Иштван Фекете - Терновая крепость

• Название: Терновая крепость
• Автор: Иштван Фекете
• Издательство: детская литература
• Жанр: Детские приключения
• Год: 1973

Герои романа «Терновая крепость» — два венгерских школьника, Дюла Ладо и Бела Пондораи, по прозвищу «Плотовщик» и «Кряж», — проводят летние каникулы на озере. Они живут в шалаше в глухих камышовых зарослях в обществе старого дяди Герге и его верного пса Серки.

Роман «Терновая крепость» выдержал в Венгрии несколько изданий. И не случайно. Замечательный венгерский писатель Иштван Фекете, великолепный знаток природы и большой мастер фабулы, заставляет своих читателей вместе с юными героями книги пережить многие увлекательные приключения и немало опасностей.

---

Вот какие мысли мелькали у нашего Плотовщика, хотя он то и дело отвлекался.

Например, перед глазком появилась еще одна серая цапля, и Дюла чуть не засмеялся вслух: эта длинноногая, длинношеяя птица была такой неуклюжей, беспомощной, трогательной, каким может быть только птенец, которому наскучило сидеть в гнезде со своими братьями и сестрами и он отправился прогуляться по белу свету. И птенец постоял, не зная, как вернуться к разливу. Потом вразвалку, жалобно покрякивая, направился к другой серой цапле.

— Значит, его мать, — шепнул Матула. — Погоди, увидим. «Есть хочу, — проскрипел малыш. — Е-е-есть!.»

Взрослая цапля остолбенела. В ее суровых глазах можно было прочитать только: «Кто разрешил тебе удрать из гнезда?»

«Есть хочу, е-е-есть…» — вытягивал шею юный путешественник и в такт скрипению бил крылом.

Мать вдруг повернулась к птенцу, и тот раскрыл рот. Их клювы встретились.

— Что они делают?

— Мать его кормит. Разве не видишь?

По-видимому, цапля передала своему детенышу только что пойманную рыбу; вверх по ее горлу поднялся комок и, перекочевав в рот птенца, скользнул вниз, по его горлу.

— Фу, неаппетитно! — невольно сплюнул Дюла.

Матула пожал плечами.

— Что же им делать, коли у них нет тарелок. А потом, если птенцу нравится, значит, все хорошо.

А птенцу, как видно, очень нравилось; едва мать оторвала от него свой клюв, как он уже заскрипел:

«Еще… Еще-е-е!..»

Тут цапля поспешно направилась к камышам.

«Еще… Еще-е-е!.» — бежал за ней малыш, но она не обращала на него никакого внимания.

Из камышей донеслись новые скрипучие просьбы, но мать приберегла в зобе остатки рыбы для других птенцов.

— Даже и побить может, если долго будет канючить, — сказал им вслед Матула.

Они не видели, как дальше развивались события, однако птенцы замолчали только через несколько минут. Вскоре цапля снова стояла в воде, подстерегая рыбу.

— Небось начнет сначала, — сказал Матула и вскинул голову, потому что в воздухе раздался присвист, напоминавший шипение пара. — Смотри! Смотри в оба!

Свист перешел чуть ли не в вой. Перед глазком промелькнули два шарика и вслед за ними серо-желтая птица с крыльями ласточки Потом всплеск воды и шарики исчезли, а преследователь, сделав петлю в воздухе, снова взмыл ввысь.

— Балабан. Гляди в оба. Ему только тогда удается схватить чирка-свистунка, если он нападает внезапно. А летать и тот горазд. Ты же видал.

Балабан кружил над водой там, где скрылись маленькие чирки.

— Летел бы ты куда-нибудь еще, — улыбнувшись, посоветовал Матула. — Ими ты уже не закусишь.

Балабан послушался Матулу, и тем временем все птицы вокруг поспешно опустились на воду, и наступила тишина. Дюла вспотел от волнения и тревоги за маленьких чирков, но успокоился, когда из озера вынырнули две головки, а потом осторожно всплыли и сами малыши с коричневыми в крапинку, блестящими перьями.

— А я думал, что они разбились.

— Эти? У них грудки крепкие, как железо. Но зато вкусные же они!

— А цапля балабана не испугалась?

— Кто ее знает? Но обыкновенно птицы на земле или на воде не пугаются. Балабан только в воздухе бог и царь, а на земле ему грош цена. В воздухе же, кого приметит, бьет насмерть, а когда жертва упала, опускается к ней. Ведь он может свернуть шею даже большому серому гусю.

Балабан улетел уже далеко, жизнь на поверхности воды замерла, и птичья суета не возобновлялась, потому что наступила изнуряющая летняя жара. Старая цапля предусмотрительно спряталась в тенек, и из шалаша ее не было видно, только чирки продолжали неутомимо нырять. Тень все убывала, и в шалаше тоже стало жарко.

Матула выбил трубку.

— Может, на сегодня хватит? Дюла, пыхтя, вытирал пот со лба.

— А мы приедем сюда еще?

— Конечно, но об эту пору все прячутся, и вряд ли ты увидишь что-нибудь новое. Наблюдать хорошо на зорьке да в сумерки, а в такую жару птицы вылезают, если только нужда придет. Давай-ка потихоньку выбираться отсюда.

