Майкл Смит - Соломенные люди

• Название: Соломенные люди
• Автор: Майкл Смит
• Издательство: Эксмо, Домино
• Жанр: Триллер
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-699-22892-8

Уорд Хопкинс, бывший агент ЦРУ, потрясен страшным известием: в автокатастрофе погибают его мать и отец. Он уже почти смирился с ударом судьбы, когда вдруг обнаруживает в кресле отца тайник с запиской: «Мы не умерли». Затем в руки к нему попадает загадочная видеозапись. Тогда-то он впервые и слышит фразу о «соломенных людях». Тем временем в разных местах страны пропадают четырнадцатилетние девочки. Похищения объединяет одно: всякий раз похититель подбрасывает родителям свитер пропавшей дочери, на котором вышито ее имя. А вместо ниток используются волосы жертвы. И опять в связи с каждым из преступлений всплывает это странное выражение: «соломенные люди».

Роман Маршалла абсолютно уникальное явление в мире современного детектива. Этот крупномасштабный триллер сразу же вывел писателя в ведущие мастера жанра.

---

Из отеля я не выписывался, просто забрал кассету из видеомагнитофона и вышел из номера. Кажется, я подумал, не пойти ли в бар, но на этот раз даже мои основательно увядшие моральные принципы сочли подобный вариант неподходящим. В итоге я обнаружил, что иду к машине, сажусь в нее и уезжаю. Я медленно проехал по Дайерсбургу, дважды побывав в том месте, где погибли мои родители. Кассета лежала на сиденье рядом со мной. Во второй раз проезжая через перекресток, я бросил на нее взгляд, словно это могло хоть чем-то помочь. Естественно, не помогло, лишь заставило меня слегка содрогнуться — впрочем, вряд ли это мог увидеть кто-то еще.

Постепенно я набрал скорость и выехал из города. В карту я не заглядывал — просто ехал по дорогам, сворачивая, когда это почему-то приходило мне в голову.

В конце концов, когда начало светлеть, я оказался на шоссе I-90. Я понял, что мне нужно выпить кофе или чего-нибудь в этом роде, и свернул на дорогу, приведшую меня в Ред-Лодж как раз к тому времени, когда начали открываться магазины.

Я ощущал пустоту в голове и, возможно, еще и в желудке, хотя в последнем вовсе не был уверен. Мысли работали с трудом, как будто в моем несчастном мозгу давно не смазывали шестеренки.

В том, что в двух фрагментах на видеоленте показаны мои родители, не было никакого сомнения. Мало причин было сомневаться и в том, что первую, наиболее позднюю часть снимал мой отец. Все три сцены, либо по отдельности, либо вместе, явно должны были что-то означать. Зачем иначе было записывать их на кассету? Я обнаружил, что мне тяжело даже думать о последней сцене, той, в которой был показан ребенок, брошенный посреди городской улицы.

Первое мое ощущение, что это мой неизвестный брат или сестра того же возраста, никуда не исчезало. Все в поведении матери и в том, как мы были одеты, явно это подразумевало. Либо второй ребенок был моим близнецом, либо они хотели, чтобы я так считал. Последнее казалось несколько странным — но смог ли бы я по-настоящему поверить, что когда-то у меня была сестра или брат и что ее или его где-то бросили? Что мы всей семьей уехали далеко от дома — судя по всему, это было намеренно подчеркнуто кадрами в поезде в начале сцены — и где-то оставили ребенка? И мой отец все это снимал?

Лишь одно объяснение приходило мне в голову: родители знали, что однажды они захотят рассказать мне о случившемся, и ничто, кроме фильма с места события, меня не убедит. В течение ночи я несколько раз мысленно пробежал этот фрагмент в памяти, пытаясь найти в нем какой-то иной смысл — но не смог. Больше всего меня поразила их расчетливость. Они специально искали место, где оставить ребенка, отвергнув одно, а затем, пройдя чуть дальше по улице, выбрали достаточно населенный ее участок, где, судя по количеству контор и домов на другой стороне, ребенок вряд ли долго оставался бы незамеченным. В каком-то смысле из-за этого вся сцена выглядела еще тяжелее — она казалась еще более продуманной, более реальной. Они не собирались убивать ребенка — просто хотели избавиться от него. Они тщательно спланировали, каким именно образом это осуществить, а затем — сделали.

Во второй сцене необычного было куда меньше. Несмотря на то что этот взгляд в прошлое людей, которых, как мне теперь стало ясно, я никогда не понимал по-настоящему, мог показаться несколько странным, по большей части она изображала обычную вечеринку. Никто из других участников сцены не был мне знаком, но это и неудивительно. По мере того как ты становишься старше, круг друзей меняется. Ты изменяешься, переезжаешь с места на место. Люди, когда-то казавшиеся незаменимыми, постепенно становятся менее значимыми, а потом от них остаются лишь имена в списке тех, кого следует поздравить с Рождеством. В конце концов однажды ты вдруг замечаешь, что не видел того-то и того-то уже лет десять, открытки больше не приходят, и от дружбы остаются лишь воспоминания — несколько запомнившихся фраз, горстка полузабытых совместно пережитых событий. Они дремлют в закоулках памяти до самого конца, пока не начинаешь жалеть, что не сохранил прежние связи, чтобы просто услышать голос того, кто знал тебя, когда вы оба были молоды и отлично понимали друг друга.

