Арсений Гулыга - Шеллинг

• Название: Шеллинг
• Автор: Арсений Гулыга
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1984

Книга посвящена выдающемуся немецкому философу, представителю немецкого классического идеализма. Фридрих Вильгельм Шеллинг рано сформировался как творческая личность. В 23 года ему было присвоено звание профессору. Труды Шеллинга оказали значительное влияние на формирование русской философской мысли начала XIX века.

---

Статья о Данте, пронизанная стремлением сочленить поэзию и философию, характерна для Шеллинга. После богословского факультета в Тюбингене он прошел «романтическую школу». Он преподает не только философию природы, но и философию искусства.

Ум с сердцем не в ладу, хотя философ стремится их примирить. Ум Шеллинга, строгая мысль влекут его к Спинозе. Он все больше и больше ценит голландского пантеиста, готов снять с него ярлык «догматика» и одностороннего «реалиста». Он пробует писать à lа Спиноза. «Изложение моей философской системы» внешне похоже на знаменитую «Этику»: пронумерованные параграфы, дополнения к ним, пояснения. Но это ему быстро надоело. Что-то мешает ему стать правоверным спинозистом. Вернуться в XVII век невозможно.

Кроме «романтической школы», Шеллинг прошел еще трансцендентальную школу Канта. Он твердо усвоил, что знание — продукт воображения, этого «великого художника», как именовал воображение кенигсбергский мудрец. Знает человек только то, что может сделать. Познаваемый нами мир — наше художественное произведение. Говорить о нем сухим «геометрическим» языком Спинозы непристойно. Для этой цели уместен поэтический язык Платона.

«Изложение моей философской системы» написано было «под Спинозу». Следующее значительное произведение Шеллинга «Бруно» выглядит иначе. Это подражание диалогам Платона (или платоника Джордано Бруно).

«Бруно» предназначался для «Журнала умозрительной физики». Издание журнала внезапно прекратилось, и Шеллинг выпускает свою работу отдельной книгой. Она открывается рассуждениями о единстве истины и красоты. Это важно и для философии и для поэзии, «ибо к чему стремится первая, как не к той вечной истине, которая едина с красотой, вторая же — к той нерукотворной и бессмертной красоте, которая едина с истиной». Различие между искусством и философией состоит в их предназначении. Искусство экзотерично, предназначено для всех. Уже в древности поэты почитались толкователями богов, ибо они творят красоту, доступную для всеобщей радости. Философия исследует идею красоты. Философия по природе своей эзотерична, она не нуждается в том, чтобы ее держали в тайне, ибо она тайна сама по себе.

Высшая ее тайна — постижение природы сущего. В своем диалоге Шеллинг по очереди предоставляет слово представителям различных философских школ. Первым излагает свою концепцию материалист (Александр). Автор грешил симпатиями к этой философии, но теперь констатирует: «Судьба учения, которое заимствовало свое имя от матери, ничем не отличается, как я вам кратко докажу, от судьбы, которую с течением времени претерпевает всякое умозрительное учение; и материализм постигла та же судьба — падение самой философии». Александр не настаивает на своей правоте.

Второе слово принадлежит «интеллектуалисту», объективному идеалисту Ансельмо. Этот говорит от имени Лейбница, знакомит нас с его монадологией. Сущее состоит из бесчисленного множества духовных атомов — монад, каждая из которых самостоятельный, замкнутый в себе мир. Монады самодовлеют, и никакие внешние причины не оказывают на них никакого воздействия. То, что мы называем взаимодействием души и тела, есть вечная, предустановленная богом гармония. В боге единство всех монад.

Фихтевский идеализм отстаивает Луциан. Устами Бруно глаголет сам Шеллинг. Завершает диалог как бы допрос Фихте, при том, что обвиняемый явно сотрудничает со следователем. Последний растолковывает первому суть дела, а тот только поддакивает. Бруно (Шеллинг) без труда одерживает победу, доказывает ограниченность идеализма и жизненную силу философии тождества.

Легко побеждать на собственных страницах! В жизни — сложнее. Шеллингу вскоре пришлось в этом убедиться. Летом 1802 года довелось ему снова сцепиться с «Всеобщей литературной газетой», и вышел он из схватки с помятыми боками.

Натурфилософскими идеями давно уже бредила молодежь, претендовавшая на ученость. В Бамберге, где метр успел прочитать курс, увлечение шеллингианством приняло карикатурные формы. В апреле «Всеобщая литературная газета» напечатала заметку с разбором четырех диссертационных диспутов, в результате которых соискатели стали докторами медицины. «Организм стоит под знаком кривой линии», — цитировала газета тезисы одного дебютанта. (Это не пародия, подобная той, что сочинила Каролина, автор был увенчан ученой степенью.) «Мужчина привязан к земле благодаря женщине». — «Кровь — это пульсирующий магнит» и т. д. и т. п. О двух других докторантах было сказано: «Хотя они и придерживаются натурфилософии Шеллинга, все же они разумные, порядочные люди». В одном случае рецензент «Литературной газеты», высмеивая дебютанта, неправильно прочитал его текст, в результате чего возникла смешная бессмыслица.

