Алексей Слаповский - Победительница

• Название: Победительница
• Автор: Алексей Слаповский
• Издательство: АСТ
• Жанр: Современная проза
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-17-061309-0

«Победительница» – новый роман Алексея Слаповского. Как всегда на грани безудержной фантазии и абсолютно узнаваемой реальности. Героиня романа прожила интересную жизнь. И сейчас, в 124 года, ей нужно непременно обо всех событиях рассказать своему сыну. Ведь ей есть о чем вспомнить – она была Мисс мира! Она говорит о своей молодости, о нравах, моде, светской жизни и даже политике того далекого времени – 2009 года. Она путает слова, вставляет китайские, арабские и английские фразы... и вспоминает, вспоминает…

---

На выставке шейх увидел меня и прислал своих людей осведомиться о моей цене. Люди были вежливыми, кланялись и складывали руки при каждом слове. Я сказала, что традиции моей страны исключают для меня возможность стать двести первой женой. Они ушли и через час вернулись, чтобы сказать: лучше быть двести первой женой шейха, чем первой женой нищего 95. Я ответила: но я вообще не собираюсь пока замуж.

Они ушли и через час вернулись, чтобы узнать, сколько будет стоить, если не замуж, а так. Я сказала, что никаких «так» невозможно. Они ушли и через час вернулись, чтобы спросить: а возможно ли это так за двадцать тысяч рубаилей96? Я сказала: это невозможно ни за какие деньги.

Они ушли и через час вернулись, чтобы спросить: а за сорок тысяч? Я сказала: или ваш шейх тупой, или вы неправильно ему передаете то, что я говорю. Ни за какие деньги, неужели неясно? Они сказали, что даже не слышали моих слов про возможную тупость шейха и это будет лучше для нас всех. И ушли, и вернулись. Шестьдесят тысяч. Так они ходили восемь раз и доверхотурили до полмиллиона. Я отказалась. Они ушли, вернулись и с почтением доложили, что шейх считает меня или 97, или 98, или 99: больше полумиллиона рубаилей не стоит ни одна женщина на земле. Я ответила, что и я не стою. Потому что тут дело не в сумме. Вы же знаете восточную поэзию! – сказала я им. Вы же должны помнить ваши классические стихи:

100

Они переглянулись и, похоже, не поняли, что я имела в виду. Настоящее наполнение моей жизни было совсем другим. Я ждала момента, когда останусь одна в номере, подключусь к Интернету и буду общаться с Владом. Онлайн у нас не получалось – разные графики, разные временные пояса, поэтому приходилось писать старинно – письмами. Я старалась выразиться коротко и нежно, понимая, насколько он занят. Посылала письмо и ждала ответа. Летела каждый раз в гостиницу, бросалась к компьютеру. Смотреть через свой мобильный коммуникатор запретила себе: иначе каждую минуту смотрела бы. И вот врываешься в номер – и к компьютеру, включаешь, входишь в почту... Ничего нет... Настроение портится. Все плохо. Идешь в душ. Моешься наскоро, закутываешься в полотенце, бежишь смотреть – не пришло ли? Нет. Ставишь себе условие: смотреть не чаще чем один раз в час. Твой дед, Володечка, мой папа Василий, так выпивал вино и водку. Не потому, что был упорядоченный человек, просто сам себя регулировал таким образом, чтобы не выпить слишком много. Помню с детства: он сидит перед телевизором, рядом бутылка и рюмка, он посматривает на стену, на часы. Вот часы ударяют – они были с мелодичными звуками, лицо отца просветлевает, но он иногда не спешит, выжидает еще несколько минут, находясь в состоянии добровольной (и поэтому сладкой) муки. Целый час он был раб времени, а теперь оно в его руках! Но больше пяти минут папа временем обычно не владел, наливал, выпивал. Вот и я – ждала полчаса, сорок минут, пятьдесят, час, а после этого, когда уже было можно, несколько минут держала себя в состоянии садомазохистской оттяжки. Бросалась и – либо опять ничего, либо счастье. Когда наконец письмо, даже кровь приливала к лицу, сердце начинало стучать. И было уже неважно, о чем письмо, главное – пришло. «Динчик!» – первое слово читаешь долго, словно сосешь леденец (это такая конфета, часто прозрачная, она постепенно таяла во рту). Потом следовало обычно несколько ласковых слов, короткая информация о настроении. Я читала это часами... И начинала сочинять ответ – медленно, по словечку. Я чувствовала себя писательницей, но не в старом смысле слова, когда писали книги, и не в том, новом, появившемся во время исчезновения литературы как таковой, вернее, превратившейся в чисто декоративное искусство сладкословия, ловкословия, новословия, гладкословия, спорословия (появились соревнования по лингвистической атлетике), а в смысле практическом, прикладном, чему нас учили в школе на уроках оптимального общения101, стремясь вложить максимальный смысл в минимальном формате.

