Ирина Баздырева - Песня волка

• Название: Песня волка
• Автор: Ирина Баздырева
• Жанр: Ужасы и Мистика

Детективу Кларк поручают расследование загадочной смерти, в результате расследования она оказывается в индийской резервации. Шериф воспринимает ее в штыки и норовит отправить из города восвояси, но череда событий не дает ей уехать.

---

Иногда на отдаленных фермах жили странной жизнью: тем, кто был слаб, доставался тяжкий удел, а подлость творила беззаконие, оставаясь безнаказанной. Там, где правила грубая сила, всегда так было.

Тогда шли бои. Индейцы не хотели уступать генералу Кастеру. Они еще имели силу. Ночью в отдалении слышалась стрельба. Она длилась недолго и вскоре стихла, а утром, когда хозяйка фермы вошла в хлев, то обнаружила в нем индейца и испугалась. Это был сиу. Боевая раскраска смазанная кровью, придавала ему устрашающий вид. Он знаком попросил, чтобы женщина не шумела и потерял сознание. Оказалось, что индеец едва ли старше самой Катрин и рана его была страшной.

Ее муж, Гордон, не уставал повторять, что краснокожие это даже не дикари, а животные, потому что живут не по заповедям божьим, одеваются в звериные шкуры, а то и ходят голыми. Он говорил, что они жестоки от того, что Господь не дал им человеческого сознания и от того они не спосбны жить, как нормальные люди, и похожи на бродячих псов. Катрин считала их людоедами. Гордон подробно рассказывал, как краснокожие издеваются над белыми, как мучают и истязают женщин и детей, а все от того, что не знают Христа, живут не по божеским заповедям, хлеба не сеют и едят сырое мясо.

Но Катрин была христианкой и добрым человеком. То есть, она никогда не думала о ком-то плохо и человеку приходилось очень постараться, чтобы уронить себя в ее глазах. Может именно это и позволяло ей терпеть такого мужа, как Гордон. Поэтому она не увидела в беспомощном дикаре ни людоеда, ни жестокого насильника и убийцу, а лишь умирающего мальчишку. Она остановила его кровь, обмыла и перевязала рану и как могла лечила, пряча его в сене.

Индейцу повезло, что хозяин фермы не заглядывал в эти дни в амбар. Наступили горячие деньки, нужно было убирать урожай и семья от зари до зари работала в поле. Но поздними вечерами Катрин прокрадывалась в амбар, чтобы посмотреть на рану индейца. Она очень боялась раненого и своего мужа и мечтала, чтобы дикарь побыстрее окреп и покинул ферму.

За это время, они не сказали друг другу ни слова. Индеец съедал все, что она ему приносила. На ее синяки, покрывавшие руки, а иногда шею и лицо, он не обращал внимания, это было не его дело, женщина принадлежала не ему. Она же старалась побыстрее перевязать его, пугливо вздрагивая при каждом шорохе. Как-то вечером, пробравшись в амбар, Катрин не обнаружила индейца и вздохнула с облегчением, горячо возблагодарив за это бога. На этот раз она легко отделалась.

Катрин вышла из семьи нищего фермера, у которого детей было больше чем земли, да и та оказалась плохой. Искать другую не было ни сил, ни средств. А потому отец Катрин, не задумываясь продал свою среднюю дочь некоему фермеру, что возвращался из отдаленного форта, где выгодно сбыл излишки своего урожая. Здоровяк фермер хвастал, что в ближайшем городке ему бы столько нипочем столько не заплатили, зная его тягу надуть партнера.

Он возвращался навеселе с кошельком, тяжелым от денег. У него, правда, хватило здравого смысла остановиться на ночь в убогой ферме. Всю ночь он пил с хозяином, щедро угощая его виски. Сам хозяин, тщедушный рыжеволосый человек, поддакивал и подчинялся Гордону, выслушивая все его небылицы, потому что тот, просто, сорил деньгами. И всю ночь им подавала и прислуживала его послушная, кроткая дочь. А утром, громгласный гость выложил перед ним кучку серебряных монет. Так светловолосая девушка стала его собственностью.

В праздничные дни, когда Гордон с семьей отправлялся на мессу в городок, он производил впечатление добропорядочного фермера и главы семьи. Он наряжался в свой праздничный сюртук, расчесывал рыжую бороду, приглаживал волосы гребнем, разделяя их на прямой пробор, для верности смазав медвежьим жиром, чтобы они не торчали в разные стороны. В такой день родители могли себе позволить купить лакомства, орешки или леденцы для Джошуа. Праздник заканчивался, когда Гордон, оставив Катрин и сына, с довольной ухмылкой вваливался в кабак. Тогда Джошуа жался к Катрин, предчувствуя побои, которым будет подвергнут он и его мать по возвращению домой, и леденцы уже не радовали его. А Катрин покорно ждала у кабака, когда разбуянившегося мужа можно будет забрать домой.

В тот раз ему не хватило денег чтобы досидеть до конца в шумной попойке и его выставили раньше времени. Гордон обвинил в этом Катрин и сына, заорав, что это из-за них у него нет монет на выпивку, что они ему только помеха и лишний рот, и вот чем это все закончилось. Он вынужден из-за них возвращаться домой, не повеселившись как следует. Однако, Гордон взял свое. Он столкнул Катрин с повозки посреди степи, а расплакавшегося Джошуа, испугавшегося за мать, вытянул плетью.