Шеллинг ухватился за промах рецензента и набросился на него с бранью на страницах «Нового журнала умозрительной физики» («Отношение обскурантизма к натурфилософии»).

Лучше бы он этого не делал! Уже вышел из печати анонимный пасквиль «Похвала наиновейшей философии», где Шеллингу наносили удар под ложечку. «Всеобщая литературная газета» поспешила откликнуться на брошюру и процитировать то место, которое больнее всего могло ранить противника. Речь шла еще об одном незадачливом бамбергском соискателе медицинской ученой степени. Пусть новый доктор заключит с Шеллингом и Решлаубом триумвират для изгнания смерти. «Только упаси, господи, чтобы не случилось с ним несчастья вылечить идеально и убить реально, несчастья, которое, как говорят злые языки, выпало Шеллингу несравненному в Боклете в случае с М. В.».

М. Б. — это мадемуазель Бэмер. Его назвали убийцей Августы! У Шеллинга опустились руки. Ему совсем недавно, как бы в предчувствии грядущего скандала, Ландсгутский университет присудил без защиты степень доктора медицины. Его знания в этой области никто теперь не может подвергнуть сомнению. Его порядочность вне подозрений. И все же он был повержен. Вдруг не стало сил, чтобы ответить пасквилянту и тем, кто разносит грязную сплетню. Он обратился за помощью к… А. В. Шлегелю.

Трудно понять их отношения. Соперники в любви — соратники в борьбе. В марте 1802 года Каролина отправилась к мужу в Берлин выяснять отношения. Решили окончательно разойтись. В мае Шеллинг увез Каролину в Иену. Началось бракоразводное дело. В том же письме, в котором Шеллинг просил Вильгельма вмешаться в свару с «Литературной газетой», он обсуждал с ним детали развода.

Август Вильгельм Шлегель любил свою жену (хотя, по словам Каролины, не всегда сохранял ей верность). Развод был ему труден и неприятен. К Шеллингу он испытывал скорее антипатию (так, по крайней мере, уверял его брат). Но никогда, ни во время развода, ни до, ни после, это никак не отражалось на их деловых отношениях. Личное Шлегель не смешивал с публичным.

Он разгадал в Шеллинге поэтический талант и поощрял его стихотворные опыты. В «Альманахе муз на 1802 год», который вышел под редакцией А. В. Шлегеля и Л. Тика (осенью 1801 года), были напечатаны четыре стихотворения Шеллинга («Последние слова пастора», «Песня», «Растение и животное», «Земной жребий»). Он придумал для стихов Шеллинга звучный псевдоним — Бонавентура; Шеллинг хотел подписать свои стихи «Вентурус», что значит «грядущий», но согласился, что Бонавентура лучше.

Любезность за любезность! Шеллинг встретил одобрительной рецензией стихотворную пародию Шлегеля, высмеивающую модного, плодовитого, но пустого Коцебу («Бу-бу-бу!»). Когда в Веймаре состоялась премьера пьесы Шлегеля «Ион», Шеллинг и Каролина откликнулись рецензией на этот спектакль в «Газете для элегантного света».

И вот теперь, в самые неприятные дни предстоящего развода, когда супруги уже прекратили переписку, Шеллинг обращается за помощью к Шлегелю, просит поддержать его в борьбе с «Литературной газетой», просит сдержанно, но недвусмысленно. «Сообщите мне, пожалуйста, что Вы думаете. Мне хочется, чтобы мы вместе закончили эту стычку с „Литературной газетой“, поскольку мы вместе ее начали».

Что конкретно ответил Шлегель, мы не знаем: сохранилось только начало его письма, где он успокаивает Шеллинга: пусть тот не терзает себя, нет оснований винить его в смерти Августы. Шлегель сохранил все документы, связанные с ее болезнью и кончиной, в том числе рецепты Шеллинга, в которых нет ничего ошибочного. В каких именно словах обещал Шлегель поддержать человека, который разрушил его брак, мы не знаем. Не зная слов, мы знаем дело: Шлегель быстро написал брошюру, обличающую редактора «Литературной газеты» Шюца. Шюцу был поставлен ультиматум: пусть он в течение трех дней опровергнет направленную против Шеллинга клевету, пусть он напечатает новый номер газеты от 18 августа, где была тиснута заметка по поводу «Похвалы наиновейшей философии», без злополучной заметки. Иначе Шлегель напечатает свою брошюру.