Лада Лузина - Крещенские гадания

• Название: Крещенские гадания
• Автор: Лада Лузина
• Жанр: Современная проза

 "Суженый, ряженый! Покажись мне в зеркале", - взывает героиня "Крещенских гаданий", совершая магический ритуал. И вот из глубины таинственного Зазеркалья перед ней предстает... она сама. В одно мгновение мир стал иным и иной стала судьба, но попробуй разгадай: Я+Я - это долгожданное счастье или вечное одиночество? Помочь здесь может только один человек - Иванна Карамазова, известная киевская ведьма, к которой рано или поздно приходят героини Лады Лузиной.

---

- Я не помню, из-за чего мы поссорились, - сообщила я свысока.

Я предпочла бы произнести это равнодушно. Но, вопреки своей воле, испытывала в этот момент апогей возбуждения, близкий к экстазу. Я получила самый больший из всех возможных выигрышей в сегодняшней игре - встречу с бывшим любовником, которому можно с наслаждением сказать "Нет", зная, он как никогда жаждет услышать "Да"!

- Какая ты... - он восхищенно покачал головой, так и не сумев подобрать нужного слова. - Впрочем, ты всегда была красивой, не похожей ни на кого. Поэтому я так запал на тебя...

Его запоздалое признание все же было чертовски приятным. Даже если бы весь Киев проскандировал хором гимн в честь моей красоты, это не доставило бы мне такого удовольствия.

- Ты сменила квартиру, - продолжал он. - А у меня сменился телефон. Ты не могла мне дозвониться?

- Я не звонила тебе.

- Значит, правда про роман?

- Правда.

- Кто он? Чем занимается? - Лицо Валеры тускнело на глазах.

- В основном любовью, - ответила я манерно.

- Он что, нигде не работает? - Он уже чувствовал боль, уже хотел отомстить.

- У нас нет необходимости думать о деньгах, - довольно объявила я сущую правду.

Валера помрачнел и еще раз осмотрел меня, уже по-другому, хмуро оценивая стоимость каждой вещи и складывая их в круглую цифру. Такую сумму он не зарабатывал и за сезон.

Мы помолчали: говорить сразу стало не о чем.

- Знаешь, - протянул он, нащупывая почву для иной темы разговора, тебя многие искали.

- Кто, например?

- Сашка. Он же твой одноклассник. А ваш класс собирался вместе на похороны...

- На похороны?

- Ну да. Одну из ваших одноклассниц убили. Ты не знала? Об этом даже по телевизору говорили в программе про криминал. Лариса Сайко. Ее нашли мертвой в парке. И убийцу, как ни странно, нашли тоже - Анатолий Ломоносов. Я только из-за фамилии и запомнил...

Но меня поразила вовсе не фамилия, а имя.

- Анатолий. Господи, это же...

- Ты его знаешь? - вскинул брови Валера.

Я молча помотала головой.

Я не знала его. Да и факт Леркиной смерти не вызвал у меня ничего, кроме скорбного бесчувствия. Ее убийство произошло где-то далеко, в неведомой мне ее взрослой жизни, в то время как крещенский вечер десятилетней давности был совсем рядом и, чтобы нащупать его, достаточно было сунуть руку в карман. Веселая хохотушка Лерка, нагадавшая себе в ту ночь Анатолия.

"А Лера на какого-то извращенца-педофила нарвалась, с трудом отбилась. А потом в жизни все точно так и получилось... "

Точно так. Вот только суженый - не обязательно муж.

Я вспомнила, что тысячу лет назад, до рождества Леры, Карамазова пыталась объяснить мне это, и одно воспоминание, как иголка нитку, потянуло за собой другое - забытое мной пророчество ведьмы, проявившееся на белой тарелке. Покоренный Валера и я самодовольно созерцающая себя в зеркало. Только теперь я понимала, что на той картинке нас не двое, а трое.

И сейчас это предсказание сбылось. Или почти сбылось...

- Может, встретимся как-то? Запишешь мой телефон? - неуверенно предложил Валерка.

Я не спеша сняла перчатку, расстегнула сумочку и достала оттуда новенький мобильный - одно из своих последних приобретений, в котором, говоря к слову, не было ни малейшего смысла. Я не общалась ни с кем, кроме Леры, а, где бы я не находилась, для того чтобы поговорить со своей суженой, мне достаточно было взять в руки пудреницу с зеркалом. И, возможно, если бы не желание хоть раз воспользоваться новой игрушкой, я бы надменно отказалась от предложения бывшего любовника. Но природное женское тщеславие победило женскую гордость.

- Диктуй, - распорядилась я сухо.

Призрак Леры испарился, настроение снова стало превосходным.

- 494 -22 -28. Позвони обязательно. Кстати, ты куда сейчас?

- У меня машина на Пушкинской...

Только из-за того, что мое внимание было полностью сосредоточенно на кнопочках "необъезженного" телефона, мне наконец удалось добиться желаемого эффекта: усмирить рвущееся наружу детское хвастовство и сказать это так, как хотелось - между прочим.

