Юрий Гончаров - Большой марш (сборник)

• Название: Большой марш (сборник)
• Автор: Юрий Гончаров
• Издательство: Современник
• Жанр: Современная проза
• Год: 1986

В книгу известного воронежского писателя Юрия Гончарова вошли рассказы, в большинстве которых запечатлена биография поколения, чья юность пришлась на время Великой Отечественной войны. Художнический почерк писателя отличает реалистически точная манера письма, глубина и достоверность образов.

---

Танкист на береговой полосе – в мокром до пояса комбинезоне – призывно махал белыми култышками рук, показывая направление, и перед самым носом машины отбежал в сторону, давая ей путь.

Вода закипела, забурлила вокруг грузовика, раздаваясь в сторону пенными волнами. Шофер прибавил газу. Мотор завыл на высоких нотах.

– Давай, жми! Идет, идет! – кричали в кузове раненые, столпившись над шоферской кабиной. Танкист сзади гоже что-то кричал поощрительное, размахивая белыми руками.

Машину качало, переваливало с боку на бок. Порою она со скрежетом вздрагивала, наезжая на камни в русле.

Передние колеса показались из воды, выползли на песчаную кромку противоположного берега, прорезая в песке глубокие колеи.

– Всё, всё! Прошла, прошла! – закричали стоявшие над кабиной.

Под их победный крик мотор заглох, и грузовик, дернувшись, осел задом. Завыл стартер. Все впились слухом в его вой – заведется ли мотор? Мотор фыркнул, заработал. Под кузовом заскрежетали передаточные шестерни. Шофер рванул грузовик вперед. Задние колеса успели уже глубоко осесть в песок, грузовик только дернулся и снова погасил мотор. Шофер завел его снова и снова сделал попытку вырваться из ручья, но грузовик с каждым рывком, с каждой пробуксовкой колес только глубже оседал в воду.

Ругаясь, размахивая руками, через ручей перебрался танкист.

– Зачем газ сбрасывал?! – яростно накинулся он на шофера. – Жать надо было, на всю железку!

– Жать, жать! Мотор не тянет! Это тебе не танк!

Шофер с угрюмым, озабоченным лицом выбрался из кабины, обошел по воде грузовик, поглядел под днище кузова, толкнул в задний борт плечом.

– Ну, братва, подсобляйте, кто может!

Почти все, кто был в кузове, полезли через борта. Костя тоже вылез – на песок перед грузовиком. В воду ему было нельзя, но тянуть руками спереди за буфер он мог. Рядом оказался Егоров. Он был в мелком поту. Даже выбраться из машины составило ему немалую трудность. Какою силою мог он помочь? Но и он взялся левой рукой за мокрый буфер.

– Сперва качнем, а потом – разом, она и выйдет, – суетился танкист, то забегая наперед, то присоединяясь к тем, что гуртовались по пояс в воде позади и с боков грузовика, чтобы толкать его в борта.

Танкист наконец выбрал себе место – с левого борта, за колесом.

– Погоди, не рви без толку. Вот как скомандую – тогда газуй. Да потихоньку, потихоньку, с умом газа давай, чтобы не буксануть, – кричал он шоферу, умащиваясь спиной, взгорбком под низ борта; руки он держал перед грудью, оберегая.

– Пошел!

Шофер включил сцепление. Под дружный вскрик бойцы поднажали сзади. Потянул Костя – напрягаясь до рези в животе, уперев здоровую ногу во влажный песок. Потянул Егоров, еще гуще покрываясь бисеринками пота. Грузовик подался вперед и замер. На мертвой точке шофер отжал сцепление, грузовик качнулся назад. Под вскрик, под новый взрев мотора его снова подхватили, толкнули.

– Не идет, зараза! – прохрипел танкист. Лицо его стало багровым, почти как те бурые пятна, которыми оно было испестрено.

– Счас бы какого пикировщика сюда, она б, проклятая, сама из грязе выскочила! – со смешком сказал один из тех, что не могли принять участия в общем деле и оставались в кузове.

– Заткнись ты! – обрезал его другой голос. – Пикировщика! Как дам вот по мозгам! Придет же такая дурь на язык.

Прошло уже минут семь, как машина сидела в ручье. Семь минут… Сколько еще выдержит лейтенант? Минут двадцать, тридцать? До дивизионного госпиталя совсем недалеко. Там кислород, ампулы с кровью, искусники хирурги… Ему сейчас надо влить кровь. Вон он как держится, в одиночку. А там он уже не будет один. Там умеют бороться со смертью. Там заставят ее отступить. Тридцать минут, – еще можно успеть…

– Эй, вы, чего глаза пялите! – закричал танкист бойцам, глядевшим с моста. – Раненые надрываются, а вам спектакль?

Бойцов будто подстегнуло. Они кинулись с моста на берег. От «виллиса» тоже отделились три фигуры, побежали по склону к ручью.

– Надо было вам сюда лезть? – грубо крикнул один солдат со «студебеккера», подбегая. – Не могли малость подождать? Ничего б с вами не случилось…

– Значит, надо, раз полезли, – так же грубо оборвал его танкист. – Готов? – крикнул он шоферу, глядевшему, выставись, из кабины. – Ну-ка, все разом, – навались! Газуй, шофер! Р-раз! Ищ-що – р-раз! Ищ-що – р-раз!

