Павел Яковенко - На южном фронте без перемен

• Название: На южном фронте без перемен
• Автор: Павел Яковенко
• Издательство: Эксмо
• Жанр: О войне
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-699-27831-2

Первомайский, 1996 год. В чистом поле располагается минометная батарея, которая обстреливает занятый боевиками поселок. Командир взвода готовится к штурму. Бойцы страшно измождены, но находят в себе силы, чтобы не терять бдительность и следить за врагом. После операции в Первомайском их ждет перевод в Чечню, в самое пекло бойни, навстречу новым невзгодам и лишениям… Все эти события описаны с такой убедительной достоверностью, так пронзительно, что читатель невольно чувствует себя героем настоящей окопной войны.

---

— Парни, — сказал я по-простому. — Предупреждаю. У таких людей тонкая душевная организация. Если вы тут с ним устроите мужеложество, то он может потом что-нибудь нехорошее выкинуть. Выстрелить в кого-то, или поджечь что-нибудь. Я — против. Я доступно излагаю?

— Хорошо, мы будем осторожны, — сказал мне Боев. (Ну самый активный сержант! Ну просто энергию девать некуда!).

Мне сильно не понравилось, как именно он это сказал.

— Ты в смысле, что во время секса предохраняться будешь? — спросил я. — Вы не поняли, наверное. Я предупреждаю, что если что-то подобное произойдет, то я ничего скрывать ни от кого не буду. Мне это не нужно. Мне влетит, но некоторые половые гиганты пойдут под трибунал. Между прочим, если кто забыл, мы на войне. И трибунал тут судит по законам военного времени.

Это я приврал. Не было у нас никакого трибунала военного времени. Ушло это все вместе с Красной Армией. А с ней вместе ушла и воинская дисциплина. У нас как в банде стало: может главарь держать всех в узде, будет порядок. А не может — не будет. Вот Бандера мог заставить. У него взгляд такой — сразу видно, что может убить не задумываясь. И его бояться. Я так не могу, и мне на порядок труднее.

Может быть бойцов и проняло, так что сексуальных поползновений вроде бы не было. Но гоняли его, бедолагу, все равно по черному.

— Так, — сказал я построившимся бойцам. — Заступаем на пост. Будем сидеть, как положено, до утра. И я с вами. Так уж и быть, сегодня подежурю.

Мы расселись на ящиках от мин и предались молчанию. Потом, чтобы не заснуть самому, я начал расспрашивать бойцов о личной, гражданской жизни.

Сегодня тон задавал наш парикмахер. Он чуть не со слезами описывал свой салон красоты, как он здорово делал прически, как его хотели отправить на конкурс парикмахерского искусства, и все сорвал этот дурацкий призыв.

Он затронул тему, как много бабла удавалось ему срубить с отдыхающих баб за сезон, и я недружелюбно спросил:

— А как же ты сюда-то попал? Бабла не хватило откупиться?

Даже в темноте я определил, что Милешко потупил голову и пробурчал:

— Не хватило.

Суровый Имберг, который обычно молчал, неожиданно добавил:

— А он военкому, наверное, изменил. Тот его в отместку и отправил в армию.

Это было так неожиданно, что я просто заржал. И больше не от того, что сказал Имберг, а от того, что именно Имберг это и сказал. Кто же мог ожидать от него такого?!

Сочинец обиженно замолчал и надулся. Тогда заговорил Адамов.

— Долго мы так кататься будем, товарищ лейтенант? — спросил он.

— Тебе что? Плохо? — ответил я мрачно. — Или ты хочешь опять в часть? В расположение?

— Нет. Совсем не хочу! Здесь лучше.

Не знаю, в чем тут было дело, но кроме Милешко обратно действительно никто не хотел. Несмотря на все неудобства, здесь было свободнее, и интереснее. Кормили нас плохо, но зато можно было много спать. А как говорится, «солдат спит, а служба идет».

Да, кормили нас не только плохо, но и странно. У нас с Бандерой были разные источники обслуживания. Наш огневой взвод кормил и поил старшина первой минометной батареи прапорщик Чорновил. У пехоты был свой старшина. Вместо того, чтобы как-то там на ПХД договориться, к нам на позиции гоняли две машины. И нашу, и ротную. Иногда старшина не мог нас разыскать, (или якобы не мог нас разыскать). Тогда нам просто элементарно было нечего жрать. И даже пить. Ведь мы частенько стояли в таких местах, где до воды было как до Луны… пешком.

У Степана на нашего старшину было огромный зуб еще со времен осады Первомайского. Он должен был снабжать питанием подразделения Бандеры, но почему-то не стал этого делать. В результате двое суток пехота Степана не могла не только поесть, но даже воды попить. Бандера грозился убить нашего пронырливого папоротника, прямо заявляя, что тот не появлялся на позиции исключительно из-за трусости. Боялся, как бы в него не попала шальная пуля. А там, где тогда находился Степан, пули летали достаточно часто.

В общем, старшина Чорновил об этом знал, и предпочитал Бандере на глаза не попадаться. Во избежание…

Да и то, что он привозил, назвать полноценной едой, конечно, было затруднительно. Какой-то странный суп, в виде однородной массы, полусухая пшенка, похоже, без масла, и чай без сахара.

