Питер Вашингтон - Бабуин мадам Блаватской

• Название: Бабуин мадам Блаватской
• Автор: Питер Вашингтон
• Издательство: КРОН-ПРЕСС
• Жанр: Эзотерика
• Год: 1998
• ISBN: 5-232-00733-5

Книга английского ученого Питера Вашингтона будет интересна как поклонникам западных духовных учителей XX века, так и их критикам. Несмотря на насмешливый и порой даже саркастический тон, эта работа представляет собой глубокое исследование своеобразного пласта духовной жизни, оказавшего несомненное влияние на современную европейскую и американскую культуру. Автор рассматривает общественно — культурный феномен «духовного учительства», привлекая самые разнообразные, иногда скандальные факты из жизни «западных гуру» и опирается при этом не только на документы и свидетельства современников, но и на собственные встречи с «последними из могикан», например, с вдовой Беннетта.

"…почему все больше и больше людей обращаются к подобным учителям и проповедникам, отворачиваясь от традиционных церквей?

Это лишь немногие из вопросов, ответить на которые мы попытаемся, излагая удивительную историю о том, как одна русская эмигрантка, питавшая слабость к сочинениям популярного британского романиста, принесла в Америку мудрость Востока. Читатель найдет в моей книге также рассказ о том, как бывшая супруга англиканского священника и Епископ, склонный к извращениям, изобрели "западного гуру". Мы расскажем и о том, какое поразительное влияние оказали их идеи на культурную, социальную и даже политическую жизнь трех континентов; а также о трансформации, которую претерпели эти идеи в сочинениях некоего армянина, умевшего ловко торговать коврами, и многотомных трудах одного немецкого философа. В этой книге мы попытаемся проследить до наших дней цепь захватывающих событий, которые начались в скромной нью-йоркской квартире 7 сентября 1875 года. Именно тогда началось головокружительное восхождение Тибетских Учителей Мудрости на Западе."

---

В октябре 1948 г. Гурджиев отправился в последнюю поездку по Америке. Трудно не видеть, что на сей раз он просто валял дурака. Когда группа преданных учеников стояла на платформе парижского вокзала, он высунулся из окна вагона и обратился к ним со словами: "Прежде чем я вернусь со всем моим бытием, чтобы каждый здесь понял разницу между ощущением и чувством"[389] — странное требование, над которым они тем не менее ломали голову. В Нью-Йорке были обычные диковинные обеды, приготовленные на спиртовке в номере Учителя в отеле "Веллингтон" (где пользоваться спиртовкой было строго запрещено). Американским ученикам, репетировавшим священные танцы, было решительно сказано, что они двигаются, "как черви в дерьме"[390], а Франку Ллойду Райту, серьезно больному, было велено принимать арманьяк для излечения желчного пузыря[391].

Сильнее всех Гурджиев оскорбил американских учеников Успенского, пренебрежительно отозвавшись об их бывшем Учителе как о бесплодном интеллектуале и предателе, умершем как собака в канаве[392]. Но это не помешало ему посетить г-жу Успенскую в Мэндхэме, где она показала ему рукопись Успенского об их ранних совместно проведенных годах "Фрагменты неизвестного учения". Ирония была в том, что щепетильная объективность Успенского, обруганная его Учителем в Нью-Йорке как стерильный академизм, оправдала себя несколько недель спустя: Гурджиев согласился на публикацию книги как добросовестного отчета о его учении в десятилетний период после 1915 г.

Он спешил с изданием "Рассказов Баалзебуба своему внуку", поручив Беннетту, который последовал за ним в Америку, составить письмо, советующее ученикам купить копию первого издания за 100 долларов [393]. Это письмо было прочитано за обедом, и тогда же Беннетт был назначен душеприказчиком в Англии, французский писатель Рене Зюбер — во Франции, а шотландский журналист лорд Пентлэнд — в Америке. Подобное обещание уже получили Фриц Петерс и другие, но Гурджиеву явно нравилось менять завещание, чтобы подразнить наследников.

