Эндрю Тернбулл - Скотт Фицджеральд

• Название: Скотт Фицджеральд
• Автор: Эндрю Тернбулл
• Издательство: «Молодая гвардия»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1981

Биография известного американского писателя Скотта Фицджеральд, чье имя занимает свое законное место в ряду выдающихся мастеров критической прозы США XX века, написана американским историком и филологом Э. Тернбуллом.

---

Эндрю Тернбулл СКОТТ ФИЦДЖЕРАЛЬД

Ф.С. Фицджеральд. Человек. Писатель. Судьба

Творчество Фрэнсиса Скотта Фицджеральда — одна из самых ярких и впечатляющих страниц в американской литературе ХХ столетия. Именно произведения Фицджеральда открыли её второй (первый связан с творчеством американских романтиков) золотой период, который приходится на двадцатилетие между двумя мировыми войнами, когда, по общему признанию, она достигла своего высшего расцвета.

Разумеется, дело не в одной хронологии. Фицджеральд был не только по времени первым в плеяде американских романистов, выдвинувшейся в межвоенное двадцатилетие, и представленной такими именами, как Э. Хемингуэй, У. Фолкнер, Т. Вульф, рядом с которыми продолжали творить писатели старшего поколения — Т. Драйзер, С. Льюис, Ш. Андерсон. Необычайно тонкий и чуткий художник, Фицджеральд первым уловил в жизни современной ему Америки и воплотил в неувядающих, исполненных редкого поэтического обаяния образах многие явления, которые определили облик страны на новом историческом рубеже. Первым в отечественной литературе он заговорил от имени поколения, вступившего в жизнь после первой мировой войны, выразив его чаяния, разочарования, умонастроения.

Духовное формирование этого поколения как раз и протекало в годы войны, хотя в Америки лишь немногие близко соприкоснулись с ней. Отделенные от полей сражений бескрайними океанскими просторами, Соединенные Штаты были счастливо избавлены от её бедствий и тягот. И все же война оказала глубокое влияние на общественное сознание страны. Со временем придет горькое осознание её трагического опыта, наиболее полно выразившееся в романах Хемингуэя и Дос Пассоса. Поначалу же война в далекой Европе лишь взвинтила атмосферу шовинистической пропагандой, предвкушением скорого превращения Америки в сильнейшую державу мира. Как всегда необычайно точный в определении исторических перемен, Фицджеральд писал в очерке «Мое поколение»: «Мы родились для власти и жгучего национализма».[1]

Вместе с тем эта далекая война напомнила подраставшему поколению о бесконечной ценности жизни. В Америке это отозвалось бурной вспышкой гедонизма. Молодое поколение желало — и немедленно — вкусить все радости бытия, изведать все доступные ему наслаждения. Под его напором устои старой, добропорядочной Америки с ее жалкой обывательской моралью трещали по всем швам. Начинался новый век — «век джаза». Собственно, это название, которое прочно вошло в историю американской культуры, и дал ему Фицджеральд.

Но Фицджеральд обладал не только счастливым, поистине бесценным для литератора даром одним метким словом выразить суть сложного исторического явления. Сам этот дар основывался на глубоком, беспристрастном анализе действительности, примером которого может служить великолепный очерк «Отзвуки века джаза» (1931), где дал блистательный анализ «самой дорогостоящей оргии в истории»,[2] как назвал Фицджеральд десятилетие, завершившееся великим кризисом 1929 года.

Аналитичность представляет и одно из отличительных свойств Фицджеральда — художника, хотя его произведения, безусловно, отмечены ею в разной степени. По существу, из неё развились в творчество Фицджеральда острые социально-критические тенденции, его неприятие современной американской цивилизации, предавшей духовные и нравственные идеалы ради грубого накопительства, безоговорочно подчинившейся этике бизнеса и успеха.

В его ранних, относящихся к началу 20-х годов романах («По эту сторону рая», 1920, «Прекрасные, но обреченные», 1922) и сборниках рассказов («Соблазнительницы и философы», 1920, «Истории века джаза», 1922) критическое отношение к действительности еще едва уловимо. Оно скорее присутствует в легком ироническом настрое повествования, в центре которого юные красавицы, прожигательницы жизни и искательницы приключений, насмешливо попирающие обветшалые нормы мещанских добродетелей.

