Мэтью Гэбори - Король пепла

• Название: Король пепла
• Автор: Мэтью Гэбори
• Издательство: Азбука-классика
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2004
• ISBN: 5-352-00713-8

Мэтью Гэбори (р. 1972) — признанный лидер направления фэнтези во французской литературе. Среди его последних произведений цикл «Хранители» («Сердце Феникса», «Темные Тропы», «Король пепла»), завоевавший огромную популярность. С первых же страниц напряженность сюжета и поэтическая красота замысла автора приковывают внимание. Рождается новая фантастическая сага, совершенно не похожая на все прочитанное ранее.

В последней книге трилогии «Король пепла» разворачивается главная битва между королевством мертвых Харонией и островками сопротивления, еще сохранившимися в Миропотоке. Положение отчаянное, трагедия человечества кажется неизбежной. Все зависит от того, удастся ли Януэлю, его матери и их союзникам взорвать Харонию изнутри.

---

Молчание. Сильвиэль и его собратья внимательно слушали.

— Я прошу вас пожертвовать Фениксами, чтобы спасти всех Хранителей.

— Меня трогает то, что вы говорите, — без промедления ответил юный пегасиец, явно пребывавший в замешательстве. — Вот почему я открою вам большую тайну, которую хранит наш орден во время этой войны. Все, что мы здесь делаем, в этом городе, и все ужасы сражения почти ничего не значат по сравнению с главной битвой этой войны. Не нам суждено ее выиграть.

Сильвиэль обвел город рукой.

— Эти усилия, жертвы, поединки, гибнущие люди — все это мелочи. Настоящий центр сражения находится вне Миропотока. Он — в Харонии, куда отправился Януэль, Сын Волны, Великий Мэтр лиги фениксийцев, чтобы разбудить Фениксов Истоков.

Эзра нахмурился. Он был возмущен заявлением монаха и одновременно пришел в ужас от того, что замышлялось в стороне.

Сильвиэль догадался о сомнениях, охвативших ликорнийца, и решился покончить с ними.

— Как вы сами сказали, время не ждет, и я не могу раскрыть вам все подробности миссии Януэля. Но могу вас заверить, что то единственное, что имеет вес в наших глазах, покоится сейчас в этих урнах. Жизнь Фениксов гораздо важнее наших собственных жизней. Важнее, чем существование всех жителей Эль-Задина.

— Тогда подарите мне Феникса, — выдохнул Эзра.

— Что?

— Я сказал, подарите мне одного Феникса.

Взгляд муэдзина вдруг стал жестким и холодным. У него не было иного выхода, и он сменил тактику.

— Без моей помощи, — продолжал он, — ваше путешествие в пустыне было бы напрасным. Я прошу вас оплатить мои услуги. Я требую, чтобы вы возродили одного из Фениксов, и, как только он станет моим, я смогу делать с ним все, что захочу.

— То, о чем вы просите, невозможно! — вскричал один из стражей.

— И даже если бы мы пошли на это, — вступил в разговор Сильвиэль, — есть только один способ напустить Феникса на город. И он убьет вас.

— Это не имеет абсолютно никакого значения, — сухо сказал Эзра. — Заплатите мне.

Молчание вновь воцарилось в зале. Было слышно лишь, как, потрескивая, горят свечи. Монахи, не отрываясь, смотрели на ликорнийца с изуродованными руками. Эзре захотелось закричать, что уже может быть слишком поздно, но он прикусил губу. Его сердце сильно билось, а запястья мучительно горели. Сильвиэль провел рукой по серебристым волосам и медленно встал. Эзра вдруг подумал, что монаху лет пятнадцать, не больше. Почему он не заметил этого раньше? Этот хрупкий подросток должен был принять самое важное решение в своей жизни.

Сильвиэль взглядом спросил пятерых своих товарищей, и один за другим они отрицательно покачали головой.

Нет… нет… пять раз нет.

Юный пегасиец обратил взгляд на муэдзина. Выражение его лица было похоже на приговор. Это было худшее из испытаний Эзры, не считая смерти его сына.

— Мои братья отказываются принять вашу просьбу и отдать вам своих Фениксов, муэдзин, — торжественно произнес фениксиец.

У Эзры вдруг закружилась голова. Казалось, он вот-вот лишится чувств. Все было потеряно безвозвратно.

— Поэтому я отдам вам своего, — добавил Сильвиэль.

ГЛАВА 13

Шестэн вернулся в свою келью, оставил там доску для письма, чернила, перо и в спешке вышел. Снаружи воздух был ледяным. Он поплотнее закутался в серую накидку и пересек галереи монастырского дворика. Во внутреннем саду мушмула с черными ветвями и платаны были покрыты инеем. Шестэн приоткрыл губы, и из них вырвалось белое облачко пара. Куда же ушел светловолосый мужчина?

Скриптор снова зашагал и вскоре оказался за монастырскими воротами. Снег засыпал окрестности. Какой-то монах расчищал мощеную дорожку, ведущую ко входу. Человек, которого он искал, сидел поодаль, на камне. Он повернулся спиной к монастырю.

