Газета День Литературы - Газета День Литературы # 112 (2005 12)

• Название: Газета День Литературы # 112 (2005 12)
• Автор: Газета День Литературы
• Жанр: Публицистика

---

Привез я и память о знаменитых сородичах, похороненных на острове мёртвых, на крупнейшем в Италии кладбище Сан-Микеле, шепотку земли с могил Игоря Стравинского и Сергея Дягилева, Иосифа Бродского, а заодно и давно ценимого мною американского поэта Эзры Паунда. Чьи стихи мы не раз печатали в "Дне литературы".

"Остров мёртвых" — раньше не знал, что эта, ещё с юности мной любимая картина немца Арнольда Бёклина, написана на тему веницейского острова Сан-Микеле. Настоящий остров мёртвых. Но все упокоены согласно вере своей. Католики занимают господствующее положение. На православном греческом кладбище — Игорь Стравинский, Сергей Дягилев; евреи — на еврейском. Лишь на евангелическом участке пускают и всех инаковерующих, так называемое бывшее "позорное кладбище". Итальянцы в этом не терпят никакой "политкорректности". Там нашли место и наш Иосиф Бродский и фашист Эзра Паунд, великий американский поэт. К католикам их не пустили. Удивительно, но смерть свела их вместе, могилы Паунда и Бродского почти рядом. Думаю, время от времени их души собираются там, под землей, и ведут бесконечные разговоры о поэзии. Впрочем, ранний Бродский немало переводил раннего Паунда. Рад, что могилу Иосифа Бродского не забывают: тут и стихи, записки, мелкие безделушки, рубли, камешки, значки и тому подобное. Как на могилах Есенина или Высоцкого. Среди графоманских записей и строф нашёл завернутое в полиэтиленовый пакет, чтобы не промокало, неожиданно написанное от руки на вырванных страницах из школьной тетради какой-то юной, видимо девичьей рукой, одно из лучших стихотворений Евгения Рейна, посвященное Бродскому:

Приходи к "Флориану", когда стемнеет,

Слышишь, ветер с лагуны вовсю сатанеет.

Но оркестр сквозь порывы играет Шопена,

Вот теперь и обсудим мы всё откровенно.

Мы с женой прибрали и могилу Бродского, и могилу Паунда, поработали и лопатой, и веником — привели в порядок. Могила Иосифа Бродского ещё выглядела прилично, её не забывали, но знаменитый американец был в явном запустении. Когда несколько лет назад умерла в Венеции его вдова Ольга Радж, её похоронили рядом со своим мужем. И — забыли. Я подумал, а где же внучка Муссолини, где итальянские националисты, ведь за поддержку их убеждений Эзра Паунд 12 лет просидел в американской психушке. Кстати, судьба Паунда — это и ответ на все упреки на советскую систему подавления. Кто из наших поэтов уровня Эзры Паунда отсидел в советской психушке 12 лет? И лишь выйдя из психушки, гениальный поэт сразу же вернулся в Италию, где и жил в Венеции вместе с женой Ольгой Радж, подробно описанной в очерке Бродского о Венеции "Набережная неисцелимых". Так что нам с Ларисой пришлось хорошенько потрудиться над заброшенной могилой американского поэта. Потом выпили виски за упокой души. А за упокой Бродского я выпил его любимую граппу "Нардини", о ней мне поведала его вдова Мария.