- Я провожу тебя... - заявил Валера.

Я передернула плечами, давая понять: мне все равно.

Он поплелся следом, не желая меня отпускать. Или просто хотел взглянуть на авто и убедиться, что я не понтуюсь. А, может, решал более важный вопрос: как далеко меня занесло, насколько недостижимой я стала? Если я унесусь от него на "Ладе" он наверняка попытается меня догнать, а если на "Мерседесе"...

Мы молча поднялись по бульвару Богдана Хмельницкого и свернули на Пушкинскую.

- Какая у тебя машина? - не выдержал Валерка.

- Вот она.

Я подошла к своей серебристой "купешке", доставая из кармана ключи. Машина приветственно пискнула, мигнув фарами. На улице темнело.

- Понятно. - По физиономии Валеры я видела: его худшие опасения подтвердились. - Но ты все же позвони мне. Позвони, обещаешь?

Я неопределенно дернула головой и села за руль. Он продолжал жестикулировать, набирая кнопки невидимого телефона и кивая мне, в ожидании ответного кивка.

Рассмеявшись, я тряхнула лбом "Да, позвоню" и завела машину. Валера стоял и смотрел на меня.

И я невольно восхитилась его упрямством. Дорогие женщины не прельщают мужчин, а пугают. Валерка только что получил увесистую оплеуху, мучительную для его болезненного самолюбия - доказательство: его гипотетический соперник богаче и круче. И все же собирался вступить с ним в бой за меня!

Да, упрямства нам обоим всегда было не занимать.

* * *

Когда мерседес-купе наконец двинулся с места, я вспомнила про Леру и опустила козырек с зеркалом, чтобы извинится перед ней.

На ее лице было знакомое мне до боли выражение - злобной, обиженной лягушки, сразу же делающим его некрасивым и отталкивающим. Секунду я неприязненно разглядывала, изучая со стороны эту нелепую, вызывающую отторжение гримасу. Не удивительно, что она так раздражала Валеру! Теперь я впервые почувствовала себя на его месте.

Я знала - это Лерино лицо. Мое лицо, довольной кошки, выглядит сейчас совершенно по-другому.

В желудке стало гадко и противно, словно я только что проглотила какую-то слизкую дрянь. Извиняться сразу расхотелось. Я решительно подняла зеркало и порулила к дому, уверенная: там меня ждет, если не скандал, то, по крайней мере, весьма неприятный разговор. Я знала, на что обиделась Лера встретив Валеру, я забыла о ней напрочь. И разозлилась на нее в ответ за ее обиду, ее надутый вид, за предстоящие мне оправдания и за то, что все это неминуемо испортит мой праздничный настрой. Мне хотелось бы, чтобы она разделила сейчас со мной радость победы, обсосала все нюансы встречи с бывшим любовником, подтвердила: я была на высоте. Хотелось отпраздновать с ней свой триумф, заявиться вместе на дискотеку, танцевать до утра, ловя ее мои - любовные и торжествующие взгляды. Хотелось, чтобы она была мной, понимающей меня, как никто другой!

Но я знала: она и есть - я. Классическая каноническая я с исполненным укоризны лягушачьим фейсом, появлявшемся у меня на счет "три", как только я теряла уверенность в своем любимом.

И я же - ее любимая, давшая ей повод для сомнений.

Я знала: повод ничтожный. И знала: при моей ранимости, мне достаточно самого ничтожного повода, чтобы испытывать неподдельный страх и отчаяние. Я чувствовала раздражение, рикошетом поразившее меня при виде ее замкнутого, недружелюбного лица. И знала: оно лишь маска, скрывающая истинные смятенные чувства.

Я раздвоилась, и, словно взбесившийся заяц, скакала с одной позиции на другую, принимая истинность и ложность их обеих.

Я не ощущала своей вины и до отвращения не хотела каяться. Но именно то, что Валера не ощущал своей вины и, не желая повиниться, принимал оборонительную позицию, и превращало наши мелкие конфликты в непреодолимые катастрофы.

Я с удивлением осознала, что первый раз в жизни понимаю Валеру: истоки всех его чувств и поступков, доводивших меня до бешенства и крика. На девяносто процентов они были лишь реакцией на мои слова и упреки. Точно так же, как нынче Лера, я отказывалась признавать его право невинно попетушиться перед барышнями, потрясти перед их осоловевшими глазами павлиньим хвостом. А он, так же, как теперь я, не желал объяснять то, что, по его мнению, я должна была понимать априори. Возможно, он вовсе не изменял мне направо и налево. Просто я сама ставила его перед выбором: либо слезно просить прощения за несуществующую измену, бубня "я больше не буду", либо, с присущим нам обоим упрямством, доказывать свою невиновность до тех пор, пока тебя не занесет, и невинный флирт не превратится в реальную вину.

"Я оправдываю Валерия, чтобы оправдать себя", - подумала я вдруг.

Это открытие было настолько неприятным, что помогло взять себя в руки, обуздав бурлившие во мне чувства.