Анатолий Мошковский - Взрыв у моря

• Название: Взрыв у моря
• Автор: Анатолий Мошковский
• Издательство: "Советская Россия"
• Жанр: Детская проза
• Год: 1979

Повесть о подростке, его исканиях, сложных взаимоотношениях в семье. События, развивающиеся в повести, помогают тринадцатилетнему пареньку понять и еще больше полюбить отца, бывшего бойца морской пехоты, героя-десантника.

---

Костя шел к ним, стиснув в карманах кулаки, так стиснув, что ногти впились в кожу, и лицо его с туго сжатыми губами вдруг онемело от ненависти и презрения к ним. Они думали, он струсит, побежит, попросит прощения? Так нет же, нет… Он будет драться. Он не отступит ни на шаг и ничего не попросит. Будет драться один со всеми… Вот так! Пусть он никому не нужен, его опозорили и вышвырнули из прежней жизни, его предали, с ним не посчитались, потому что он еще мальчишка и не зарабатывает на жизнь и вынужден есть, пить и носить на себе все не свое, все отцовское… Но нет, нет, из-за этого он не продаст себя, не подчинится, не станет таким, как кому-то хочется! И вот этих, уводящих его все дальше от Центральной улицы, чтоб хорошенько поколотить, он не боится. Сейчас они на собственных ребрах убедятся в этом…

Он шел за ними, а они переглядывались, перекидывались какими-то словами и потом остановились у обитого листовым железом дощатого гаража. Они повернулись к нему лицом и стояли уже не тесно сбитой кучкой, а порознь, и в том, как они стояли, как держали плечи и головы и как смотрели на него, было видно, что у них что-то случилось. Захлестнутый какой-то холодной, безрассудно яростной волной, с все еще онемевшим лицом и до боли сжатыми в кармане кулаками, Костя остановился перед ними.

— Ну, я пришел… В чем дело?

На толстом лице Петьки мелькнула слабая улыбка.

— Дело в том, что мы… Мы в последний раз тебя… Будешь ты с нами или нет?

— Не буду, а что дальше?

— А дальше — проваливай и забудь, как нас звали!

— Для этого вы меня завели сюда? — Костя явно лез на рожон, лез и не мог иначе. — Для этого?

— Иди, иди к своему Сапогу и к этой самой его… Иди, ну!

Сжав кулаки, Костя кинулся на Петьку, тот резво отскочил в сторону, а Гришка с Серегой прочно оставались на своих местах.

— А вы гады, мальчики! Подонки вы, вот кто!

— Пошли отсюда, что с таким связываться! — выравнивая дыхание, сказал Петька. — Вызовем «Скорую» этому припадочному!..

И они ушли со двора, не оглядываясь. Ушли молча, а когда удалились от него метров на двадцать, стали негромко, но зло переругиваться. Ну и черт с ними, пусть хоть лопнут, хоть живьем сожрут друг друга! Ясно было одно: больше они к нему не пристанут. Костя двинулся на Центральную улицу и не чувствовал никакого облегчения. Он по-прежнему никого не хотел видеть и слышать.

Где только ни побывал он в этот день, лишь к морю не ходил: там было слишком много знакомых. И там был дедушка, а Костя даже его не хотел видеть. И все-таки он попался.

— Ой, Кость! — вдруг услышал он и увидел Женечку и его восторженно-голубые глаза. — А мы тебя везде ищем!

— Кто это — мы? — угрюмо спросил Костя.

— Ну, Люда, — выпалил Женечка и, словно смутившись, добавил: — И другие… Сашка… Она даже домой к тебе бегала, и там очень волнуются… Твоя мама…

Костя весь похолодел.

— Всего хорошего! — Он зашагал от Женечки. Он шел все быстрей, а за ним бежал Женечка и тараторил:

— Кость, ну что ты! Кость, вернись! Дома так волнуются и хотят обратиться в милицию… Кость, загляни к Саше… Кость!

— Отстань! — закричал Костя и бросился бегом. Никто теперь не мог помочь ему, и он не нуждался ни в чьей помощи! Женечка не отставал и тогда Костя кинулся к автобусной остановке. Прыгнул в подошедший автобус и увидел через заднее стекло Женечку с растерянным лицом.

И все-таки радости не было. Если даже слабенький, робкий Женечка с такой настойчивостью преследовал и так уговаривал его вернуться домой или прийти к Сашке, значит, дела Кости по-настоящему плохи. Наверно, его уже ищут по всему городу. И скверно было еще то, что к ним домой забегала Люда. В горле Кости заскребло, запершило…

— Мальчик, что с тобой? — тихонько спросила у него тетка с сумкой, наполненной репчатым луком. Костя дернулся от нее в сторону, уткнулся в стекло и только сейчас почувствовал, что по его лицу бегут слезы. Он презрительно вытер их рукой.

В автобусе было много народу. Здесь Костя был на виду, и он решил на первой же остановке слезть. Он выскочил из автобуса у санатория «Горняк» и чуть не сбил с ног Люду, которая собиралась сесть в этот же автобус. Бывает же так!

