Борис Тихомолов - Романтика неба

• Название: Романтика неба
• Автор: Борис Тихомолов
• Издательство: Издательство литературы и искусства
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1985

В повестях, объединенных общим названием «Романтика неба» и во многом автобиографичных, летчик Герой Советского Союза Борис Ермилович Тихомолов рассказывает о том, как он шел от детской мечты к покорению неба. Написанная пером опытного и непосредственного участника событий, трилогия впервые в нашей литературе освещает боевой путь прославленной авиации дальнего действия.

Книга с сайта «Военная литература», также известного как Милитера.

---

Голованов возглавляет нашу группу. Он сам ведет машину. У него настоящий «Дуглас» с моторами «Райт-Циклон», и скорость его несколько больше, чем у нас.

— Хорошо. Передай: «Вас понял, спасибо — пристроюсь!»

Я немного польщен и немного обижен: «Что это он меня опекает, как маленького!»

Пропускаю вперед «Дуглас» и, нырнув под него, пристраиваюсь справа.

Идем рядом, метрах в восьми друг от друга. С правого сиденья мне улыбается через форточку полковник Петухов и рукой показывает: «Сейчас будем садиться!» Ясно, мы готовы!

В облака ныряем вместе. Снижаемся. Валит густой снег. Хлопья его влетают через щель полуоткрытой форточки и тают на щеках. Не отрываю глаз от самолета Голованова. Теперь мы — целое. Повторяю все его движения. Высота сто метров. Пятьдесят! Голованов уверенно снижается. Он в этих местах когда-то летал, и здесь все ему знакомо. Каждый кустик, каждый овражек.

На приборе нуль! Ага, кажется, пробились! Но видимость скверная: белый покров сливается с падающим снегом. Горизонта не видать, только под нами что-то мелькает, кажется, овраги.

Голованов убавил скорость. Ясно — сейчас он выпустит шасси! Выпустил! Выпускаем и мы. Выпускает закрылки. И мы — закрылки! Идем на посадку, но куда — не имею понятия. Хватился только тогда, когда машина мягко коснулась колесами невидимого снежного покрова. Ну и молодец же Голованов! Вот летчик так летчик! И как он разыскал в такой погоде аэродром?!

На пробеге, отвернув чуть-чуть вправо, стараюсь не терять из виду «Дуглас». А Голованов, как дома: убрал щитки и уже рулит куда-то на приличной скорости. Я восхищен — вот это летчик!

Впереди замаячили темные пятна. Приглядываюсь — самолеты! Стоят, выстроившись в ряд, зачехленные истребители, и рядом громоздятся сугробы.

«Дуглас» затормозил и, подрулив к снежной стене, развернулся. Чихнув синим дымом, выключились моторы. Все — прилетели!

Я поставил свою машину слева от «Дугласа», дверь которого выходила в нашу сторону. В наступившей тишине слышно, как потрескивают остывающие двигатели и гудят вращающиеся роторы пилотажных приборов. Близкие сердцу, родные и знакомые звуки!

Посидели с минутку, приходя в себя. Все-таки полет — это наслаждение. Это музыка. Это радость. А сегодня — особенно. В груди скакали солнечные зайчики. Все было так необычно! Куда мы летим? Зачем летим? Неизвестно. А что может быть заманчивей и интересней неизвестности?!

Неожиданно за бортом послышались крики. Штурман открыл форточку:

— Ого!

Я и сам понял, что «ого!». Кто-то отчаянно ругался, вспоминая всех святых. Куликов фыркнул:

— Вот заворачивает! Вот заворачивает! Ничего себе — встречают. Посмотри-ка, посмотри-ка, — генерал!

Я выглянул в форточку. Да, действительно, генерал в папахе. Низенький, толстый, в фетровых бурках, в новеньком, настежь распахнутом кожаном пальто-реглане на меховой подстежке. Он только что выбрался из подъехавшей «эмки» и, разъяренно размахивая кулаками, кинулся к «Дугласу», из двери которого с нарочито-важным видом, неторопливо спускался по лесенке флаг-радист капитан Топорков.

— Какого черта вы тут объявились?! — кричал генерал. — Кто вас сюда приглашал? Убирайтесь отсюда сейчас же! Чтоб духу вашего не было!

Топорков с невозмутимым лицом выслушал гневную тираду генерала и, когда тот сделал паузу, чтобы набрать в легкие новую порцию воздуха, кончиком пальцев тронул его за плечо:

— Товарищ генерал, доложите, пожалуйста, маршалу…

Генерала словно водой облили. Он вздрогнул, обернулся и обомлел: в проеме двери в накинутой на плечи шинели стоял маршал авиации Голованов.

— Генерал, встречайте гостей! — сказал Голованов, прикрывая рукой улыбку. — Непрошеных. Сейчас прилетят еще четыре самолета. Распорядитесь привлечь их цветными ракетами.

Это что — Америка?

Все вокруг было разбито, разворочено, выжжено. Даже сугробы снега не могли скрыть трагических следов войны. Хозяин-генерал был в отчаянии:

— Да куда же я вас положу?!

Кинулся к телефону, чтобы позвонить в город, там должна быть гостиница для особых случаев, но Голованов властно положил руку на аппарат:

— Ни в коем случае! О нашем прилете никто не должен знать.

Странно все это, таинственно.