Вода вокруг ослепительно сверкала. Матула посмотрел на небо.

— Гроза собирается. Не чуешь?

— Я ничего не чувствую.

— Не чуешь, как припекает?

— Нет.

— А здесь часа через два-три начнется гроза. Сдается мне, крепко погромыхает. Ну, да это ничего, только бы град не выпал. В другой раз приедем, получше здесь оглядимся.

Дюла обливался потом, Матула толкал лодку, И когда они взобрались на дамбу, то совсем задохнулись в горячем влажном воздухе. Рубашка у старика прилипла к спине.

— Ну, а теперь чуешь?

— Чувствую, дядя Матула, и теперь знаю, к чему это. Мне словно что-то сдавило грудь, и пот градом льется. А жара совсем не та, что вчера в то же время.

— Правильно! Погляди вверх: небо совсем белесое, и побьюсь об заклад, что Серка уже поджидает нас на берегу. Он страх как боится грома, хотя вообще-то ничего не боится. У собак чутье острое.

Они плелись, измученные зноем. У Плотовщика снова заныло все тело, сильней заболела натертая ладонь, и стали саднить подлеченные ожоги на плечах, о которых утром он почти забыл.

— В жарищу человек всегда еле ноги волочит, точно его огрели по голове, — сказал Матула. — Даже трубка не дымит! Не к добру. Погляди-ка вон туда!

На другом берегу, оскалив зубы, прыгал Серка: «Скорей, не то я лопну от нетерпения!»

— А я что говорил? В другой раз я бы пристыдил его за то, что он бросил шалаш, но сейчас не скажу ему ни слова.

Когда они переправились на лодке на свой берег, Серка тотчас бросился к Матуле, но сначала несколько раз тявкнул, показывая, как его напугала собирающаяся гроза.

— Ну ладно, — потрепал Матула струсившего сторожа. — Мы знаем. Ступай!

Серка сразу побежал впереди, но то и дело оглядывался, словно проверяя, идут ли за ним два его властелина.

Дюле казалось, что вокруг шалаша все изменилось. Гнетущее томление разлилось в воздухе. Кусты и деревья точно съежились, трава не колыхалась.

Вокруг не видно было ни одной птицы, только слепни жужжали и жалили беспощадно.

— Пообедаем? — спросил Матула.

— Я что-то не хочу есть, — признался Плотовщик. — Аппетит у меня совсем пропал.

— Об эту пору всегда так. Самое умное теперь завалиться на сено, хотя уснуть вряд ли удастся. Чую я, гроза здесь будет раньше, чем я думал. Слышишь?

— Слышу что-то. А разве это не самолет?

— Погляди на пса.

Серка сидел как каменный, но его уши стояли торчком, повернутые к юго-западу, точно две слуховые трубки.

Налетел ветер, но сразу стих, и снова все замерло в напряженном ожидании.

— Слышишь?

Теперь где-то вдали уже отчетливо загремело, но так далеко, что чудилось, будто клокочет земля. А в ответ совсем тихо, но жутко зазвенели бесконечные камышовые заросли.

Вихрем взвилась зола над кострищем, закружились листочки, пригнулась трава.

— Только бы не принесло града, — вздохнул старик. — Овес в поле еще не убран, половина пшеницы не заскирдована, кукуруза не налилась.

Дюла молча прислушивался.

— Большая гроза собирается, — сказал Матула, — но ненадолго. Раз неожиданно нагрянет, значит, быстро пройдет.

Зашелестела ольха, и небо так потемнело, словно солнце заслонила густая пыль. Камыш заговорил басом; страшный далекий рокот все приближался.

— Я выйду, — сказал Плотовщик.

— Ну иди посмотри.

Когда мальчик вышел из шалаша, ветер чуть не сбил его с ног. Ветер дул ровно и не мешал дышать. Он несся равномерно, как вода на речном пороге. Камыш совсем склонился к земле, деревья горестно вздыхали, и громкий хруст возвестил о том, что где-то обломился огромный сук. Дюла с трудом защищал глаза от носившихся в воздухе соринок, но картина, которую он видел, была устрашающе прекрасна.

На юго-западе небо совсем почернело, словно темные горы выросли из глубин, скрытых горизонтом, и, как челноки на ткацком станке, метались молнии. Кружевные гребни облаков стали изжелта-белыми, небо и землю точно заволок густой дым от сырой соломы. Ветер уже ревел. По воздуху неслись ветки, тростинки, листья, и мерещилось, будто на мир вот-вот обрушится страшная движущаяся стена. Но самым грозным в этом адском спектакле был аккомпанемент — нарастающее клокотание, несмолкаемый гул, зловещий рев надвигающейся бури. Казалось, еще минута, и наступит конец света.

Мальчик стоял, зачарованный бурей. Он не ощущал страха и не замечал дождя, крупные капли которого барабанили по листьям. Солнце уже скрылось, над головой проносились нагромождения туч, и, когда он ощутил, что эта сконцентрированная безграничная сила разрывает ему грудь, все растворилось в страшной, гремящей вспышке, расколовшей небо.

Пробираясь почти на ощупь, наш Плотовщик поспешил укрыться в шалаше, потому что молния словно разворотила дно небесного океана, и на землю хлынули потоки воды.