Богумил Ногейл - Сказочное наказание

• Название: Сказочное наказание
• Автор: Богумил Ногейл
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Детские остросюжетные
• Год: 1987

Остросюжетная книга о приключениях деревенских подростков, которые работают в старом, заброшенном замке и попутно расследуют историю исчезновения ценных художественных полотен.

---

2. Я уже не ребенок

У себя дома я причитаний, слава богу, не услышал, мои предки в общем люди разумные, но и они в то, что я жив и здоров, поверили, только когда я скинул с себя все до трусов и склонился над умывальником. Словно незримо кружа вокруг меня, они обследовали мой торс так, будто это редчайшая скульптура Мысльбека, изображение которой висит у нас в школе. Убедившись, что испытания, выпавшие мне на долю, я перенес без урона для себя и что уши и шею исправно отмываю без напоминаний, как прежде, каждый высказался насчет моего пребывания в замке в присущей ему манере.

— Сдается, эта неделя кое в чем пошла ему на пользу, — заметил отец.

— А вы не голодали? — озабоченно спросила мама. — И где же вы спите? А еду готовите сами? А как по ночам — не холодно? — выспрашивала она в таком темпе, что с ответом мне пришлось подождать, пока из материнского сердца не излились все тревоги.

Брат молчал: все это время он провел в военных лагерях и славно служил отчизне, как выражается наш директор.

Пришлось мне живописать наши приключения. Я честно начал с первых стуков в замковые ворота и закончил повествование нашим маршем к автобусной станции. Мама во время моего рассказа то и дело качала от удивления головой, а отец пытливо поглядывал на меня, иногда спрашивая: «А ты не привираешь?»

Я не забыл упомянуть, каким образом и сколько старых книг и журналов мы выкинули с чердака. Когда я закончил, мама сказала:

— Столько дел за одну неделю! Теперь уж их могли бы оставить дома, ты не находишь, отец? Сходи-ка в комитет и скажи, что детей наказали — и довольно.

От неожиданности у меня перехватило дыхание, и я с испугом уставился на отца.

— Как это… Да нет же, мы должны туда вернуться… Мы обязаны там еще… все починить… привести в порядок, — заикаясь выпалил я.

Отец, отвернувшись к окну, молча смотрел в сад. И поглаживал тыльной стороной руки по подбородку, как делал всегда, если должен был принять серьезное решение.

— Но ведь это просто безответственно — посылать детей бог знает куда. Где так опасно, — среди гробовой тишины произнесла мама.

«А птичник? Папа, ну скажи хоть что-нибудь!» — свистело и шипело у меня где-то внутри, и, наверное, в эту минуту от нетерпения я на несколько сантиметров приподнялся на стуле. Но выкрикнуть все это вслух не осмелился, потому что никто ни о чем меня не спрашивал, а вмешиваться в разговор родителей у нас не позволялось.

— Кто знает, в какую еще ловушку их там заманят, — снова заговорила мама. — Да я от страха глаз не сомкну.

— Ну что же, — вздохнул папа, побарабанил пальцами по подоконнику и отошел от окна. Остановился передо мною. — Ну что же? Сам заварил кашу, сам теперь и расхлебывай. Небось никто там тебя не укусит.

Я изо всех сил старался сдержаться, чтоб от радости не броситься к нему на шею. Отец взглянул на маму.

— Пусть понемногу привыкает к самостоятельности, он уже большой.

— Да ведь он еще ребенок, — возразила мама. — И если ты настоящий отец, то постараешься, чтоб он остался дома.

— А я не желаю! — воскликнул я. — Не хочу я сидеть дома, и я уже не ребенок!

Отец легонько шлепнул меня по затылку.

— Не ори, — сухо сказал он, а потом добавил: — Иди-ка прогуляйся!

3. Аленка пропала

Я медленно плелся по тополиной аллее, что тянулась до самого вокзала, где в одном из новых домов жила Аленка. Разные чувства смешались в моей душе. Стоило подумать о маме, как меня одолевала жалость, а когда вспоминалось, какими словами неделю назад выпроваживал меня из дома отец, я снова кипел от возмущения. А кроме жалости и упрямства, я сознавал, как мне снова хочется вместе со своей компанией уйти куда-нибудь в заброшенные края, где можно полагаться только на себя, где никто не посмеет отнекиваться — завтра, дескать, не смогу, родители не отпустят. Мне хотелось, чтобы в этом огромном мире у нас образовался свой собственный, маленький мирок, где мы были бы и судьями, и советчиками, и командирами. Рассуждая так, я вовсе сбрасывал со счетов Станду. Наверное, оттого, что он никогда не подчеркивал своего превосходства, хотя был и старше нас, и умнее, и опытнее.

