Вячеслав Шалыгин - Свинцовый шквал

• Название: Свинцовый шквал
• Автор: Вячеслав Шалыгин
• Жанр: Боевая фантастика
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-699-42802-1

Зона Смерти не зря получила свое имя, и надежды найти в ней безопасное место тщетны, даже если кажется, что ты знаешь ее как свои пять пальцев. В этом лишний раз пришлось убедиться многоопытному сталкеру по прозвищу Леший. На сей раз рутинное путешествие в самую спокойную локацию, Сосновый Бор, обернулось для него близким знакомством с загадочными гидромехами и другими, еще более невероятными порождениями Техноса. И зловещие фигуры в военно-морской форме давно почившего Третьего Рейха были среди них далеко не самыми опасными…

---

Вячеслав Шалыгин Свинцовый шквал

Пролог

Тишина. Звенящая тишина. Не слышно ни гула приборов, ни шелеста лопающихся пузырьков за бортом, ни шорохов и прочих звуков, которые обычно издаются людьми. Вокруг стоит полная тишина, плотная и непроницаемая, как толстая резина. Тишину не нарушает даже стук собственного сердца.

Странно. Бог с ними, с гулом и шорохами. Приборы могут отключиться, а люди могут замереть, но как придержать сердце, за какие уздцы?

Да бьется ли оно вообще? Непонятно. И дышится как-то странно, вдох в минуту, а то и реже. Или вовсе не дышится? Нет, такого не может быть. Жив – значит, должен дышать. Можно не слышать ничего, даже биения сердца, но нельзя не понимать, дышишь ты или нет.

Вот сейчас грудь расправится, в легкие поступит воздух, а затем будет выдох, медленный, протяжный. Воздух просочится сквозь сухие голосовые связки и вырвется наружу вместе с негромким хрипом. Вот сейчас… сейчас…

Гром и молния, что происходит?! Дышать не хочется! Может быть, все дело в том, что вокруг не воздух, а вода? Потому и тихо, как в старинном склепе. И тело, в отличие от разума, в курсе этой неприятности, а потому не желает впускать в легкие холодную соленую воду. Может быть, все дело в этом? В инстинкте самосохранения. Но почему не чувствуется холод? Почему совершенно не ощущается гигантское давление двухсотметровой водной толщи?

И что это вообще за шутка, почему вернулось сознание? Подарок от госпожи по имени Смерть? К чему и за какие заслуги? За верность Фатерлянду в целом и фюреру в частности? Какое отношение эта верность имеет к промыслу Смерти?

Или это новый шанс, подаренный фортуной, которая выторговала у Смерти несколько загубленных жизней? Все равно непонятно, зачем фортуне затевать этот фарс? Выбраться из затонувшей подлодки с двухсотметровой глубины невозможно, даже если Госпожа Удача улыбнется во все тридцать два зуба. Что же в таком случае происходит?

Нет, ориентируясь только на слух и ощущения, этого не понять. Как бы там ни было, а придется подключить еще и зрение. Тогда все и прояснится. Наверное, прояснится. Если в лодке остался хоть какой-то источник света.

Капитан-лейтенант Гюнтер Прин медленно открыл глаза. И тут же вновь крепко зажмурился. Свет был. И еще какой! На мостике никогда не было настолько светло. Складывалось ощущение, что вдруг очутился на полуденном солнцепеке где-нибудь в испанском порту. Одно отличие – не жарко.

Офицер вновь медленно поднял веки, теперь только на миллиметр, и попытался осмотреться. В целом все выглядело привычно. Габариты мостика, общая конфигурация, проклятая теснота… но… в то же время все вокруг стало совсем другим. Вовсе не таким, как то, к чему привык капитан-лейтенант.

С одной стороны, все оставалось на положенных местах, от перископа до самой распоследней мелочи, но одновременно все выглядело как-то не так. Приборы, предметы, трапы, многочисленные вентили, трубопроводы и переборки казались такими, как помнил Прин, и в то же время другими.

Может быть, это такой фокус восприятия? Проморгаться, и пройдет?

Гюнтер сел, честно поморгал, тряхнул головой на манер боевого коня или своего талисмана – бешеного быка и вновь окинул взглядом обстановку. Телодвижения не помогли. Все вокруг по-прежнему выглядело привычно и в то же время ненатурально. Словно… имитация.

Капитан-лейтенант дотянулся до ближайшего вентиля и ощупал его негнущимися пальцами. Вентиль как вентиль, прохладный, медный.

Прин кое-как поднялся на ноги, постоял с минуту, анализируя ощущения, и сделал шаг. Поначалу ноги слушались плохо. Не гнулись ни в коленях, ни в голеностопе. Но вскоре оцепенение прошло, и Гюнтер установил полный контроль над телом.

Офицер для верности ощупал себя, особенно тщательно – затылок и шею. Именно к моменту, когда что-то хрустнуло в шее, относилось последнее воспоминание аса подводника Гюнтера Прина. Сначала был взрыв глубинной бомбы, затем палуба резко ушла из-под ног, и командир гибнущей подлодки «U-47» завалился куда-то назад. Завалился, услышал зловещий хруст шейных позвонков и… мгновенно отключился. Скорее всего, умер. Или нет?

