Борис Тихомолов - Романтика неба

• Название: Романтика неба
• Автор: Борис Тихомолов
• Издательство: Издательство литературы и искусства
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1985

В повестях, объединенных общим названием «Романтика неба» и во многом автобиографичных, летчик Герой Советского Союза Борис Ермилович Тихомолов рассказывает о том, как он шел от детской мечты к покорению неба. Написанная пером опытного и непосредственного участника событий, трилогия впервые в нашей литературе освещает боевой путь прославленной авиации дальнего действия.

Книга с сайта «Военная литература», также известного как Милитера.

---

— Припухаем?

— Припухаем.

— Вам не грех!

— Как сказать.

— Отчего же?

— Душа болит, злоба душит.

Капитан помрачнел, дернул плечом, покосился на дежурного:

— А нас не душит? Да в нашей школе нет ни одного командира, чтобы не просился на фронт! А толку? Позавчера нам объявили перед строем приказ: кто подаст рапорт, будет отправлен в штрафбат. Так-то вот.

Капитан посмотрел на часы:

— Ну ладно, друзья, пойдемте для начала в столовую. Аттестаты у вас? Хорошо! А спать я вас устрою у себя в эскадрилье. Пошли.

Я ужинал нехотя. Мысль билась, как птица в клетке. Улететь! Завтра мы должны улететь. Но как? Где достать цилиндр и поршень?

Елизаров сидел с нами, развлекал разговорами. Видно было — он бесконечно любит свое дело. Я слушал вполуха. Славный командир, хороший учитель. Разве такого отпустят?.. Стоп! Я что-то придумал! Мысль дерзкая, но выполнимая, и надо действовать немедленно! Назовем это дело (я усмехнулся про себя) — операция «Карак» {Воришка}.

И я сразу же повеселел. Теперь-то уж мне что-то «светило», и у меня появилась цель. Итак, операция «Карак»!

Придвигаюсь к капитану и осторожно, как бы из вежливости, спрашиваю у него, какие моторы они изучают.

Елизаров, загоревшись, начинает перечислять, загибая пальцы. Я терпеливо жду. Ага! Наконец-то, самым последним он называет наш М-88-б!

— И у вас есть, э-э-э… экспонаты?

— А как же! — восклицает капитан. — Классы что надо! Целый музей. Хотите посмотреть?

— Охотно!

Елизаров польщен, а Евсеев смотрит на меня с недоумением: нашел что смотреть — моторов не видел! Только Заяц, кажется, понял, в чем дело: допивая из стакана чай, он широко ухмыльнулся и хитро посмотрел на капитана. Я незаметно ткнул Зайца ногой под столом и подмигнул: «Помалкивай!»

Мы поднялись. Капитан Елизаров как-то смущенно улыбнулся и, похлопав себя по карманам, вынул связку ключей:

— Пошли?

На улице было темно и морозно. Скрипел снег под ногами, чернея глазницами окон, дремали корпуса. Лишь в одном, стоявшем в отдалении, светился нижний этаж. Желтые снопы яркого света ложились на сугробы снега и на елочки, усаженные строгими рядами. Ну не так! Совсем не так, как там у нас! Ведь это же кощунство — без светомаскировок!..

И мне еще сильнее захотелось в полк, к своим друзьям, в свою, уже ставшую привычной, обстановку. Но путь туда лежал через… операцию «Карак»! А что поделаешь? Цель оправдывает средства!

И вот мы в учебном корпусе. Включив свет, Елизаров повел нас по длинным пустым коридорам. Классы направо, классы налево. На дверях таблички: «Класс самолетоведения», «Теории авиации», «Аэронавигационный», «Электрики», «Вооружения». И в каждом из них мы искренне ахали от восхищения: экспонаты, фотографии, диаграммы, все так здорово сделано, с такой любовью и вкусом! Это был истинный храм науки. Елизаров рдел от наших похвал.

Но чем ближе мы подходили к моторному массу, тем сквернее становилось у меня на душе. Обмануть такого человека!.. А как же быть? Сидеть здесь и ждать у моря погоды?! А что, если… попросить? Честно. Так, мол, и так: дайте нам, товарищ капитан, поршень и цилиндр от экспоната, мы их поставим на свой мотор и улетим.

Я мысленно попробовал обменяться с капитаном ролями: не я у него, а он у меня просит этот распронесчастный поршень и цилиндр. Конечно, я великодушно даю — бери, не жалко! Самолет улетает. И вот с ним в пути что-то случилось. Туман, непогода. Или, скажем, отказал мотор, даже не левый, а правый. Авария, а может быть, и катастрофа. Как бы стал чувствовать себя капитан, то бишь я?

Следствия, переследствия, протоколы допросов. Находятся свидетели: «Командир 3-й учебной эскадрильи такой-то, грубо нарушив то-то и то-то, дал летчику детали от аварийного мотора, что явилось причиной…»

Я так увлекся этим вариантом, что чуть не прошел моторный класс. Капитан Елизаров остановил меня за локоть и как-то сочувственно заглянул мне в глаза:

— Вы что?

— Да так, ничего, задумался немного.

— Бывает, — лукаво усмехнулся капитан и отпер дверь.

