Аркадий Арканов - Jackpot подкрался незаметно

• Название: Jackpot подкрался незаметно
• Автор: Аркадий Арканов
• Издательство: Вагриус
• Жанр: Юмористическая проза
• Год: 2005
• ISBN: 5-9697-0108-4

Своей новой книге писатель дал подзаголовок «Фантамистика». В ней представлена история жителей города Мухославска. Действие первой части «Рукописи не возвращаются» разворачивается в предперестроечные годы в редакции известного журнала «Поле-полюшко» вокруг так и не состоявшейся публикации талантливой повести, которую принес в журнал таинственный незнакомец. Во второй части «Ягненок в пасти осетра» те же действующие лица спустя двадцать лет: действие происходит в наши дни. Мир перевернулся с ног на голову: вчерашние герои и ценности ныне не в чести, как не в чести и подлинное искусство, — на первый план выходят непомерные амбиции новых нуворишей, одурманивающие сознание людей «мыльные» телесериалы и деньги, деньги, деньги…

---

…последние крики воинов, возгласы горожан и лязг оружия уже проникли в покои мадранта, и тогда Олвис, вырвавшись из объятий, бросилась к дверям, но мадрант успел схватить ее левой рукой и снова бросил на ложе… Мадрант любит Олвис, но она не сделает этого… Не сможет… Не успеет…

Я же люблю тебя, глупый… Ферруго!..

Он сжимал ее горло до тех пор, пока она не затихла, а потом упал, закрыв ее своим телом…

Только раба уже нет — он вчера перебрался в могилу,
Детям своим завещая надежду на новое завтра…

…сидя на полу своей хижины, Герринда смотрела куда-то через стену вдаль, пустыми глазницами слышала нарастающий вой подземного огня и грохот несущейся ему навстречу исполинской волны. И когда почувствовала, как между лопаток прошел в нее обжигающий меч и, несколько раз повернувшись в груди, разорвал на части сердце, она поняла, что сын ее в эту минуту стал мертвым и что не родится он когда-нибудь крысой, как и не был ею тысячи лет назад…

Что же рабу в его жизни проклятой тогда остается,

Они не знали, что Олвис мертва, и пронзили их обоих одним мечом, повернув его еще несколько раз для верности, но потом сокрушались, что сразу прикончили и суку, не отведав мадрантова лакомства. А потом их обоих привязали друг к другу, предварительно придав телам развратную любовную позу, и вывесили за окно покоев, чтобы все могли убедиться, что нет больше мадранта и его суки… Да здравствует Ферруго! Мы возвратили себе «гордое имя — Собака!»

Если вчерашнее он никогда возвратить не сумеет,

…этой ночью должна была появиться Новая луна, но небо закрылось сплошным мрачно-черным покрывалом. Они бродили по городским улицам, опьяненные победой, вином и свободой… «И утолить свою жажду хозяйскою кровью, и отшвырнуть эту падаль поганым шакалам…» И они не знали, что же теперь делать дальше… Да здравствует Ферруго!.. Но по-прежнему никто не видел Ферруго. Один из них захватил черный зал мадранта и, окружив себя вооруженными дружками, заявил, что он, лично убивший мадранта, будет теперь править городом и страной. Но его вместе с дружками мгновенно растерзали остальные, так как право на черный зал имел только один Ферруго, а его все не было и не было… Да здравствует Ферруго!..

В женариуме между ними возникла страшная резня из-за сладкой добычи. Женщин мадранта разбирали и раздирали на части, вмешавшиеся в бойню жены горожан делали ее еще кровожаднее. И остановить их мог только один Ферруго, а его все не было и не было… Да здравствует Ферруго!..

Уже по всем признакам ожидался рассвет, но он все не наступал. И с этой длинной ночи под окнами дворца, подняв морду туда, где висели тела мадранта и Олвис, все выла и выла огромная собака. Все тоскливее и тоскливее… Да здравствует Ферруго!.. А его все не было и не было…

Если извечное завтра несчастный увидеть не сможет!

…И вдруг сильный, возникший словно бы из ничего ветер распахнул над городом черное покрывало, и они увидели Новую луну, и закричали от радости, и воздели к нем руки, встречая новое начало. И раскололась, оглушив их небывалым грохотом, Карраско, разломив пополам землю. И вырвался из пролома столб пламени до самых небес, ослепив их своим светом, и накрыла все это невиданная, пришедшая с моря волна…

Прочитав эти письмена, Аркан Гайский почувствовал знакомые острые схватки в нижней части живота и, успев крикнуть девочке: «Осторожней со сливами!» — кинулся вон из комнаты.

XIX

Спустя семь месяцев после злосчастного ночного взрыва задвинутый на пенсию Алеко Никитич пас в городском парке Мухославска свою внучку Машеньку. Он выглядел сильно постаревшим, или, как любят говорить в таких случаях, сдавшим, и лицо его было отмечено печатью не такой уж далекой встречи с таинственным и печальным продолжением общего биологического процесса, именуемым смертью. Время уже было собираться домой, когда к нему обратился неизвестно откуда взявшийся человек а легком для ранней весны пальтишке. Он был худ, тощ, без шапки. Ветер трепал его густые темные волосы.

— Скажите, Алеко Никитич, — произнес тощий, — а рукопись так и сгорела во время взрыва?