Вернувшись в Париж в апреле 1949 г., он принялся, как и встарь, посещать рестораны, совершать автомобильные поездки и устраивать обеды, пока Беннетт читал в Англии лекции о своем учителе. Гурджиев начал переговоры о приобретении очередного Приере, на этот раз железнодорожного отеля в Ла-Гранд-Паруас на Сене; планировал вторую поездку в Америку; думал о приобретении учеников в "голландской Индии" и посетил пещеры в Ласко в обществе Беннетта, но здоровье его ухудшалось.

14 октября он упал во время урока танцев, и, хотя в результате упорного сопротивления, ему удалось на несколько дней вернуть подобие здоровья, Элизабет Мэйэлл, встретившая его во фруктовой лавке, где он покупал огромные количества бананов, впервые увидела, что Гурджиев стар. Ученики наблюдали за его медленным упадком сил и понимали, что следует ожидать, но их сбивало с толку слишком быстрое ухудшение. Гурджиев сам сказал им однажды (возможно, только наполовину в шутку), что никогда не покинет их, но две недели спустя, 29 октября, он умер в американском госпитале в Нейи.

Дни после его смерти были полны противоречивыми слухами о том, что внутренние органы Учителя полностью растворились и что слышали, как сердце его стучит и после смерти, его тело не будет разлагаться и что на самом деле он не умер, а скрылся, оставив вместо себя труп-фантом. И все же похороны состоялись в русской православной церкви в Париже в присутствии большого числа людей, и стало ясно, что Гурджиев сыграл последнюю шутку в своей жизни. История закончилась.

Но в некотором смысле она только начиналась. За несколько дней до смерти Гурджиев получил пробные оттиски "Баалзебуба…". Количество его учеников и его репутация росли быстро, как никогда. Всегда будучи иллюзорным существом, Гурджиев-человек уступал место Гурджиеву-мифу[394].

Глава 19 ВОЗВРАЩЕНИЕ

Гурджиев прожил достаточно долго, чтобы увидеть возрождение интереса к своему наследию. Кришнамурти жил гораздо дольше и значительно более преуспел в этом отношении. Будучи святым в своем кругу и немного забавной личностью для всего остального мира в период между мировыми войнами, к концу 1960-х он стал западным гуру. В процессе преображения он отринул нелепости теософии, чтобы стать настоящей звездой в весьма любопытной среде знаменитостей Нового Века, где далай-лама и Иегуди Менухин находились бок о бок с таинственными герцогинями, а поп-певцы занимались поисками истины.

Метаморфоза влекла за собой два парадокса: во-первых, Кришнамурти решительно держался образа отшельника, ищущего духовного просвещения, тогда как окружающие видели в нем элемент очаровательной общественной элиты; и, во-вторых, он продолжал проповедовать доктрину нереальности мира и необходимости достижения свободы от всех мирских уз, оставаясь тем не менее в этом мире.

Ни одно из этих утверждений не является таким уж парадоксом, как это кажется на первый взгляд. Многие духовные лидеры учили, что отшельничество не является путем к спасению, что наибольшего уединения можно достичь в людской толпе и что наилучший способ напомнить себе о нереальности мира это оказаться активно вовлеченным в жизнь, а не убегать от нее. Но критики Кришнамурти — вскоре они включили в число объектов своих нападок и семью Раджагопала — еще хуже отнеслись к его последующей карьере. Предположив, что Кришнамурти всегда был, по существу, выскочкой, приспособленцем и тунеядцем, они заподозрили, что он просто культивировал видимость уединения и отстранения в целях поддержания своего имиджа, и что за эту видимость его близкие платили эмоционально, а последователи духовно.