Первое желание было — броситься от нее наутек. Костя не сделал это в первое мгновение, а потом было поздно: могла подумать, что он боится ее. А он не боится. Он просто не хочет ни с кем встречаться. И все. Даже с ней.

— Ой, Костик! — изумилась Люда. — Не думала тебя здесь встретить… Здравствуй!

Он промолчал и посмотрел в сторону. И сказал забору:

— Привет.

— А мы без тебя соскучились. Как в тартарары провалился. Я и не догадывалась, что ты такой…

«Сейчас начнет, сейчас все припомнит, и про отца, и про другое…» — с тоской подумал Костя и готов уже был сорваться с места, но не убежал, потому что дальше Люда сказала:

— Удрал от нас, тебе все равно, что мы будем волноваться за тебя…

«Ну да, будете! — подумал Костя. — Никому я не нужен — ни отцу, ни матери, ни брату, а тем более…»

— А чего вам волноваться? — Он повернулся к Люде и недоверчиво, твердо, не мигая, посмотрел на нее.

— Ты же мог разбиться, выпрыгнув…

— Я не хрустальная ваза! За себя бойтесь, а не за меня… Я не тот, за кого меня кое-кто принимает. Я… — Зубы его все тверже сжимались в мрачной решимости не поддаться ни ей и никому другому, забыть о ней и быть собой, и довести до конца то, что он задумал: никогда не возвращаться домой. — Я терпеть не могу…

— Чего? — Люда опустила на землю авоську с картошкой и стала дуть на тонкие длинные пальцы с глубоко врезавшимися в них синими полосами. — Чего ты не можешь терпеть? А чего это ты все «я» да «я»? Любимая буква? И больше никого нет вокруг, кроме «я», никого, да? И все глупые, да? Непонятливые, черствые, каменные, чужие, да?

— Нет, — сказал Костя и стал злиться. И при этом почему-то не спускал глаз с ее сложенных в трубочку губ, которые дули на синие полосы на пальцах; они все не исчезали… Не привыкла, видно, таскать тяжести в авоське, или пальцы у нее такие нежные… Что с нее возьмешь — девчонка!

— Не нет, а да! — напряженно сказала Люда. — Чего ты, например, Женечку все задеваешь? Маленький же… И мама недавно умерла, а отец ушел к другой, когда еще жива была… С теткой теперь живет. Один ведь он…

— Я же в шутку, — смутился Костя, — и я не знал ничего…

Если бы Люда говорила с ним мягко, жалостливо, он бы, наверно, закричал на нее или, возмущенно повернувшись к ней спиной, ушел, но она говорила с ним без всякой жалости и снисхождения, и он слушал ее с удивлением и даже немножко с неловкостью. И ему стало неприятно говорить и слушать о себе и обо всем том, что недавно случилось.

— Тяжелая? — Костя кивнул на авоську.

— А, ерунда. — Люда улыбнулась.

Картошка была довольно дрянная, мелкая, в мокрых пятнах, Костина мама и не посмотрела бы на такую, потому что привыкла к рыночной — крупной, чистой, разваристой.

— Что же брата не привлекла? — Костя вдруг рассердился на Сашку за то, что тот заставил ее тащить такую кучу картошки: занимается разными там своими делами, а самое тяжелое взваливает на нее.

— Ему сегодня некогда, — мягко, дружелюбно, точно и не случилось ничего в их жизни, сказала Люда. — Напал на след какого-то отдыхающего, который, представляешь, участвовал в обороне и взятии Скалистого. Немного таких осталось, вот и ловит его сейчас…

— И ему еще не надоело? — Костя прекрасно знал, что этого не нужно было говорить, да не смог удержаться.

— Кость… — Люда виновато, чуть смущенно опустила черные, с отогнутыми кончиками ресницы. — Ты не помог бы мне дотащить ее до дому?

Глава 18. ДИСК СЦЕПЛЕНИЯ

В этот день Калугину работалось плохо. Он был подавлен, молчалив, рассеян, пропускал дорожные знаки. Переспрашивал у клиентов, куда везти, включал счетчик, отвозил. Машинально, не считая, совал деньги в карман и выключал счетчик…

Кто же думал, что так все кончится? Все началось с той пощечины… Надо бы удержаться, да попробуй удержись — Костя полез туда, куда никто не допускался, плечом надавил на запретную дверь. После того как это случилось, Калугин посовещался с женой, и они решили, что с Костей надо подобру-поздорову: вернется — нужно сделать вид, что ничего особого не произошло. Он у них — бочка с порохом, а не мальчишка: возраст, видно, такой подкатил, а они с ним, как с недомерком. И, кажется, что-то стронулось. И здесь эта новая история с диском сцепления… Все, кажется, знал Калугин про старшего сына, да, выходит, не все. Опять, видно, укрывается у Сапожковых… Сашка и мутит воду и настраивает Костю против него: ведь совсем другим был до дружбы с Сашкой… Лучше? Нет. Шпана, с которой он болтался, хорошему не научит, но зато тогда Костя был понятней, без всяких там фокусов и выкрутасов… А может, дело не в Сашке — ведь к нему, к Калугину, Сашка всегда относился уважительно…