Джеффри Бурдс - Советская агентура: очерки истории СССР в послевоенные годы (1944-1948)

• Название: Советская агентура: очерки истории СССР в послевоенные годы (1944-1948)
• Автор: Джеффри Бурдс
• Издательство: «Современная История»
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 2006
• ISBN: ISBN-10: 0-9789937-0-5 ISBN-13: 978-0-9789937-0-2

Книга, написанная американским исследователем, доктором исторических наук Джеффри Бурдсом, уникальна сразу по трем причинам. Во-первых, в наше время, когда опять закрывают архивы, она основана на принципе строгой документальности. Во-вторых, автором были тщательно выверены, проанализированы и приведены в систему рассекреченные документы из архивов государственной безопасности России, Украины, Великобритании и США. В-третьих, эта книга вполне объективна и лишена какой-либо лакировки действительности.

Драматические события послевоенных лет получили объективное освещение, став предметом глубокого анализа.

---

5) Женщина села Розваж ЛИТАРЧУК Фима, по национальности украинка, работает секретным агентом НКВД, доносит о тех, кто находится в деревне, кто скрывается, предала много друзей — как мужчин так и женщин. Она сообщает, кто сотрудничал с немцами и что они делали. Имеет очень тесную связь с председателем сельсовета и секретарем местной партячейки. Много раз ее заставали с НКВД и представителем райкома партии. Она всех выдавала: кто появляется в селе, кто скрывается. Кричит: “Долой бандеровцев! Мы достаточно долго ждали свободу. Теперь время жить!”

6) Женщина села Розваж БРОНОВИЦКАЯ Марьянка, полька по национальности, работает доносчицей на поляков [т. е. на польское подполье — Дж. Б.] и НКВД. Была связана с местной полицией. Сообщает о тех, кто скрывается, кто вернулся из [повстанческой] армии или сбежал от [принудительного] труда в Донбассе. Говорит: “Долой украинцев и долой бандеровцев с семьями!”

7) Женщина села Розваж ПУШКА Агафья, украинка, выдала — всех, кто сотрудничал с немцами, какой работой занимались [во время немецкой оккупации], какие были встречи и кто их посещал. Она выдала тех, кто скрывался от [принудительной] мобилизации, кто дезертировал из [Красной] Армии. Она выдала НКВД много друзей, мужчин и женщин: у кого есть оружие, кто где встречается. Она доносила обо всех передвижениях, обо всем, что сейчас происходит, и говорит: “Долой бандеровцев!”

[Пописано] ЗЕВЕРУХА.

Слава Украине! Героям слава![243]

Очевидно, что с такого скудного, основанного на слухах “документального подтверждения” женского предательства начался процесс ликвидации. Списки подозреваемых основывались не столько на проверенных данных, сколько на обвинениях со стороны соседей или на неверно истолкованных слухах. Тем не менее меньше чем через неделю после появления подпольных списков подозреваемых всех этих женщин жестоко казнили. Независимо от весомости доказательств, повстанцы, тесно связанные с карательными командами СБ, сами вершили суд. Как правило, сразу же за вынесением приговора следовала казнь. Можно привести пример типичного смертного приговора повстанцев:

ПРИГОВОР

Дня 19-го октября 1944 г. суд военного трибунала [Украинской Повстанческой Армии — Дж. Б.], рассмотрел дело против МИРОНЧУК Татьяны и признал ее виновной в сотрудничестве с НКВД, на основании ее признания суд приговаривает МИРОНЧУК Татьяну к смерти. [Ниже добавлено]

Приговор приведен в исполнение 19.X.1944 г. в 5 часов утра.

Слава Украине! Героям слава! [Две подписи] Ком. Пол. Бережнюк[244]

Особенно страшной частью всего ритуала было то, что почти каждый обвиняемый, как правило, должен был перед казнью сознаться в предательстве. В ноябре 1944 г. на допросе в НКВД командир одного из карательных отрядов Иосиф Паньков описал, какими методами повстанцы добивались подобных признаний:

В конце февраля 1944 я узнал, что артистка Львовского оперного театра Мария Капустенская якобы была связана с гестапо и выдала другого артиста, члена ОУН.

По решению руководства СБ она была похищена моими людьми и привезена на полигон, где мы заранее подготовили место для ее допроса.

Она была похищенная прямо из театра и доставлена прямо к месту. Я лично допросил ее.

[Первоначально] она категорически отрицала любую связь с гестапо. Поэтому мы раздели ее догола и прутьями из лозы, которые мы заранее подготовили, каждый человек моего отряда по очереди избивал ее до тех пор, пока от прутьев не остались клочья. Тогда она сказала, что она признается.

После этого она “подтвердила”, что она имела связь с гестапо. Затем, по моему приказу, она была вынесена за 500 метров от места допроса и расстреляна [повстанцем] ГЛУХИМ[245].