Ночевали на полу в чудом уцелевшей избушке, которая была сверху донизу набита постоянными ее жильцами — тощими голодными… клопами. Кошмарная ночь! Чтобы скоротать ее, мы рассказывали друг другу анекдоты, а Романов рассказал нам назидательную быль такого содержания:

…Это было как раз вчера, поздно вечером. Ложимся мы, значит, с жинкой спать. И дверь уже заперли, и свет пригасили. И только-только я задремал, как послышался стук, тихий такой, неуверенный. Нюрка моя — прыск с постели.

— Кто там?

— Это я — Катя.

— Чего тебе?

— Выдь на минутку.

Накинула пальто, влезла в валенки и за дверь. И чего-то там зашептались. А я подумал: «Почему за дверью шепчутся, а не в комнате? Значит, от меня секреты?»

Вернулась, Раздевается, ложится. Молчит.

Спрашиваю для порядка:

— Чего это Катьке так поздно спонадобилось?

— А так, ничего!

И ответила как-то, будто хотела, чтобы я еще раз спросил.

А меня уже заело:

— Как это — «ничего»?

— Да так.

— А все-таки?

Молчит.

А я распалился — что это еще за секреты такие!

— Ну, ты долго будешь молчать?!

Тихо, робко отвечает:

— Да она, знаешь, Ванечка, просила, чтобы ты ей… Ну, это… из Вашингтона чулки со стрелками привез…

Меня так к потолку и подбросило:

— Это что же, — заорал я, — значит, ты уже растрепалась тут всем?!

Клянется, божится, что никому ничего не говорила. А я уже разошелся. Возмутило меня, что никому ничего доверить нельзя — сразу же все и разболтают.

— Как же не говорила?! — допытываюсь я. — А откуда же тогда она узнала?

Теперь уж Нюрка разозлилась, шипит, как гусыня:

— Дурень ты, дурень! Да пойди на базар, вся толкучка только и говорит о вашем полете в Вашингтон!..

— Не смешно, — сказал кто-то, — вовсе не смешно.

И все рассмеялись, и тут же зачиркали спичками, закурили.

А наутро — туман, и как назло потеплело. Самолеты покрылись корочкой льда. Обледенение. Попробуй тут улети! А лететь мы знали куда — в Баку. Только не знали — зачем. А спрашивать боялись. И где же тут Америка? Где Вашингтон?

Ждали до полудня, с душевным трепетом поглядывая на хибарку. Неужели ночевать? Нет, это немыслимо! И лететь опасно. С обледенением в полете шутки плохи. Тут уж не помогут никакие качества пилота: разом превратишься в кусок льда.

А туман стоял. Иногда он редел, становился светлым. Значит, толщина его небольшая, и там солнце. А что, если пробиться вверх и пойти по курсу до Каспия? Уж возле моря-то наверняка хорошая погода.

Голованов смеется:

— Что, клопов испугались? Ладно, давайте попробуем.

Хозяин-генерал — сама готовность: нужна горячая вода — пожалуйста! Быстро вскипятили, наполнили цистерны и полили из шлангов самолеты. Корочка льда с протестующим звоном сползла на снег. Запустили моторы, прогрели и один за другим пошли на взлет, в туманную хлябь. Стекла тотчас же мазнуло кристалликами изморози, но немного. Пошли низом.

Местность явно понижалась, и мы уже шли над калмыцкими степями, пробиваясь через щель между землей и облаками.

А через два часа полета впереди порозовело, облака ушли назад, и мы вырвались на ослепительный морской простор, с голубым пологом неба и сияющим солнцем.

Море тихое, гладкое. Справа — прямой линией тянется песчаный берег, устье реки с камышами и масса птиц. Прижимаю машину к самой воде. Вот сорвалась спугнутая нами стайка диких уток и пошла наперерез. Нам видно, как селезень-вожак ритмично и сильно взмахивают крыльями. Но мы догоняем. Селезень вывернул шею, чтобы посмотреть, и бухнулся в воду — только брызги полетели.

Куликов расхохотался. Глаза его сияли, и в эти минуты он был похож на ребенка, которому показывают сказку. И действительно, все вокруг было сказочно и непривычно.

Вон впереди на песчаном берегу, гордо выпрямив плечи, стоит возле самой воды горец в черной бурке. Подлетаем ближе. Он неожиданно расправляет полы своей бурки и, тяжело взмахивая крыльями, отрывается от земли. Орел! Вот тебе и горец!

Баку встречает нас сильным ветром, сухим и обжигающим. Мы прилетели дружно, кучкой, и садимся один за другим на аэродроме ГВФ. Кругом вышки, вышки. Сердце колотится: ведь здесь же я родился!

Зарулили, выключили моторы, ступили на землю, на которую с таким вожделением целились фашисты. К самолету подошли четверо. В штатском:

— Здравствуйте!

— Здравствуйте.

Смотрят зорко, ощупывая взглядом. Распределились — по одному, взяли машину в каре и замерли.

Так, ясно — специальная охрана. А чего охранять-то — пустые самолеты? Однако это не наше дело. Взяли свои чемоданы, пошли.

Поместили нас тут же, в гостинице. Шикарно! Через час пригласили к ужину. Большой зал, длинный стол, обильно уставленный закусками и выпивкой: коньяк, шампанское, водка.