Этот налет иронии, который мог подчас незаметно переходить в самоиронию писателя, уже тогда говорил о существовании разрыва между Фицджеральдом и поколением юных бунтарей, жаждавших наслаждения любой ценой. Но были в это время и другие, более серьезные свидетельства расхождений между писателем и его героями. Такой рассказ, как «Первое мая» (1920), интересен исключительной во всем творчестве Фицджеральда панорамной емкостью изображения действительности, когда привычные фицджеральдовские герои непосредственно сталкиваются с шумной и грозной нью-йоркской толпой, втягиваются в бурный водоворот жизни улиц в роковой час расправы с социалистами. В «Алмазе величиной с отель «Риц» (1922, в русском переводе известен также под названием «Алмазная гора») дается безжалостное сатирическое развенчание богатства как высшей ценности жизни. В дальнейшем этот мотив получил глубокое развитие в творчестве Фицджеральда, приведя уже в середине 20-х годов к созданию таких шедевров, как роман «Великий Гэтсби» (1925) и новелла «Молодой богач», вошедшая в сборник «Все печальные молодые люди» (1926).

«Индивидуум интересует меня только в его отношениях с обществом»,[3] — написал однажды Фицджеральд. Эти слова не были пустой, ничего не значащей декларацией. Значительность его достижений как художника в «Великом Гэтсби» и «Молодом богаче» есть в полной мере результат тончайшего переплетения в них личного и социального. При этом понимание социального не ограничено у Фицджеральда непосредственным воздействием на личность окружающего мира, тем, что обычно именуется давлением обстоятельств. Оно предельно расширено и включает всю историю нации, ее общественные идеалы и нравственные ценности, как прокламируемые с политической трибуны, так и выдвигаемые всем ходом общественного развития.

Построение столь сложной и далеко идущей перспективы с неизбежностью привело Фицджеральда к рассмотрению феномена «американской мечты», одного из кардинальных понятий всей американской истории. В образе главного героя романа, Джея Гэтсби, писателю удалось добиться поразительной гармонии в передаче одновременно бесконечной притягательности мечты и неизбежности её краха. Прозрение обреченности мечты, которую Фицджеральд с полной справедливостью объясняет исходно присущей ей двойственностью, мнилось одним на важнейших художественных открытий писателя, которое много дало развитию всей американской литературы, особенно после второй мировой войны. В творчестве же самого Фицджеральда это привело к нарастанию трагизма, получившего наиболее законченное воплощение в романе «Ночь нежна» (1934).

Однако современники писателя были отнюдь не склонны разделять его трагическое восприятие американской действительности. Начиная с самых первых, весьма несовершенных его произведений, широкая читательская публика жаждала видеть в нем лишь певца «века джаза», глашатая тех истин, которые возвестило молодое поколение, выше всех ценностей поставившее юность, наслаждение и веселье. Она не желала замечать все сильнее заявлявшей о себе критической направленности произведений Фицджеральда, все острее обозначавшейся двузначности его оценок, указывавших на характерный для окружающего мира губительный разрыв идеального и реального, его открытого неприятия буржуазной этики. В самом Фицджеральде она стремилась видеть воплощение собственных идеалов, целиком отождествляя личность писателя и его героев.

Непонимание со стороны читательской аудитории усугублялось безразличием критики, оказавшейся неспособной не только понять и по достоинству оценить произведения Фицджеральда, но даже услышать его. В результате сложилась, быть может, одна из самых трагических ситуаций в американской литературе нашего столетия. Писатель, находившийся в расцвете таланта, оказался, по существу, в полной изоляции и с каждым годом пропасть, отделявшая его от современников, все углублялась.

«Он являл собой воплощение американской мечты — молодости, красоты, обеспеченности, раннего успеха — и верил в эти атрибуты так страстно, что наделял их определенным величием», — пишет в биографии Фицджеральда Эндрю Тернбулл. Он точно схватил и выразил сущность отношения к писателю, которое доминировало среди его современников.

Живой человек был превращен в абстракцию, в символ, и массовое сознание требовало неизменности их полного тождества. Чем более отдалялся писатель в ходе своего творческого развития от образа, созданного воображением современников в пору его первых литературных успехов, тем упорнее цеплялись они за этот символ «воплощенной мечты», тем ожесточеннее навязывали его Фицджеральду, настаивая, что он не может быть ничем иным, безразличием и забвением наказывая его за «отступничество» от милого их сердцу идеала.

Справедливости ради надо сказать, что у этого, порожденного воображением, образа-символа были вместе с тем, в известном смысле, некоторые объективные основания. Отчасти он восходит к трактованным с неоправданной расширительностью образам героев ранних произведений писателя. В какой-то мере дал повод для подобного истолкования сам Фицджеральд, чей экстравагантный стиль жизни вызывал невольные ассоциации с беззаботными детьми «века джаза».