Везде, где я была, вокруг меня витали мужчины разного возраста, степени состоятельности и уровня наглости, и многие стремились так или иначе покорить меня. Но я легко от них отделывалась – поддерживала, например, с помощью Павлика Морзе слухи о своей аллергии на людей (а она в это время у меня совсем прошла благодаря любви) или о том, что я ведьма, нахождение с которой лишает мужчин силы. Что интересно, второе пугало гораздо больше: мужчины считали, что аллергию во мне они смогут излечить, а вот собственного бессилия опасались. Это известный парадокс: человек всегда считал и, увы, считает, что с другими ему справиться легче, чем с собой. Тирану Сталину, о котором, Володечка, я, быть может, расскажу отдельно, казалось легко управлять миллионами людей, милуя и казня их, но он совершенно не способен был справиться со своими вредными привычками, в частности с пристрастием к никотину. Недаром он высказал изречение: «Победить Гитлера легче, чем бросить курить». Это так, особенно если учесть, что Гитлера побеждали своей кровью другие, а курить надо было бросить самому.

Письмо двадцать седьмое

Я прекратила предыдущее письмо, Володечка, потому что задумалась об этой теме – о нашем желании, чтобы жизнь других складывалась так, как мы хотим. Я виновата перед тобой. Мне всё не хотелось верить, что ты вырос, это трудный момент для всякой матери. А потом появились девочки, девушки, женщины – и всё, и я поняла, что ты теперь не мой. Я помню твою обиду, когда я не хотела знакомиться с твоими девушками, уклонялась, хитрила, ссылалась на то, что мне куда-то нужно срочно уехать. На самом деле я знала, что мне твоя очередная избранница не понравится. Во-первых, уже тем, что очередная. Если она окажется красивой, мне будет казаться, что она много о себе думает. Если некрасивая, будет обидно, что она тебе не пара. А главное – я боялась привыкнуть, боялась, что кто-то придется мне по сердцу, покажется достойной кандидатурой мне на смену, а вы потом расстанетесь, и мне будет больно. Но еще больше я боялась твоей боли. Да, у тебя складывалось всё легко, весело, беспроблемно, как и у большинства молодых людей сороковых годов, нашедших почти оптимальные варианты межполового общения. Но есть то, что опрокидывает всё варианты, – любовь. Твоей любви к кому-нибудь я очень боялась. Не потому, что заранее ревновала, а потому, что почему-то была уверена в ее несчастливом исходе.

Когда появилась Сандра Ким, я сразу почувствовала опасность. Она была у тебя дольше других, и я понимала причину этой привязки – холодность ее красоты. Беспроигрышный вариант: такую девушку хочется растопить. Однажды мы разговаривали с ней где-то среди цветов, на высоте, и я наугад спросила:

– Мне кажется, Сандра, ты придерживаешься идеологии living dead102.

Сандра улыбнулась и ответила:

– Нет. Но мне у них многое нравится. Умение радоваться. Умение не бояться терять.

– То есть ты заранее, например, не боишься потерять Володю, если что-то случится?

– А что случится?

– Ну – просто расстанетесь?

– Значит, расстанемся. Почему этого бояться? Странно. Вот я приехала в город, он мне нравится, я в нем живу какое-то время. Но я не боюсь оттуда уехать. Есть другие города.

– Но какой-то может показаться тебе единственным.

– Вряд ли.

– Почему?

– Мы о городе или о человеке?

– О человеке.

– Человек может быть единственным только сам для себя. Для другого он может быть заменяем. На земле огромное количество людей, замену всегда можно найти.

– То есть ты заранее готовишься расстаться с Володей?

– Я об этом не думала, нам хорошо. Но если придется, я не умру с горя.

Мы говорим, а ты, Володечка, сидишь тут же: обычаи того времени заглазных разговоров не предполагали, всё равно содержание становилось известным. Ты улыбаешься, но жилочка на скуле мел ко и тихо подрагивает – как подрагивала она в таких случаях у всех мужчин на протяжении всех тысячелетий. Меня это пугает. У меня плохие предчувствия.

И они оправдались. Однажды Сандра пришла с молодым человеком, каким-то, кажется, Самсоном, и предложила Володе, как это было тогда принято, оценить этого кажется-Самсона. Володя послушно начал перечислять:

– Что ж, высокий, глаза довольно приятные, волосы густые... Остального я не знаю.

– В сексе очень энергичен, – сказала Сандра. – Ты молодец, Володя, ты хороший, но он такой – более бурный. Хотите посмотреть? – спросила она меня.

Люди в определенном возрасте бояться выглядеть ретроградами. Я осталась и посмотрела. Не скажу, что это был бурлеск, но энергия, да, имелась.

– Но я пока ничего не решила, – сказала Сандра, опустившись после этого в воду. – Если кому-то чтото не нравится, говорите прямо.

– Мне нормально, – сказал кажется-Самсон.

– Мне тоже, – сказал Володя. Но жилочка задрожала. И я ушла.