Шестэн заколебался. Не в его правилах было заговаривать с гостями. Кроме того, о том чтобы вмешиваться в решения Отцов, не могло быть и речи. Но даже и не доходя до такой крайности, ему просто очень хотелось поговорить с человеком, которого звали Чан. Времени у Шестэна было совсем немного, после он должен будет вернуться к своим повседневным обязанностям.

Он сошел с дорожки в снег, чтобы присоединиться к сидящему мужчине.

— Оставь меня в покое, — прорычал тот, услышав скрип шагов.

— Мессир, я…

Он не знал, что сказать. Его образование не подготовило его к подобным разговорам. К тому же вся его жизнь проходила в одиночестве, вдали от мира, и потому выпадавшие на его долю встречи были редки и коротки. Он не лечил раненых, и ему редко случалось говорить с иностранцами. Он довольствовался тем, что верой и правдой служил отцам.

— Я… я хотел бы поговорить с вами.

Мужчина обреченно склонил голову.

— Подойди.

Шестэн приблизился к нему и сел в снег. Он дрожал от холода.

— Ты не очень-то тепло одет.

— Я привык.

Чан безрадостно улыбнулся.

— Привык страдать?

— Это даже и страданием назвать нельзя.

Мужчина поправил шаль, укутывавшую его плечи, и потер бедра. На нем были серая шерстяная туника и штаны — одежда, которую носили все больные, попадавшие в монастырь.

Воцарилось молчание.

— Вам не стоит оставаться здесь, — сказал Шестэн, прекрасно понимая, что напоминать об этом бесполезно.

— Ты что, тоже пришел меня выхаживать? — зло спросил Чан.

Скриптор прикусил губу и перевел взгляд на меловые горы. Небо было кристально чистым.

— Чего ты хочешь?

— Я подумал… Я вас не знаю и, конечно, не могу вас судить, но… такой человек, как вы, не имеет права отказываться от жизни.

— Да ну? — сказал тот.

— Вам довелось много путешествовать, повидать столько вещей. Миропоток нуждается в вас. Миропотоку нужны все.

— А ты думаешь, мне нужен Миропоток?

— Даже если он вам не нужен, это не мешает вам продолжать. Вот я, например, далек от всего мирского, но я исполняю свой долг…

— Ты счастлив?

Шестэн ответил не сразу. Задавал ли он сам себе когда-нибудь этот вопрос? Да, он был счастлив. Покой, которых он вкушал в этом святилище, разговоры с птицами, уверенность в том, что он кому-то нужен…

— Да, думаю, что да.

— А я нет. Вопрос исчерпан.

— Возможно, потому, что вы не знаете счастливых людей. Вы никогда никого не сделали счастливым.

— Замолчи, ладно?

— Прошу прощения.

— Не преувеличивай! — раздраженно выдохнул Чан.

Шестэн встал и медленно вернулся в монастырь. Зачем он нарушил одиночество другого человека?

Чан быстро поправлялся. Несмотря на ранения, его тело выказывало необыкновенную сопротивляемость и способность к восстановлению. Юные монахи, ухаживавшие за ним, жаловались не на это: этот раненый, столь легко впадавший в гнев, никак не облегчал их забот. Они не позволяли себе осуждать его, но их уход был нужен другим, менее жизнеспособным пациентам.

Самого Черного Лучника не слишком заботило его состояние. Его раны не мешали ему ходить и пользоваться руками, и это было для него главным. Он искренне спрашивал сам себя, созерцая целыми днями горные вершины Каладрии, что он должен делать. Инстинкт наемного солдата брал верх: но для начала ему хотелось остаться здесь еще немного, чтобы восстановить силы. А после…

Чан признал с болью в сердце, что умирать слишком поздно. Эти чертовы каладрийцы вытянули его из тупика. Теперь ему оставалось лишь выздоравливать. Если он захочет покончить счеты с жизнью, нужно будет это организовать. И решить. И действовать.

«Все усложняется», — цинично подумал он.

Он бы хотел погибнуть при крушении Тараска. Было бы так легко утонуть вместе со всеми остальными. Теперь же он был один, наедине со своим горем и сожалениями. Он должен был выбирать.

Шестэн время от времени приходил его навещать. Они почти не разговаривали. Но они привыкли к присутствию друг друга. Чан внутренне признал, что, если бы он познакомился с Шестэном много лет назад, он бы взял его под свое покровительство и сделал бы из него наемного воина.

Он не воспринимал скриптора как ровесника. Шестэну уже было за тридцать, и тем не менее Черному Лучнику он казался мальчиком, который еще не успел пожить.

А чего стоила эта жизнь, которой Чан, казалось, так гордился?

Его не покидало странное чувство: однажды у него уже возникало ощущение, что все кончено, но тогда в его трактире появилась Шенда, он пошел за ней, и действие вернуло его к жизни. Ему даже удалось восстановить дееспособность руки.

Сейчас он был почти здоров, не имел никаких физических изъянов, находился в полном расцвете сил, но его покинуло всякое желание жить и действовать. После смерти Шенды, после того, что она от него потребовала, Чан утратил боевой дух. У него больше не было ни друга, ни цели, он даже не искал искупления вины.