В гостях у неё мы оказались на другой день после поездки на остров Сан-Микеле. Рано утром на площади Святого Луки, где находится железнодорожный вокзал, сели на поезд Венеция-Милан и через три часа оказались, как на другой планете, в промышленном центре Италии. Здесь и встретились с вдовой Иосифа Бродского — изумительной, изящной и очаровательной женщиной из древнего дворянского рода Мальцевых. Прелестная русская женщина, и какая древняя порода в ней видна? Жаль, не видел их дочь — в кого она, в мать или в отца? Пообщались довольно дружески. Крепкое мужское рукопожатие. Искренне обрадовалась букету подаренных цветов. Рассказала историю своего знакомства с Иосифом Бродским. Она тогда работала в Милане и ей рассказали, что в Париже Иосиф Бродский устраивает вечер поэзии. С радостью поехала на вечер, там и познакомились. В следующий раз встретились через семь месяцев… Когда решали, где жениться, выбор на Швецию пал случайно. Лето… Бродский ненавидит жару… И Швеция ему близка похожестью с Петербургом. Сейчас дочери Анне уже двенадцать лет. В России пока не были, но хотят побывать, и в Москве, где у неё много родственников, и в Петербурге. Когда я сказал, что собираюсь поехать в деревню Норенское, место архангельской ссылки Бродского, очень заинтересовалась. Отец у Марии — итальянец, мать — русская дворянка Мальцева, из первой эмиграции. Из Москвы. В Америке не прижилась, и сразу же после смерти Иосифа Бродского решила вернуться в Италию. Поэтому и мужа решила похоронить в Венеции. Не скрывает, что это её решение. Мария очаровательна и в поведении, и в своём старорусском правильном языке, и в манере общения. По своей юности помню, так вели себя русские дворяне, с которыми мне доводилось общаться. Об Иосифе Бродском говорила, что он был рад даже одной удачной строчке у посетившего его поэта, и потому так охотно писал предисловия, даже за частичку поэтического откровения. Он жаждал общения с русскими поэтами, ему его не хватало. Любил читать вслух свои ранние стихи, хотя потом от многих отказался, с чем она не согласна. Она знает одно — у него никогда не было ненависти и нелюбви к России. Мария обещала ему, что никогда не будет давать интервью и писать мемуаров. Поэтому сейчас пишет книгу под условным названием "Диалоги", где нет их личной жизни, но есть их разговоры о литературе и культуре, его высказывания о поэзии и политике. Марию искренне радует, что поэзию Бродского не забывают, и на могилу приходит много русских. Она и себя считает русской, хотя очень любит своего отца — итальянца. Работает в крупном итальянском издательстве "Адельфи" редактором, иногда переводит. Сейчас читает книгу пермского писателя Алексея Иванова "Золото бунта". Очень ценит поэзию Юрия Кузнецова. Мария посоветовала мне написать статью о параллелях между поэзией Бродского и Кузнецова. "Уверена, что это будет хорошая статья", — сказала она. Мария подарила книгу, которую издала в своем издательстве "Адельфи": "Рождественские стихи" Иосифа Бродского в переводах Анны Рафетто. Мечтает привезти дочь на родину отца. Я подарил Марии свою книгу "Последние поэты империи", где большая статья посвящена поэзии Бродского. Вечером мы с женой пошли в "Ла Скала" на оперу Клода Дебюсси по пьесе Мориса Метерлинка " Пеллис и Мелисандра". Это было ещё одно чудо, вот что такое авангардный, современный спектакль, тонко со вкусом поставленный по музыке начала прошлого столетия. Думаю, были бы довольны и Метерлинк, и Дебюсси.

На другой день вернулись в Венецию, решили в Милане не задерживаться, и лекция в Ка Фоскари ждала, и Милан после Венеции казался каким-то индустриальным чудовищем. Тем более в самой Венеции своих два оперных театра. И уже через день в "Ла Фениче" мы слушали оперу "Жид" или "Юде", не знаю, как и перевести, чтобы никого не обидеть. Музыка Фроменталя Халеви, либретто Скриба, католическая опера 1835 года, естественно, по тем старым католическим меркам отнюдь не в пользу евреев. Дирижировал знаменитый Гюнтер Крамер. Сюжет классический, всё те же Ромео и Джульетта, но коллизии совсем иные. Два мира, два разных понимания духовных и нравственных ценностей. В результате — трагедия.

Всё остальное прошло уже в привычном познавательном режиме. Антикварные лавки, острова Мурано и Бурано, море веницейского стекла, изумительного и неповторимого, сколько смог — привёз с собой, ибо это — навсегда часть Венеции, её неповторимый стиль и в одежде, и в мебели, и в стекле… От ёлочек до рюмочек, графика, книги, карты, сотни книжных магазинов в одной Венеции, и не только туристических, а антикварных, книг по истории, книг по искусству. Гондольер показывал нам каналы, пока не надоело. Плыть в Венеции на гондоле — это иные впечатления, вид на город, на дома и дворцы снизу, с воды. Такого впечатления на вапоретто — водном трамвайчике, никогда не будет. Волшебная единичка вапоретто — речного трамвайчика, это живительный импульс Венеции, каждые пять минут вапоретто отправляется по всем главным точкам Венеции. Мы жили совсем рядом с мостом Риальто и знаменитым рыбным рынком, там и питались свежей рыбой и каракатицами.

Много чудес перевидал, Венеция — одно из главных. К тому же — русский город. Основали венеды — праславяне, стоит на сибирской лиственнице, иначе бы Венеция затонула давно, да и одна из главных набережных — Славянская, берег славян, Рива Скьявони. Как утверждают историки, на венецианском портрете, изображающем Марко Поло, знаменитого венецианца, открывателя новых земель, в волосы путешественника вписана надпись "Марко Поло склавенин". И теперь ответьте на вопрос, почему на этой набережной любил останавливаться Иосиф Бродский? И гулять вечерами по улице Гарибальди, типично питерской улице? Всё время вспоминалось из Серебряного века, любимые строчки ещё школьного периода: "По каналам бледно-алым/ Я движением усталым/ Направляю лодку в море, к лиловатым берегам./ Замок дожей, непохожий, на всё то, что знал прохожий,/ Промелькнул, подобно тонким и воздушным кружевам./ Темно-синий город линий,/ Храм Джиованни Беллини,/ Храм великого творца./ По каналам бледно-алым/ Я движением усталым/ Плыл и плыл бы без конца..." Вот так и я плыл и плыл бы без конца.