«Вылить бы тебе, сволочь, все это за пазуху», — частенько думал я. — «Но проблем будет!… Вообще еду возить перестанет, совсем».

Ну, это я мягкость проявил. Бандера бы, наверное, вылил. Не знаю, что там им их старшина привозил, но раз они со Степаном расставались по-дружески, то, наверное, что-то получше, чем у нас. А может и так быть, что он ротному вообще отдельно что-нибудь привозит. Я как-то раз заметил, что Степан не очень много ест, и совсем мало выпивает. Мне показалось, что у него нелады с желудком…

— Пострелять бы! — мечтательно сказал Адамов.

Да, последний раз мы стреляли, наверное, с неделю назад. Это были осветительные мины. Их у меня было всего-то несколько ящиков, и, как я не экономил, кончились они весьма быстро. С тех пор Бандера постоянно требовал от меня привезти еще. Сначала мне было просто лень. Это ведь нужно мне было всю ночь не спать, лазать по грязи, готовить эти мины к стрельбе, (они настраиваются специальным ключом, который у меня, к счастью, был), а потом слушать претензии ротного, что я или слишком высоко их зажег, или наоборот — слишком низко.

Потом я созрел, но тут как раз приехал начальник артиллерии бригады Гришин, с инспекцией, и я спросил его, можно ли мне подбросить осветительных, на что тот сообщил, что на складе таких мин нет, и не предвидится. Есть осветительные для 120-миллиметровых минометов, но у нас в батальоне таких минометов нет. «Потому они и есть», — рассудительно добавил начальник артиллерии о минах.

Мне все стало ясно, и я принялся клянчить гораздо более ценную для меня вещь — лучевой прибор разведки, попросту называемый ЛПР. Тем более что на груди Гришина именно такой и висел.

«Что мне делать с одним биноклем?» — попытался я разжалобить подполковника.

Тот посмотрел на меня как на больного, и вместо этого, словно в насмешку, предложил мне подбросить обычных мин.

«Мне эти-то девать некуда!» — зло сказал я.

Еще бы! За все это время мы не произвели ни одного боевого выстрела! Все то, что я таскал в своих машинах с Хасавюрта, оставалось в целости и сохранности. Хоть бы для тренировки расчетов дали пострелять! Куда там… Ротным минометам пока применения не было. Пехота в огневой контакт не вступала, ну и мы, соответственно, помалкивали…

— Нет, дружище, — ответил я Адамову, — нельзя нам пока стрелять… Да ты и не рвись, настреляешься еще, не дай Бог! По самое не хочу…

Глава 5

— Где палатки? — спросил меня прапорщик Чорновил.

Блин, откуда он вообще взялся, в этом Дагестане с такой западенской рожей и фамилией? Говорят, уже пару десятков лет тут служит. Ему и правда, меньше пятидесяти дать трудно. Такой весь из себя морщинистый, но глаза живые. Хитрые такие глаза, цепкие. Бандера его «жидом» называет. А я его называю на «вы». У меня просто язык не поворачивается на «ты» к нему обратиться. Мне все кажется, что он мне в отцы годится… А может, так и есть? Я в паспорт ему не заглядывал.

— Где палатки? — повторил свой вопрос наглый папоротник.

Вот ведь липучий какой! Сказать что ли? А то ведь не отстанет.

— Я их временно лейтенанту Бандере отдал. У них в БМП холод собачий, а мы все равно в кузове живем. Вот они попросили, и мы отдали.

Ага! К Бандере он не пойдет. Это точно. И связываться побоится… Хотя нет, из-за имущества не побоится. Этого у него не отнять. Но, пока он замолчал, надо разрядить обстановку.

— Я их в любой момент заберу. Да вон они стоят!

Да, впереди, в линии пехоты, стояли наши казенные палатки, наполовину зарытые в землю. Степан не только БМП в землю закапывал, но и свое временное жилье. Впрочем, это вполне разумно. Не дай Бог обстрел какой, так в земле гораздо больше шансов выжить. У нас вот, например, шансов ноль. Если вдруг попадут в нашу хоть одну «шишигу», то накроемся мы все, так как у нас в кузовах боеприпасов куча. Сдетонируют, и будут наши ботинки за три километра искать. Блин, ложишься спать, и не знаешь, проснешься утром или нет.

— Ладно, хорошо, — пробормотал прапорщик, и устремился к своей машине. Нам он опять привез несладкий, бледный чай, и сухую кашу, которая как ни пихай, в горло все равно не лезет. И это с учетом того, что страшно хочется жрать.

Я папоротнику намекнул, что еда хреновата, так он мне сказал, что после войны и такой не было. Неужели и правда, помнит, что было после войны? Да врет он все. Не может быть, чтобы такой старый был! Не верю!

Хорошо, что Чорновил как-то забыл про буржуйки, которые он нам привез недели две назад. Мы их установили прямо в кузовах. Стоит машина, из нее труба, и дымок идет. Терем-теремок, мать вашу!