Костя и Егоров отбежали в сторону. Их помощь была уже не нужна: грузовик полз уже сам, выползал на косу, на твердую землю. С низа его шумно лила грязная вода.

Бойцы со «студебеккера» заглянули в кузов. Настроение их стало серьезным.

– Покороче дорога есть, – сказал шоферу тот, что подбежал первым и ругался – зачем поехали через ручей. – Езжай до развилки, а там вправо съезд. Не гляди, что грязно, проедешь, зато дальше скрозь лес до самого места ни ямки, ни рытвинки и вполовину ближе.

Взобравшись в кузов, Костя первым делом поглядел на лейтенанта. Глаза его были закрыты.

– Живой, – сказал Егоров, взобравшийся чуть раньше и тоже глядевший на лейтенанта. – Сейчас смотрел.

Шофер сделал так, как посоветовали подвозчики снарядов: поднявшись от ручья на холм, на развилке свернул вбок. Дорога сквозь жиденький, малорослый дубняк правда была накатанной и ровной. Теперь шофера уже никто не погонял. Солдаты, находившиеся в лесу возле спрятанных в капонирах танков, автомашин, тягачей, полевых кухонь, поворачивались на вой мотора и, оставя свои дела, глядели вслед.

Поворот. Еще поворот. Надломленная осколком, низко свисшая ветка с шуршанием обмахнула грузовик поверху. Мелькнула придорожная часовенка из белого камня, с иконкой в квадратной нише. Расступились, пропуская машину, круглые, похожие на шахматные ладьи, с узкими бойницами башенки при въезде в густой, тенистый парк…

Грузовик пронесся по аллее, свернул и, скрипя тормозами, остановился у большого каменного здания, почти всплошную задрапированного зеленью плюща.

Как ни мало подходил момент для рассматривания, Костя, пока раненые оставались в кузове, все же успел оглядеть дом. Он был построен в подражание средневековым замкам: массивные стены из каменных блоков, узкие стрельчатые окна, – некоторые забраны железными решетками; старинной формы слюдяные фонари для свечей на кронштейнах у подъезда и по углам здания… На фронтоне высеченный на плоском камне замысловатый герб… Имение какого-то магната. Костя только читал о таких замках, таких усадьбах да видел их на картинках в учебниках и книгах. Как всё не похоже на то, к чему привык он на своей земле… И как жаль, как обидно, что он так мало увидал заграницы и уже не поглядит ни Польши, ни Германии. Столько вынести, столько перетерпеть – и лишиться самой лучшей награды: пройти в рядах победителей по той земле, где вызрела и набирала свою злодейскую мощь война…

Всего пять или шесть дней находился полевой госпиталь в этой усадьбе, но она была уже обжита, приспособлена для его нужд, чувствовалось, что здесь есть крепкий хозяин – четкий и жесткий порядок. Медперсонал действовал быстро, но не суетливо. Лейтенанта сейчас же переместили на носилки, вынули из грузовика и куда-то бегом понесли. Раненых в момент рассортировали – одних туда, других сюда. Костя в этих перемещениях не заметил, как исчезли танкист, Егоров, солдат с железными зубами. Он огорчился, что не успел с ними попрощаться. А встретиться еще раз, видно, уже не доведется… Его присоединили к кучке незнакомых ему раненых, с другого грузовика, подъехавшего почти одновременно, и повели от дома в сторону, за какие-то строения, того же стиля, что и главный дом, мимо оранжереи с побитыми стеклами к длинному бревенчатому сараю под обомшелой черепичной крышей.

Сарай оказался обыкновенной конюшней, добротно облаженной внутри – с дощатым полом, оштукатуренными и побеленными стенами, водопроводом. Вдоль стен и посередине, в два ряда, головами друг к другу, тесно, один к одному, на застланной одеялами соломе лежали, сидели раненые. Иные спали, другие разговаривали, курили, читали обрывки газет или, с мужской неловкостью держа иглу, подлатывали одежонку. В сарае находилось человек восемьсот, может быть, больше. Вот в таком же примерно сарае пришлось Косте лежать целую неделю после ранения на Курской дуге, пока дошла очередь на отправку в тыл. Только там не было дощатого пола, а была просто земля, и крыша сквозила дырами, – если случался дождь, раненые сползались в сухие углы, а струйки воды журчали и дзенькали в подставленные котелки и каски…

– Сюда, – указал санитар Косте на свободное место между спавшими под шинелями бойцами. – Сейчас дам поесть, а на перевязку вызовут.

Голос санитара доходил до Кости глухо, будто сквозь преграду.

Он получил в руки миску с едва теплым супом, погнутую ложку и кусок хлеба. Никакого аппетита у него не было, но он стал хлебать, не разбирая вкуса варева, не разглядывая, что отправляет ложкой в рот. В голове его стоял легкий звон, а сам он точно куда-то проваливался. Проваливался, проваливался и в то же время оставался сидеть на одеяле…