Газета День Литературы - Газета День Литературы # 117 (2006 5)

• Название: Газета День Литературы # 117 (2006 5)
• Автор: Газета День Литературы
• Жанр: Публицистика

---

Зиновьев прожил несколько жизней, дай Бог каждому. С юности участвовал в каком-то заговоре, уцелел. Благополучно прошёл всю войну, летал на истребителе, уцелел. Закончил МГУ, затем блестящая научная карьера — его труды по социологии получили признание во всем мире. Был профессором, преподавал, защитил докторскую, вошел в ученые советы и редколлегии ведущих научных журналов. Так бы и обретал научную и общественную славу в фрондирующей прогрессивной среде, наравне со своими друзьями и единомышленниками той поры Мамардашвили, Ильенковым, Аверинцевым, Эрнстом Неизвестным. Ушел в диссидентство, в открытый протест, был выслан в Германию за публикацию книги "Зияющие высоты".

На Западе сделал не менее блестящую научную карьеру, преподавал в Мюнхенском университете, консультировал ведущих западных политиков по вопросам России, выбран почетным академиком в престижные научные Академии. Мог бы, подобно многим диссидентам, так спокойно и доживать в уютном мюнхенском поместье. Ещё раз отрекся от всего, перечеркнул все проекты и вернулся на Родину.

И вот он вновь в России — всегда неунывающий, всегда точный и смелый в оценках. Становится ведущим социологом и публицистом красной оппозиции. До последних дней берется за любую важную для отечества работу.

А ещё всегда с ним остаётся его живопись, его оригинальные гротескные красочные полотна и рисунки. Художник Зиновьев был незауряден в своем творчестве, как и во всём другом, чего касалась его рука.

Его сатирическая проза продолжила щедринские и зощенковские традиции. Более 20 романов, объединенных одной резко сатирической гротескно-экспрессионистской манерой письма. Увы, нового Щедрина не оценила литературная критика, умолчала.

Он был независим, и потому не принимаем многими как в левой, так и в правой среде. Но все уважали его как личность, ценили его аналитические исследования.

Он знал, что в наших газетах всегда найдет поддержку. Александр Зиновьев был постоянным автором и "Завтра", и "Дня литературы", участником наших вечеров и демонстраций. Он был неутомим, и умер как бы на ходу. На лету. Сразу после дня Победы.

Уверен, его книги, его исследования, его публицистика останутся надолго. А мы будем помнить своего верного товарища по совместной борьбе за будущее России.

Александр Байгушев КТО "ЖИВЁТ ОПАСНО"? (O героях книги В.Бондаренко "Живи опасно")

Владимир Бондаренко работает в самой современно критической манере. Его книги обычно — это комбинация умело подобранных файлов, а их гвоздь — компьютерные ярлыки, которые он клеит броско и метко, так что по ним сразу легко найти нужный материал. Критик наклеит ярлык и наблюдательно собирает под него свидетельства. В ультрасовременной манере он всегда немножко спешит, нервничает в этой спешке сам. И — искусно заставляет нервничать своего читателя, за которого критик все время боится, что тот, не дочитав и решив, что все уже понял, бросит книгу и которому надо успеть внушить и про политику, и про художественные особенности, и вообще про место русского человека под солнцем. Последнее для Бондаренко всегда самое важное, и именно в этом смысле все его книги откровенно черносотенные, то есть самые "простонародные". Хотя "простонародность" Бондаренко на поверку-то очень элитарная. Для достаточно просвещенного "электората", которому Бондаренко, играя под простачка, передает свою русскую мессианскую "посвященность". Родовую посвященность второго избранного Господом народа "Москвы — Третьего Рима" в тайное тайн самого высокого искусства. В то, что недоступно погрязшим в прагматичности и потребительстве бездуховным особям глобалистского Запада, а дано понять лишь тем, кто рожден в златоглавой России для небесной выси.

1.

В этом смысле все книги Бондаренко, хоть и современно компьютерные по структуре, но по их духовному смыслу — всегда проповеди. А проповеди принято начинать с вершины, поэтому, я чуть-чуть удивился, не найдя в книге Владимира Бондаренко "Живи опасно" про современный русский авангард его несомненного поэта №1 Юрия Кузнецова. Я, конечно, для себя тут же восполнил этот пробел и нашел в замечательной книге Владимира Бондаренко "Последние поэты империи" (М., "Молодая гвардия", 2005) прекрасный очерк о Юрии Кузнецове. Портрет, сделанный именно с акцентом на авангардизм Кузнецова.