Что точно известно, так это то, что Кришнамурти начал выходить из тесного кружка Охайя, когда с окончанием войны окончилось и его затворничество в Калифорнии. Но эти события привнесли мало перемен в его жизнь. С 1945 г. до самой смерти в возрасте девяносто одного года в 1986 г. он путешествовал по всему миру как духовный учитель. Публичные лекции и частные интервью продолжались точно так же, как и в 1920-х годах, перемежаясь бесконечной чередой роскошных дней отдыха. Он продолжал сновать между Индией, Европой и Америкой, часто останавливаясь у богатых друзей. Были времена, когда список его знакомых напоминал скорее телефонный справочник, чем записи гуру. Он также по-прежнему полагался на помощь влиятельных и богатых женщин.

Возобновились выступления перед огромными аудиториями по всему миру. К 1982 г. Кришнамурти мог обратиться к аудитории в три тысячи человеку одновременно, собравшимся в Карнеги-Холл, в Нью-Йорке. Регулярные собрания проходили в Европе, по образцу лагеря Ордена Звезды. Хотя он теперь не мог посетить Оммен, после того как во время Второй мировой войны его использовали в качестве концлагеря, в 1961 г. был основан трест для финансирования съездов в Саанене, Швейцария. Он также проводил больше времени с известными политиками и финансистами, регулярно совещаясь с Джавахарлалом Неру и его дочерью, Индирой Ганди, которая в 1966 г. унаследовала от своего отца пост премьер-министра Индии. Предприятия Кришнамурти получали щедрую поддержку со стороны магнатов: Джеральд Блитц, основатель Средиземноморского Клуба, был некоторое время его советником. В послевоенный период находящиеся в обращении суммы денег увеличились невероятно — идеалисты, получавшие прибыль от послевоенного подъема промышленности, стремились делать пожертвования в разнообразные фонды. Без доступа к отчетам трудно говорить о точном размере, но пожертвования в KWINC достигали миллионов — возможно, даже десятков миллионов — долларов. Трудно сказать, почему так произошло. Многие духовные лидеры получали щедрую помощь — хотя и не в таком размере и не так регулярно, ибо поток денег практически не иссякал, начиная с первого появления Кришнамурти на общественной сцене перед Первой мировой войной и до его смерти в 1986 г. Возможно, постоянное знакомство с богатыми людьми породило особую благоприятную ауру, которая, подобно магниту, притягивала еще более щедрые пожертвования: он был немного не от мира сего, но в то же время достаточно искушенным и утонченным.

Кроме того, он никогда не задавал неудобных вопросов об источнике денег или обращении с ними, проявляя полное безразличие в этом отношении. Но он продолжал открывать дорогостоящие строительные проекты, школы и лагеря Кришнамурти, и хотя фактически у него был небольшой личный доход, он вел образ жизни богатого человека. Его критики — в том числе и бывшие близкие друзья, такие как Эмилия Летьенс, — высказывали беспокойство по поводу того, что он может привыкнуть к роскошной жизни и — что хуже — что она отдаляет его от всех остальных людей, кроме самых богатых и знаменитых.

Сам Кришнамурти говорил, что подобная роскошь случайна, что он может обойтись и без нее, что большую часть жизни он жил как все, и что только те, кто не может отличить внешние проявления от внутренней реальности, могут прийти к выводу, будто он наслаждается богатством как таковым. Жить среди богатых, доказывал он, еще не значит быть богатым. В вопросе собственности главное не ее наличие или отсутствие. Потребляя мало пищи, уделяя всего лишь несколько часов сну, много медитируя и преподавая на протяжении всего дня, он вел жизнь придворного аскета, не обращающего внимания на окружение, — во всяком случае, он так заявлял. Закат или восход солнца был для него более важен, чем прекрасная гостиная. Циник может заметить, что и закат солнца — это такая изощренная роскошь. Но Кришнамурти настаивал, подобно Гурджиеву, что нужно жить как придется, продолжая держаться в стороне: умерщвление плоти может стать такой же вредной привычкой, как и ее ублажение.