Бывший главный редактор вздрогнул от неожиданного вопроса и внимательно посмотрел на тощего. Голубые, чуть навыкате глаза, наполовину отсутствующий взгляд и какая-то безапелляционность. Алеко Никитич имел хорошую зрительную память. Да, этот взгляд он уже видел. В тот самый жаркий день, когда в его кабинет вошел незнакомец и положил на стол тетрадь в черт кожаном переплете. Но тогда он был значительно ниже ростом, шире в плечах и белобрыс. Брат?

— А вы имеете отношение к рукописи или к ее автору? — спросил Алеко Никитич.

— Возможно, — ответил тощий. — И тетрадочка сгорела в черном кожаном переплете?

— Несчастный случай, — сказал Алеко Никитин. — Но почему вас интересует судьба рукописи? Вы же не хотите сказать, что вы… Во всяком случае, тот человек был ниже вас и совершенно другой масти.

— Возможно. — Тощий вынул из кармана пальто большую конфету в ярко-красной обертке и протянул ее Машеньке. — Авторы нынче подвержены особой акселерации.

— После обеда, Машенька! — строго сказал Алеко Никитич и спрятал конфету.

— Тоже правильно, — безразлично согласился тощий.

— И тем не менее, кто вы? — настаивал Алеко Никитин. — Мне все-таки кажется, что я вас где-то видел.

— И мне так кажется, — глядя куда-то в сторону, сказал тощий.

— Давно?

— Очень. Может быть, пять… Может быть, десять тысяч лет назад… Вам не жаль?

— Чего? — не понял Алеко Никитич.

— Того, что произошло.

— В какой-то степени.

— Благодарю вас, — поклонился тощий и вдруг, сделав нос Машеньке, нелепо подпрыгнул и побежал прочь, скуля, словно собака, в которую попали камнем.

Машенька рассмеялась.

— Пойдем! — сказал Алеко Никитич и потянул внучку за собой.

У самого выхода из парка он незаметно от Машеньки выбросил в урну большую конфету в ярко-красной обертке.

XX

В новом здании редакции журнала «Колоски» (так переименовали журнал «Поле-полюшко») в своем кабинете новый главный редактор Рапсод Мургабович правил новую статью критика Сверхщенского, когда дверь неожиданно открылась и вошел нескладный, тощий человек с голубыми, чуть навыкате глазами и положил на стол тетрадку в ярко-красном кожаном переплете.

«Я с ума сойду с этим журналом! — подумал Рапсод Мургабович. Клянусь мамой! Почему без стука? Что это за красная тетрадь? Рукопись? Надоели, честное слово! Я рукописи не читаю! На это есть Зверцев!..»

— Я с ума сойду, честное слово! — сказал он. — Клянусь мамой! Почему без стука? Что это за красная тетрадь? Рукопись?.. Надоели, честное слово! Я рукописи не читаю! На это есть Зверцев!.. Ты был у Зверцева?..

— Зверцев правит Сартра, — бесстрастно произнес тощий.

— Сартра-мартра, — буркнул Рапсод Мургабович. — Делать ему нечего, клянусь мамой!..

Тощий пожал плечами, поклонился и вышел.

«В печенках они у меня со своей литературой!» — подумал Рапсод Мургабович, машинально раскрыл тетрадь в красном кожаном переплете и прочитал:

«В помещении редакции журнала „Поле-полюшко“ частенько пахло газом…»

— Газом-мазом! — недовольно сказал Рапсод Мургабович и со злостью бросил в свой портфель тетрадь в красном кожаном переплете.

ПРОШЛО ДВАДЦАТЬ ЛЕТ

Часть вторая ЯГНЕНОК В ПАСТИ ОСЕТРА

(полное эпиложество)

I

С того самого времени, когда в помещении редакции знаменитого некогда журнала «Поле-полюшко» прогремел взрыв, выражаясь языком штатных романистов, «пронеслись годы». Мухославск и его жители постепенно втянулись в перестройку. Оставшиеся в живых оказались в постсоветском капитализме, не зная, радоваться этому обстоятельству или проклинать все на свете, поминая добрыми словами недавнее темное прошлое. Город, однако, расстроился. Не распечалился, а расстроился в полном смысле этого слова, хотя и расстроился тоже — в смысле «распечалился». Знаменитый мухославский стадион запестрел шатрами, ларьками, прилавками и превратился в гигантскую барахолку, которую средства массовой информации называли ярмаркой. На этой ярмарке можно было купить и продать все: от капсул с отходами уранового производства до самонадевающихся презервативов с игривым названием «Светлячок». Дело в том, что эти резиновые борцы со СПИДом завозились из Китая, где их внешние поверхности обрабатывались каким-то флюоресцирующим раствором, который в темноте давал таинственное голубовато-красное свечение. Изделия первоначально предназначались для жителей Заполярья с учетом длинных полярных ночей, но Заполярное бюро Партии Зеленых организовало массовые акции протеста, так как мигающее голубовато-красное свечение в период длинных зимних ночей нарушало работу ученых-астрологов, нередко принимавших это сексуальное пиршество красок за северное сияние. Поэтому «светлячки» осели в Мухославске, где возымели огромную популярность, скрашивая ночной досуг обитателей города.