Юрий Гончаров - Большой марш (сборник)

• Название: Большой марш (сборник)
• Автор: Юрий Гончаров
• Издательство: Современник
• Жанр: Современная проза
• Год: 1986

В книгу известного воронежского писателя Юрия Гончарова вошли рассказы, в большинстве которых запечатлена биография поколения, чья юность пришлась на время Великой Отечественной войны. Художнический почерк писателя отличает реалистически точная манера письма, глубина и достоверность образов.

---

– А вдруг?

– Ты еще не утратил свой оптимизм?

– Нет, но бывает же так – совсем вдруг! Это тоже закон, не знаю только, как называется: не ждешь, не надеешься, и тут как раз судьба преподносит подарок!

– Ну-ну, посмотрим… Не так вообще надо было делать. Я тоже тебе это говорила, но ты не прислушался. Как мы, сейчас так никто никуда не ездит. Надо было послать предварительно телеграмму, попросить содействия. Чтоб нам забронировали.

– Телеграмму? Кому?

– Ну, хотя бы в Союз художников.

– А он здесь есть?

– Это ты должен знать. Наверное, есть. Ведь живут здесь художники.

– И стали бы они хлопотать?

– А почему бы нет?

– А зачем им я, что я за персона такая? Не руководящая шишка, не академик, не лауреат…

– Просто из солидарности. Помочь коллеге.

– О, милая, – коллега! Это так мало!

В вестибюле «Приморской» им представилась уже знакомая картина: табличка «Мест нет» на стойке перед столом администраторши, несколько унылых фигур возле нее, люди, томящиеся в вестибюльных креслах; один даже спал, свесив на плечо голову, слышно посапывая. Сидела усталая, грустная женщина, держа в руках бутылочку с молоком, не допитым двумя ее детишками. Одни они не печалились и не скучали: раскрасневшиеся, заливаясь смехом, бегали меж кресел, ловили друг друга растопыренными ручонками, прятались за кадку с каким-то южным лопушистым растением в углу.

– Конечно, спортсмены, и конечно, до конца месяца, – предугадывая ответ, с ядовитой иронией сказал Коровин администраторше, крашеной, огнисто-рыжей девице с цыганскими серьгами-кольцами в мочках ушей.

– Вы угадали! – улыбнулась она. Настроение у нее было жизнерадостное.

– Скалолазы?

– Всякие. Есть и скалолазы. А вас интересуют именно скалолазы?

– Меня интересует номер на двоих. Для меня и жены.

– Увы, чего нет – того нет.

Глаза рыжей девицы с серьгами приобрели совсем лучезарный, веселый блеск, как будто она сообщила Коровину нечто в высшей степени для него приятное.

– А если подождать?

– Долговато выйдет. Как вы сами сказали – до конца месяца.

– И не раньше?

– Увы! И то еще неизвестно, что будет. Может, опять все места для спортсменов забронируют. Есть слухи, баскетболисты приедут. На месячный сбор.

– Баскетболисты? Они могли бы и у себя поиграть.

– Не те условия. Здесь они на режиме, ходят в горы, обогащают организм кислородом…

– Дома им кислорода не хватает?

– Наверное, не хватает, раз их сюда возят. В спорте теперь все по-научному. Стало быть – так лучше. Для высоких результатов.

Тупая тяжесть, не в первый раз возникавшая в этот день у Коровина в груди, все сильней и сильней давила ему на сердце. Это был верный признак того, что нервы отказывают, он уже не может их сдержать. Он чувствовал, еще мгновение – и гнев, злость хлынут из него, как из лопнувшего сосуда. Глупо, обидно срывалось все, что было задумано, чего им обоим так хотелось, с чем ехали они сюда. Самое простое, несложное, человеческое желание: пожить две недели у моря, в тишине, покое, в каком-нибудь пусть самом крохотном гостиничном номерке, лишь бы была ванна или душ, без всех осаждающих дома забот и волнений, в целительной беспечности, так нужной им сейчас, после стольких трудов, такой накопившейся в обоих за много лет усталости. Им рисовалось: будут бродить целыми днями у моря по хрустящей гальке, под плеск волн; хорошо, что зима и у моря безлюдно, так надоела всюдошняя толчея, людская перенасыщенность… Съездят на катере куда-нибудь в окрестности, все равно куда; сама поездка по морю, волнам, под брызги, летящие с носа, крики чаек, сопровождающих катер, уже радость. В каких-нибудь случайных кафе, ресторанчиках, закусочных будут заказывать себе нехитрую еду, – приятно просто посидеть в тихом, полупустом месте, зная, что никуда не надо торопиться, ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра у них нет никаких дел, никаких обязанностей, можно просто дышать, смотреть вокруг, слушать друг друга, а то ведь дома и на это нет времени… А вечером, в постелях, в темноте, приоткрыв окно, засыпать под далекий или близкий ритмичный шум моря, говорящий о вечности, внушающий обманное, но утешительное и желанное чувство, что и ты, человек, как бы нечто одно с этим шумом, морем, горами за окнами, тебе тоже суждено такое же вечное, нескончаемое бытие, у тебя тоже еще много-много времени, ты обязательно успеешь сделать все, что задумал, что томит тебя беспокойством неисполненного долга, страхом стремительно ускользающего времени…

– Удивительно! – помолчав, проговорил Коровин, поворачиваясь к людям, что стояли возле стойки. – Совершенно непостижимые вещи! Всесоюзные совещания на курортах. Спортсмены навалом. Самое время – учиться, работать, а у них месяцами сборы, тренировки, соревнования… Вторая гостиница – и битком! Только спортсмены. Сколько же их тут всего, если по всем гостиницам посчитать?