Потом-то я, конечно, сообразил, почему Бондаренко не включил Юрия Кузнецова в свою книгу о современном русском авангарде. Даже при всей свойственной Бондаренко безоглядной эпатажной храбрости, тем не менее, не решился — вообще вынес Юрия Кузнецова за скобки в своей программной книге о русском авангарде. Побоялся наш современный Виссарион Белинский "замазать" светлый лик столь раскручиваемого сейчас не только патриотами, но и либералами "вселенского поэта". А думается, побоялся зря. Многое в его оценках встало бы на свое место: оба — одинокий, как вызов, прозаик Александр Проханов и столь же одинокий и яркий поэт Юрий Кузнецов — заняли уже свое достойное место именно как корифеи русского модерна. И еще раз повторю: ведь нет и не может быть в причислении к авангарду само по себе ничего кощунственного и, тем более, никакого принижения. Смешно ведь встать в непримиримую позу и, закрыв глаза и заткнув уши, бубнить, что Джойс, Пруст, Кафка, Брехт, тот же Шарль Бодлер и их единомышленники не открыли в искусстве новых горизонтов — что не они открыли ту же литературу "потока сознания" и тот же новый "контрапунктный метафоризм".

А Юрий Кузнецов ах как был бы органичен в комплекте вызывающих, опасных имен книги "Живи опасно".

Входя в конструкцию книги "Живи опасно", я с удовольствием перечитал и портрет Юрия Кузнецова, блестяще сделанный Владимиром Бондаренко еще в книге "Пламенные реакционеры. Три лика русского патриотизма" (М., Алгоритм. 2003). Тот очерк даже подробнее более позднего очерка в "Последних поэтах империи". Но и в нем мысль об авангардности Юрия Кузнецова у Бондаренко превалирует. Критик, как всегда, тонко наблюдателен: "Как поэт дописьменной поры, поэт первичных смыслов — Юрий Кузнецов не приемлет философскую лирику. Бытие манит в бездну. Он стремится к бездне, но никогда не поглощаем ею, ибо в бездне мирового простора он просматривает и лучи русской Победы".

Это своя особая "кузнецовская" победа. "Я скатаю родину в яйцо? /И пройду за вечные пределы./ Раскатаю родину свою... /Ибо все на свете станет новым". Тут, конечно, не органичная почвенность хоть и не воцерковленного, но православного молитвенника по всему духу своей поэзии Николая Рубцова? Тут звонкий советский авангардист и даже троцкист Маяковский! Но почему Юрий Кузнецов не имеет права протянуть руку Владимиру Владимировичу? Поэты-то они равнозначные.

Сам Юрий Кузнецов отвечал своему другу и наставнику Вадиму Кожинову, защищая именно авангардистскую каббалическую философию "Цветов зла" Шарля Бодлера: "Это только злобу у нас не принимают даже на уровне обыденного сознания, а зло — оно обаятельно… Корни зла тоже пронизывают человечески характер. Но уходят еще глубже к самому Сатане, к мировому злу. В отличие от злобы зло привлекательно. А вспомним "Потерянный рай" Мильтона. А это же апофеоз Сатаны!" Оправдывал ли он таким признанием свое подражание Мильтону — вызывающую "дантевскую" поэму "Путь Христа"?

И Кузнецов писал программные стихи: "Птица по небу летает, /Поперек хвоста мертвец. /Что увидит, то сметает,/ Звать ее: всему конец". И не менее программно уже о себе самом: "Одиночество духа парит, /Разрывая пределы земные,/ Одиночество духа парит, /Прозревая уделы иные". Бондаренко придумывает такое оправдание авангардизму Юрия Кузнецова: "Это путь изначально всемирного поэта в свою национальную нишу. Возвращение блудного сына, затерявшегося на олимпийских просторах. С собой он в нашу национальную сокровищницу принес и Данте, и Шекспира, и священные камни европейских святынь. "Отдайте Гамлета славянам!/ И русский Гамлет шевельнулся /В душе, не помнящей родства..." Или "Но чужие священные камни /Кроме нас не оплачет никто". Бондаренко итожит: "С простотой милосердия Юрий Кузнецов былых врагов превращает в заклятых братьев".

Сам же Бондаренко не может не заметить: "Кстати, всегда поражает смелость образов у Юрия Кузнецова. Так и видишь картины Павла Филонова, или Сальвадора Дали, или уж, на худой конец, Петрова-Водкина, но только не передвижников. Да и в поэтическом ряду ХХ века напрашиваются совсем иные имена, нежели его сверстник Николай Рубцов, Скорее ранний Заболоцкий и Хлебников. Скорее Гарсиа Лорка и Поль Элюар. Впрочем, это все касается лишь видимой сюрреалистичности и фантасмагоричности иных образов Юрия Кузнецова, внешних примет его несомненно авангардной поэзии".