Главное — они обращались к камере так, как будто знали или верили, что однажды я увижу эту запись. На их месте я выбрал бы тон повеселее. «Привет, сын, как дела? С любовью из прошлого, мама и папа». Слова матери звучали совершенно иначе — с грустью и обреченностью. Последняя фраза отца сильнее всего врезалась мне в память: «Интересно, кем ты стал?» Что он мог под этим подразумевать, обращаясь всего лишь к мальчику лет пяти-шести, спящему в той же комнате? Возможно, нечто подобное тому, из-за чего он ликвидировал «Движимость», — полное недоверие к собственному сыну. Я не особо гордился своей жизнью, но независимо от того, кем я мог или не мог бы стать, все же я не бросал ребенка на городской улице и не снимал это событие для потомства.

Я не помнил, чтобы у отца была любительская кинокамера и что он вообще когда-либо ею пользовался. Что я точно помнил, что подобных фильмов никогда не смотрел. Зачем снимать свою семью, если не собираешься сесть однажды вечером в кружок и посмотреть старый фильм, смеясь над прическами и одеждой и показывая, кто и насколько вырос или потолстел? Если отец когда-то снимал такие фильмы — почему он перестал это делать? И где сами фильмы?

Оставалась лишь первая сцена, снятая уже видеокамерой и намного позже. Из-за своей краткости и кажущегося отсутствия какого-либо смысла, скорее всего, именно она и содержала ключ к разгадке. Записав все три сцены на одну видеокассету, отец явно не без причины поставил первой именно ее. В конце сцены он что-то сказал, произнес короткую фразу, которую заглушил ветер. Мне нужно было знать, что он сказал. Возможно, именно таким образом стало бы понятно назначение видеокассеты. А возможно, и нет. Но, по крайней мере, тогда у меня в руках были бы все факты.

Закрыв дверцу машины, я достал телефон. Мне нужна была помощь, и я позвонил Бобби.

* * *

Пять часов спустя я снова был в гостинице. За это время я успел побывать в Биллингсе, одном из немногих достаточно крупных городов в Монтане. В соответствии с данным мне советом и вопреки моим ожиданиям там действительно оказалась копировальная студия, где я получил то, что требовалось. В итоге у меня в кармане лежал новенький DVD-диск.

Проходя через холл, я вспомнил, что забронировал номер лишь на два дня после похорон, и подошел к стойке, чтобы продлить проживание. Девушка за стойкой рассеянно кивнула, не отрывая взгляда от телевизора, настроенного на новостной канал. Ведущий излагал скудные подробности, имевшиеся на данный момент о массовом убийстве в Англии, которые я уже слышал по радио, возвращаясь из Биллингса. Похоже, ничего нового пока выяснить не удалось — все повторяли одно и то же, словно некий ритуал, постепенно превращающийся в миф. Преступник где-то забаррикадировался на несколько часов, а потом покончил с собой. Вероятно, именно в это время полицейские переворачивали вверх ногами его дом, пытаясь найти хоть какое-то объяснение им содеянному.

— Ужасно, — сказал я, в основном для того, чтобы убедиться, что девушка-портье меня заметила.

Судя по объявлениям в холле, в течение недели в отеле должны были проводиться несколько корпоративных мероприятий, и мне вовсе не хотелось неожиданно лишиться номера.

Девушка отреагировала не сразу, и я уже собирался попытаться еще раз, когда заметил, что она плачет. Глаза ее были полны слез, и одна почти невидимая слезинка скатилась по щеке.

— Что с вами? — удивленно спросил я. — Все в порядке?

Она повернула голову ко мне, словно во сне, и медленно кивнула.

— Еще два дня. Комната триста четыре. Все в порядке, сэр.

— Отлично. Но что с вами?

Она быстро вытерла щеку тыльной стороной ладони.

— Ничего, — ответила она. — Просто грустно.

Затем она снова повернулась к телевизору.

Я наблюдал за ней, стоя в лифте, пока не закрылись двери. В холле было пусто. Она все так же неподвижно смотрела в экран, словно глядя в окно. Ее настолько захватило это событие — случившееся в тысячах миль отсюда, в стране, где она, вероятно, даже никогда не бывала, — словно из-за него она потеряла кого-то из своих близких. Я был бы рад сказать, что сочувствую его жертвам так же, как она, но это неправда. Дело не в том, что мне было все равно, просто я не испытывал потрясения до глубины души. Все было совсем иначе 11 сентября, когда нечто зловещее и шокирующее произошло в нашей стране, коснувшись людей, которые в детстве копили монетки в той же самой валюте. Разумом я понимал, что разницы нет, но мне так казалось — возможно, потому, что тех людей я не знал.

В номере я вынул из шкафа ноутбук, поставил его на стол и включил. Ожидая загрузки, я достал DVD-диск из кармана. Отцовская видеокассета была спрятана в багажнике взятого напрокат автомобиля, на диске же находилась ее оцифрованная копия. Когда ноутбук наконец окончательно проснулся — можно было подумать, что ему требовалось принять душ, глотнуть кофе и просмотреть свежую газету, — я вставил диск в дисковод. На рабочем столе появилась иконка. Видео было сохранено в виде четырех очень больших MPEG-файлов. Оно было слишком длинным для того, чтобы оцифровать его в полном разрешении и поместить на один диск; поэтому, сидя за компьютером в копировальном центре Биллингса, когда никто не заглядывал мне через плечо я записал первую и последнюю части в высоком разрешении, вместе с фрагментом второй части, действие которого происходило в доме родителей. Длинную сцену в баре я сохранил в более низком разрешении, но тем не менее на это потребовалось некоторое время. Все вместе едва влезло на восемнадцатигигабайтный диск.