– А в зимнее время во всех южных городах так, вы разве этого не знаете, вам это в новинку? – сказал Коровину один из стоящих перед ним мужчин.

– Коля, не заводись! – потянула Наташа Коровина за рукав.

– Вы что же – против спорта? – снисходительно-насмешливо, как будто Коровин говорил явные глупости или наивничал, как ребенок, сказала рыжая девица. – Надо же спортсменам тренироваться, повышать мастерство. А то не будет у нас рекордов.

– Я не против спорта, а против того, о чем говорю. Я против вот чего… – Коровин нашел взглядом женщину с бутылочкой в руке. – Вот приехала мать, привезла двоих детей, надо полагать – по серьезной нужде, с детьми так просто не ездят… Вы откуда? – спросил он женщину.

– Мы из Челябинска.

– А что вас сюда привело?

– Дети коклюшем болели, доктор сказал, надо им морем подышать, закрепить лечение…

– Вот видите, – сказал Коровин рыжей, – закрепить лечение. Из Челябинска, не близко, тысчонок пять верст. Небось ехали и рассчитывали найти здесь прием какой полагается, лечебная ведь зона. А вы из нее олимпийскую деревню устроили!

– При чем тут я! – вскипела рыжая, разом теряя последние остатки своей веселости, шутливого настроения. – Я устроила! Вы слышите? Надо мной начальство есть, я думаю, оно лучше нас с вами в делах разбирается, что и как тут устраивать… А больным надо с путевками ездить, а не так вот – вздумал, в поезд – и прикатил… Если так делать – никаких гостиниц не хватит, сколько их ни настрой…

– Коля! – тихо, не прибавляя голоса, но с еще большей мольбой произнесла Наташа.

Коровин сдавил в себе вскипевшее. Его подмывало много что еще сказать, просто – выговориться, облегчить себя от раздражения. Но он вспомнил про Наташу, – она уже волнуется, а ей это совершенно нельзя. Тем более что действительно ведь все это впустую, напрасно, – и его вспышка, и это его «выступление». Простое «сотрясение воздуха», ничего оно не изменит…

На улице у автомата он выпил стакан шипучей воды без сиропа со злым, острым газом, горстью мелких гвоздей впившимся ему в горло и нос, и вдруг, в секунду, успокоился.

– Ну их к черту! – сказал он с сердцем, имея в виду гостиницы, их служителей, которых они повидали, а заодно и свою идею – обосноваться в гостиничном номере. – Давай искать у частников. Это, конечно, не то, но что делать? Потерпим, ладно. Но сперва все же надо поесть, а то я от голода совсем кусаться стану…

2

Они вернулись в кафе, мимо которого проходили на пути в «Приморскую». В нем по-прежнему было почти безлюдно, только за двумя или тремя столиками в разных концах зала сидели посетители, остальные столы сверкали идеальной полировкой, манили уютом темно-красных кресел, стоящих в строгом, четком равнении, чинном порядке.

– Что возьмем? – спросил Коровин.

– Я бы хотела только чашку бульона и какой-нибудь пирожок. Или булочку. Слоеную.

– Ты совсем перестала есть, – недовольно заметил ей Коровин. – А в твоем положении нужно как раз наоборот.

– Не хочется…

– Надо через не хочется. Посмотри, как у тебя обтянулось в последнее время лицо.

– Это из-за той простуды. Но уже все прошло.

– И до простуды ты была такой же.

– Ничего, все наладится. Мне надо просто отдохнуть, отоспаться.

– Так только бульон?

– И пирожок. Или слоенку.

– Ну, а меня бульоном не накормить.

– Ты спроси что-нибудь мясное. Может, здесь пельмени есть. Ты ведь их любишь.

Пельмени действительно нашлись в меню. Коровин попросил положить в одну тарелку две порции, взял себе большую чашку кофе. А Наташе – как она просила: бульон со слоенкой.

Кафе было без официантов, Коровин сам принес все на подносе на столик.

Они совсем не спешили, но все же их обед занял не больше двадцати минут. Да, в этом было истинное наслаждение: отдыхая всем телом, сидеть в покойном кресле, мелкими глотками пить крепкий до горечи кофе, смотреть за окно, мимо которого проходили гуляющие по набережной, на сине-зеленую полоску моря, по которой с маленьким белым буруном, кипевшим у форштевня, возвращался в порт прогулочный катерок, может быть тот самый, который они видели с полчаса назад уходившим в морской простор. Коровин уже и не помнил, когда он сидел в последний раз за обедом вот так покойно, не жалея, что непроизводительно, бездельно уходят минуты. Когда-то давно, может быть, это у него и было, но он уже забыл о таких временах своей жизни, а последние десять лет он знал только одно: беспредельная загруженность, гонка, гонка и гонка… Чтобы не тратить даром времени, он даже не приходил домой обедать, бежал в какую-нибудь столовую поближе к мастерской, хватал, что подвернется, что есть в наличии, лишь бы побыстрей разделаться с обеденной процедурой, набить чем-нибудь голодный желудок. Случалось, что и на столовую не хотелось тратить пятнадцати минут, так они бывали для него драгоценны. Тогда он ограничивался сухомяткой: чебуреками с уличного лотка, просто куском хлеба с чаем, согретым тут же, в мастерской, рядом с мольбертом и подрамниками, на электрической плитке. До добра такой режим, известно, не доводит. Коровин скоро нажил себе повышенную кислотность, хронический гастрит, частые боли в желудке, изжогу, такую резкую и мучительную, что приходилось ложками глотать соду, чтобы притушить жгущий изнутри огонь…