Большой зал, столы. Вдоль стен — стеллажи. На стеллажах — приборы и разные детали. Их много — глаза разбегаются. Возле громадной доски — кафедра преподавателя, а справа и слева — моторы на стендах. Моторы разрезаны так, что хорошо видно все их внутреннее устройство. Нетерпеливо шарю глазами: ага, вот он — наш М-88! Двухрядная звезда с ребристыми цилиндрами. Рядом на стеллаже — детали мотора: коленчатый вал, шатуны, несколько цилиндров. Техник как завороженный подошел к стеллажу и любовно, словно хрустальную вазу, снял с полки цилиндр.

Капитан рассмеялся:

— О! Нет-нет, он негодный! Эти детали мы получили с завода. Брак. Волны на зеркале, трещины и прочее. Видите — внутри красные отметки?

О, ч-черт! Я готов был растерзать техника. Надо же так — всю обедню испортил!

— Кравцов, положи на место цилиндр! — резко сказал я.

— Ничего, ничего, что вы! — поспешил на выручку Елизаров и взял из рук смутившегося техника цилиндр. — Мы держим их с целью, чтобы научить летчиков и техников отличать неисправные детали от исправных.

Он положил на место цилиндр и взял другой.

— А этот вот совершенно исправный. Тут недалеко разбился в непогоде Ил-4. Новенький, с завода. А вот и поршень от него, вместе с кольцами!

Положив цилиндр на кафедру, Елизаров достал и поршень.

Я нетерпеливо переступил с ноги на ногу. Мне стало жарко. Техник, словно он с голоду умирал и ему показали шашлык на вертеле, сглотнул слюну и, пряча горящие глаза, сбычился. А Заяц изо всех сил, пытаясь сделать равнодушный вид, отвернулся, чтобы рассмотреть какой-то чертеж, висевший на стене. Евсеев, скользнув по поршню равнодушным взглядом, полез в карман за портсигаром:

— Можно закурить?

— Пожалуйста, — сказал капитан и, положив поршень рядом с цилиндром, вдруг заторопился: — Ах, простите! Я совсем забыл, ведь у меня билеты на второй сеанс!

Мы вышли с таким чувством, будто нас обманули, ограбили. Гулко раздавались шаги капитана в пустом коридоре. Поспевая за ним и шаркая унтами, я машинально пересчитывал двери. Так, без всякой задней мысли: восемь шагов — дверь, восемь шагов — еще дверь. И когда мы дошли до поворота, я насчитал тринадцать дверей. Тринадцать! Гм… Забавная цифра!

— Чертова дюжина! — тихо сказал Евсеев.

Я встрепенулся:

— Что?

— Ничего, я так.

Сейчас вот — слева — выход. Но капитан свернул направо, и я с трудом воздержался от восклицания. Ладно, пусть ведет — он хозяин.

Еще поворот — лестница. Поднялись на второй этаж. Елизаров щелкнул выключателем. Небольшой холл, кадушка с фикусом, круглый стол, диван, два кресла и гудящая печь. Возле нее — груда душистых сосновых поленьев.

Погремев связкой, Елизаров нашел нужный ключ, отпер единственную дверь и, распахнув ее, по-хозяйски пригласил:

— Прошу!

Мы вошли. Щелкнул выключатель.

— Вот это си-ила! — воскликнул Заяц. — Не то что в Бузулуке!

Помещение и в самом деле было отличное. Шесть аккуратно заправленных коек, диван, стол, покрытый тяжелой плюшевой скатертью, зеркальный шкаф для одежды. В дальнем углу — застекленная дверь, очевидно, в туалетную.

Елизаров взглянул на часы:

— Располагайтесь и… извините, я побегу. А вот вам ключи: от гостиной и от входной. — Он положил ключи на стол. — До завтра!

И побежал, громко топая сапогами по лестнице. Хлопнула дверь внизу. Мы стояли ошарашенные: какой прием!

А мне было не по себе. Я боролся с собой. Ведь такой человек! Такой человек! Ну не мог я выполнить эту чертову операцию! Совесть не позволяла. Я опустился на стул и принялся снимать унты. Заяц и Кравцов последовали моему примеру, а Евсеев вынул портсигар.

— Пойду покурю, — сказал он.

— Валяй.

Мы разделись и, разморенные теплом и уютом, повадились на койки. Хотелось спать. А в голове сумбур. И душа разрывалась на части. Громко вздыхал Кравцов, ерошил свою шевелюру Заяц.

— Нет, не могу так! — воскликнул Кравцов, поднимаясь на койке. — Товарищ командир! Ну разрешите, я возьму грех на свою душу!

Я опешил:

— Какой еще грех?!

— Я тоже! — сказал Заяц. — Вместе пойдем!

А я представил Елизарова. Его честное открытое лицо. Утром обнаружена пропажа. Ерунда, конечно, какой-то паршивый цилиндр и поршень, но разве в этом дело?! Дело в доверии! А тут — украли! Ну, какими глазами я буду смотреть на него? И как укоризненно он посмотрит на меня и отвернется. Боевой летчик, Герой Советского Союза, и — украл!.. Нет, нет, нет! Не могу! Это свыше моих сил. Не пойду я на это!..

— Нет! — сказал я. — Нет. Этого делать нельзя! — И отвернулся к стене.

Слышу: открывается дверь и, отдуваясь и пыхтя, входит Евсеев. «Насосался, куряка!» — подумал я, зная его привычку накуриваться перед сном.

— А, вы уже спите! — воскликнул он и засмеялся мелким смешком. — Вставайте на военный совет. Хе-хе-хе! — И чем-то тяжелым грохнул о стол.