Подойдя к Аленкиному дому, я обнаружил, что ее родители сидят под окном на лавочке, проводя субботний вечер так же, как это принято и в нашей семье. Мать штопала, а отец читал газеты. Над его головой вились облачка табачного дыма, через распахнутое окно кухни доносился голос радиодиктора, а на гребне крыши распевал черный дрозд. Этакая семейная идиллия, которая меня не раздражала только в одном случае — если у меня с собой интересная книга. Однако для полноты картины недоставало одной особы.

— Добрый вечер! — поздоровался я прямо через калитку. — Аленка дома?

Пани Ванькова вздрогнула и оторвалась от шитья. Рядом с ней зашелестела газета, и с правой стороны выплыла трубка.

— Алена уехала в замок Винтице, — буркнул пан Ванек и снова исчез за разворотом «Руде право».

— Да ведь это же Лойзик! — воскликнула пани Ванькова. — Лойзик Шульц!

Газета в руках пана Ванека держалась по-прежнему стойко и прямо, а из-за нее доносилось какое-то равнодушное бормотание.

— Ну да, и я ему сказал, что Алены нету дома.

— Папочка, да ведь это он швырялся кооперативными яйцами, — зашептала Аленина мама.

— Никаких яиц нам не требуется, — заворчал пан Ванек. — У тебя что, собственные куры не несутся?

— Господи! — всплеснула руками его супруга, швырнула дырявый носок на стол и с испуганным лицом подбежала к калитке. — А где Алена? Что с ней?

Я глядел на нее и ничего не понимал.

— Ничего. Но где Алена, я не знаю. Разве она не дома?

— Дома? — простонала пани Ванькова. — Мы ее уж неделю не видели!

— Понятно, — кивнул я, хотя понятного ничего не было, скорее, все было подозрительно. — Мы только сегодня в три часа дня вернулись домой. И Аленка тоже.

После этого сообщения даже пан Ванек оторвался от захватывающего чтения свежих новостей. Швырнув полотнище газеты на кувшин с пивом и груду носков, он оторвался от скамейки и очутился возле калитки — довольно резво для своих внушительных габаритов. Я не заставил себя упрашивать и тут же вывалил все события последних часов.

— В три? — задумался пан Ванек, усиленно крутя мизинцем в ухе. — Слышишь, мамочка, в три часа! Это тебе ничего не говорит? А чем же, собственно, мы были заняты в это время? Что-то скверное творится у меня с памятью, — пожаловался он.

— Да ведь мы были у тети Ружены! — воскликнула пани Ванькова. Очевидно, память служила ей по-прежнему безотказно. — Часы дяде Рудольфу в починку отнесли.

— Верно, — кивнул Аленин папа, пыхнул трубкой и мастерски плюнул через забор. — А вернулись в четвертом часу, когда проехал поезд из Пльзени.

— Значит, девочка сюда не приходила, — внесла свои уточнения его супруга и покачала головой; в глазах у нее застыл ужас.

Я пожал плечами.

— Может, она вам навстречу направилась?

— Нет, тогда мы бы встретились, к дяде Рудольфу ведет только одна дорога. Другого моста через речку у нас пока нет.

— А может, она решила сократить путь и переправилась через речку, — высказал я еще одно предположение.

Оно показалось мне наиболее правдоподобным. Но произносить его вслух мне не следовало. В материнском сердце такие вероятности рождают самые тяжелые предчувствия.

— Могла ведь и утонуть! — всхлипнула пани Ванькова, заламывая руки, как если бы Алена задумала переплыть Ла-Манш.

— Не дури, мамочка, — сухо оборвал ее пан Ванек и запыхтел трубкой, словно паровоз с тяжеловесным составом. — Ей тут же в голову самые мрачные мысли приходят, — извиняясь, пояснил он мне, и я серьезно кивнул ему — именно так следует разговаривать мужчине с мужчиной.

— Хорошо, но что же с ней тогда? Где она, куда подевалась — Пани Ванькова утерла слезинку и шумно втянула воздух носом.

Это была бы первая и последняя слеза, оросившая в этот вечер газон ее палисадника, потому что разъяснение загадки уже спускалось по лестнице, прислоненной к слуховому окну. Алена неслышно сползала вниз, знаками упрашивая меня не испортить ей эффекта воскресения из мертвых. Она осторожно подкрадывалась к забору за спинами своих предков, и мне пришлось приложить немало усилий, чтобы сохранить озабоченное выражение лица. Пани Ванькова уже готова была высказать очередное глубокомысленное соображение, но тут неожиданно протянулись две руки и ее покрасневшие от слез глаза прикрыли две ладошки.

— Девочка моя! — воскликнула пани со вздохом облегчения и, ликуя, обернулась к дочери.

— Ну, я так и знал. — Пан Ванек выпустил облако дыма и отечески пожурил Алену. — И где же это ты шлялась?

После этой трогательной встречи распахнулась, наконец, калитка и для меня, и тогда Алена объяснила тайну своего загадочного исчезновения, причем так естественно, что у матери поднялась икота, а у отца погасла трубка.