Паньков, очевидно, гордился своей работой, когда признался, что во время войны совершил еще по крайней мере шестьдесят подобных убийств поляков, подозреваемых в “пособничестве” Германии или Советам[246].

В советских архивах встречаются сведения о дополнительных расследованиях карательных операций отрядов СБ против женщин, заподозренных в просоветских симпатиях. “В селе Дядьковичи [повстанцами — Дж. Б.] убита София ПАВЛЮК, радушно встретившая бойцов наступавшей Красной Армии”[247]. “В ночь на 19 сентября [1944 г.] в селе Большая Оснеща Колковского района бандой СТРЕША убито четыре женщины, на квартирах у которых проживали красноармейцы”[248]. “В ночь на 23 сентября [1944 г.] в селе Михлин Сенкевичского района бандгруппой из четырех человек убиты четыре женщин и одна ранена. [Женщины] собрались вместе, чтобы написать письма своим мужьям и сыновьям в Красной Армии”[249].

Гнев повстанцев был обращен, конечно же, не только против женщин и девушек: встречаются примеры насилия подпольщиков над другими категориями местного населения. Это подтверждает, что за репрессиями против “пособников” скрывалось насилие над этническими поляками во время и в первые два года после Второй мировой войны, когда три четверти карательных акций против “местных жителей” на самом деле было направлено против поляков. Однако последующая принудительная высылка свыше сотни тысяч этнических поляков из западно-украинских областей в 1945–1946 гг. с очевидностью подтверждает, что в четырех случаях из пяти жертвами расправы повстанцев над предполагаемыми “пособниками” Советов были этнические украинки. Молодых женщин особенно подозревали в сексуальных связях с советскими солдатами[250]. Этих так называемых москалек — уничижительное прозвище, которым обзывали некоторых украинок, считавшихся “красноармейскими шлюхами”, - относили к категории самых ненавидимых и презираемых врагов Украины. Член СБ Ровенского района A. Грицюк, арестованной советскими органами в конце 1944 г. по обвинению, выдвинутому против него местной женщиной, оставил типичное признание о том, как повстанцы уничтожали предполагаемых москалек:

В середине января 1944 г. в селе Ясеничи, по приказу [моего отрядного командира — Дж. Б.] “ДУБА”, я убил жительницу села 19–20 лет, украинку по национальности.

Убийство было совершено путем удушения веревкой [“путованием”, т. е., дословно, “повешением”]. Труп был захоронен [местными] жителями на месте казни.

В конце января 1944 г. в… деревне Грушвица я принял участие в убийстве другой женщины, набросив на шею петлю, которую затянули члены районной СБ “НЕЧАЙ и “КРЮК”[251].

Все участники — и палачи, и их жертвы, и свидетели — хорошо знали, как в таких случаях происходит расправа. Повешение было любимым видом публичной казни, когда повстанцы ощущали некоторую народную поддержку своим действиям. В тех случаях, когда предательство жертвы отличалось особой подлостью и было сознательным, казнь через повешение сопровождалась ритуальным осквернением трупа[252].

Часто приказы о казни женщин, заподозренных в “пособничестве” Советам, отдавались заранее, а позднее последовательно выполнялись специально созданными для этого отрядами. Один такой отряд СБ, предназначенный для проведения карательных акций против подозреваемых-москалек, действовал во Львове, где и был обнаружен в июне 1948 г.[253] 21 июня 1948 г. уборщица в Львовском государственном университете (в настоящее время Львовский университет им. Ивана Франко) убирала мусор в университетской конюшне. Там она нашла множество отрубленных человеческих ног. В ужасе, она немедленно вызвала милицию. В ходе расследования советские оперативники обнаружили восемнадцать обнаженных и изуродованных трупов — семнадцать женщин и один подросток. Как позднее рассказывал на допросе в МГБ один из членов карательного отряда повстанцев:

Члены группы [действовали — Дж. Б.] по заданию ОУНовского подполья. С ноября 1947 г. мы систематически убивали лояльно настроенных к советскому режиму жителей близ расположенных к городу Львову районов. С этой целью встречали намеченных к ликвидации на Львовском вокзале или городском базаре, заманивали их под разными предлогами в конюшню Львовского государственного университета. Там мы убивали их ударами тупого предмета по голове, после чего закапывали в землю[254].

Почти все трупы успели настолько разложиться, что только шесть из них родственники смогли опознать (в основном по личным вещам или одежде)[255]. Каждую из шести убитых можно было заподозрить в сочувствии Советам или дружбе с советскими военными или гражданскими специалистами. Отрывки из списка погибших показывают, что часто СБ повстанцев карала смертью совершенно незначительные “проступки”:

— МОЙСИН Марина, 1930 г. рождения, возраст 17 лет. Убита 8 апреля 1948 г. Два двоюродных брата МОЙСИН служили в Красной Армии. МОЙСИН систематически носила на продажу молоко в дом, где жили агенты МВД-МГБ.