Бедную женщину не беспокоило, что она идет ночью одна по прерии. Она боялась за сына и горячо молилась, чтобы муж в пьяном угаре, позабыл о нем, оставил бы его в покое и не причинил ему вреда побоями уже предчувствуя, что всю их тяжесть придется испытать на себе детскому тельцу Джошуа. Ее не пугали волки или индейцы, все они не шли ни в какое сравнение с жестокостью Гордона. Она брела в полной темноте, горячо молясь за Джошуа и умирая от страха за сына. Временами ей казалось, что позади нее словно ступают копыта лошади, но останавливаясь и настороженно прислушиваясь, не слышала ничего. Когда она перед рассветом подошла к своему дому, то уже не могла молиться, отупев от усталости и бессонницы.

Она нашла храпящего Гордона, развалившегося на кровати, а Джошуа, побитый и голодный спал в углу, свернувшись калачиком, как маленькая несчастная собачонка. Он сразу же проснулся, едва Катрин переступила порог горницы и, тихонько хныкая, потянулся к ней. Он не плакал, боясь разбудить отца. Прижав к себе сына, утешая и осыпая его поцелуями, Катрин забылась на несколько минут чутким сном. Всего на несколько жалких минут, потому что была разбужена протрезвевшим и злым мужем. Увидев еще спящую жену, в грязной юбке, растрепанную и бледную, он побил ее за нерадивость, так и не вспомнив, как поступил с ней, оставив в степи ночью одну.

В тот год зима выдалась особенно холодная. Охота не приносила Гордону ничего, а поскольку урожай был небольшой, продукты приходилось экономить, чтобы хоть как-то дотянуть до весны. Большая часть еды доставалась Гордону, потому что он охотился, но ему нечасто везло. Катрин отдавала свою еду Джошуа, но мальчик слабел и все время болел. Саму Катрин шатало от недоедания и недосыпания, хижина как следует не протапливалась, а уснуть в холоде было сложно. В середине декабря случилось страшное. Жестокая простуда свалила самого Гордона. Катрин варила из муки кашу-клейстер и кормила семью. Как-то, выйдя из хижины, она увидела лежащие посреди двора тушки глухарей. Она не особо задавалась вопросом откуда они, потому что это была еда, спасение для ее сына и мужа. Через три дня, она нашла двух лежащих посреди двора подстреленных зайцев, а потом и целый олений бок. Но сколько она ни оглядывалась вокруг, увидеть благодетеля так и не смогла, хотя отчасти догадывалась кто им был.

Поправившись, Гордон перестал ходить на охоту вообще. Зачем? Жена и так приносит им мясо, он предпочитал не спрашивать откуда оно. Мясо есть и довольно. А весной слегла ослабевшая, вконец измученная Катрин, что ввело ее мужа в страшное раздражение. Как-то он впал в гнев от того, что жена не смогла подняться с постели, когда он ей велел. Тогда он выволок тюфяк с больной на улицу, в грязь и растаявший снег и бросил посреди двора. За ней бросился Джошуа, все эти дни трепетно, преданно и неумело ухаживавший за матерью в меру своих детских сил и разумения. Угрюмо наблюдая за ним, Гордон захлопнул дверь хижины.

Малыш плакал над умирающей матерью, лежа рядом с ней в снежной жиже. В какой-то момент он поднял голову и увидел стоящего рядом индейца. Мальчик испугался и хотел уже было закричать, зовя на помощь отца, но передумал, после того как краснокожий развернул широкий медвежий полог и укутал лежащую в одной сорочке, Катрин. Мальчик не раз слышал, что говорил об индейцах его отец, но тот, что сейчас стоял рядом, не казался ему христопродавцем, людоедом или иудиным отродьем. Он поднял на руки его маму, которую выбросил во двор отец и, повернувшись к мальчику, внимательно посмотрел ему в глаза, после чего повернулся и пошел от хижины. Джошуа побежал за ним, он понял, что индеец позвал его за собой, что он забирает с матерью и его. А потому, когда дверь хижины со стуком распахнулась, он, вцепившись в леггины индейца, закричал от ужаса.

Разъяренный Гордон вывалился на крыльцо с винчестером в руках, крича, чтобы краснокожий не смел лапать его жену, иначе он разнесет ему башку. Индеец положил Катрин обратно на землю, пока Гордон орал на сына, чтобы он, безмозглый ублюдок, отошел наконец от индея и не мешал ему пристрелить его. Гордон никак не мог понять, что Джошуа защищал мать, а никак не индейца. Ни разу в жизни он не видел такой ловкости и стремительности, с какой индеец увернулся от его выстрела. Огромными прыжками, краснокожий пересек двор и прыгнул на Гордона, судорожно дергавшего затвор. Нож вошел в его жирное горло, и Гордон с булькающим звуком, как мешок, свалился на крыльцо. Индеец выдернул нож и, подобрав винчестер, подошел к мальчику. Джошуа равнодушно посмотрел на убитого отца и вновь склонился над матерью. Отдав ему винчестер, индеец взвалил Катрин на плечо и донес ее до лошади, которую оставил за деревьями.