост, чапыжник. Место хорошее. Лоси, как стронешь их с лёжки, любят закрайком леса уходить.

Слышу выстрел погонщиков. Начали ход. Я снял карабин с предохранителя. Жду. Стою не шевелюсь. Не курю. Дышу через раз.