Нет! Вовсе не умер! Ведь вот – жив, здоров, и шея цела!

Прин растерянно оглянулся.

«А где экипаж? И почему лодка в таком состоянии, будто бы ее только-только ввели в строй?»

Да что там «ввели в строй»! Даже когда Гюнтер принимал командование этой лодкой, она не была в таком отличном состоянии. А уж после трех лет славных походов и тяжелых сражений… особенно после того, рокового, с британским эсминцем… она изменилась до неузнаваемости. И вдруг она вновь стала прежней, будто бы новехонькой. Что это за чудеса? Как все-таки в этом разобраться?

Капитан-лейтенант не слишком уверенно прикоснулся к рукояткам перископа, а затем вдруг резко отбросил все сомнения и прильнул к окуляру.

Лодка находилась в надводном положении. За бортом царила ночь. Прин развернул перископ влево и увидел на расстоянии в пять кабельтовых от лодки силуэт большого корабля.

Сначала Гюнтер ощутил легкий приступ паники. Неужели проклятый британский эсминец так и не отвязался?! Но спустя ровно треть секунды офицер успокоился. Корабль не вражеский. Свой. Судя по очертаниям, легкий крейсер типа «Лейпциг». А чуть дальше и правее угадывались контуры судна сопровождения, миноносца серии «Т», скорее всего, из первых семнадцати, типа «Вольф». Хотя, возможно, это «Эльбинг». В общем, не важно, свои – и хорошо. Каким ветром их сюда занесло? Тоже не имеет значения. Да и к чему гадать, когда можно связаться по рации и спросить.

Гюнтер вновь оглянулся и негромко выругался. В радиопосту он никого не увидел. Куда все-таки пропал экипаж? Прин автоматически сложил рукоятки, толкнул перископ вверх и отправился к главному трапу.

На полпути офицер изменил маршрут и свернул к себе, в единственную одноместную каюту на лодке. С одной стороны, ему не терпелось выбраться на свежий воздух, с другой – он всегда считался разумным и практичным человеком. Март месяц не располагал к прогулкам в одном свитере. Даже в штиль в этих широтах и в это время обычно было, мягко говоря, прохладно.

А заодно Гюнтер хотел убедиться, что странная «чужеродность» окружающего его интерьера это явление кажущееся, временное. То есть сродни легкому расстройству психики, а значит, постепенно пройдет.

В каюте капитан-лейтенанта вновь ожидал сюрприз. И все еще больше запуталось.

Да, обстановка здесь оставалась той же, что и раньше. Койка под самым потолком, под ней столик и стул, правее шкаф с нишей, в которой матово поблескивал эмалированными боками чайник, а рядом стояла завернутая в полотенце кружка. Справа торчала вешалка, на которой сиротливо болталась потертая кожаная тужурка. Знаменитый шарф капитан-лейтенанта, которым Прин обматывал шею во время каждого возвращения в порт, по-прежнему выглядывал из-под подушки…

Все как и раньше. Вот только… слишком уж аккуратно все расставлено, разложено и рассовано. Даже брошенные в углу бумаги скомканы как-то чересчур красиво и одинаково. Будто бы их не скомкали, а многократно сложили в совершенно определенном порядке, а затем слегка расправили и только после этого бросили в угол.

Прин выдвинул из-под столика рундук, открыл и достал любимую фотографию. То самое фото. 1935 год, Киль, молодой обер-лейтенант Прин с девушкой по имени Эльза на набережной. Золотое было время.

Гюнтер положил фотокарточку на место и достал чистый лист бумаги. Портить такую хорошую бумагу не хотелось, но Прин пересилил себя. Он небрежно скомкал лист и бросил в угол.

Результат превзошел все ожидания капитан-лейтенанта. Не оправдал, а именно превзошел. Прин надеялся, что состряпанный им комок будет действительно комком, хаотично смятым и неряшливым в сравнении с теми, что валялись в углу. Но ничего подобного не произошло. Комок бумаги «производства» капитан-лейтенанта Гюнтера Прина получился в точности таким же, как и три других. Не скомканным, а многократно сложенным и потом слегка расправленным. Ненормальным, одним словом.

Гюнтер озадаченно хмыкнул, поправил капитанскую фуражку и снял с вешалки тужурку. А вот еще странность! Он ведь валялся на палубе, но фуражка осталась на голове. Каким образом?

Прин снял фуражку и осмотрел. Та же самая, это точно. Белая, ломаная, мятая, с поцарапанной кокардой и латунной эмблемой подлодки «U-47» на тулье слева. Эмблема-талисман «бешеный бык» с некоторых пор стала заодно и эмблемой всей Седьмой флотилии, которую старые морские волки по инерции до сих пор называли «Вегенер». А все благодаря авторитету Прина. Помог ли бешеный бык заработать этот авторитет? Кто знает? Наверное, помог. Помог ли выжить?

Гюнтер постучал, словно приветствуя, ногтем по эмблеме и снова надел фуражку.

«Вот сейчас поднимусь на боевой мостик, и станет ясно, помог или нет. Если все вокруг не иллюзия, не последняя фантазия умирающего мозга – помог. Если нет, то нет. Значит, такова судьба. Без обид».