Петр Григоренко - Мысли сумасшедшего

• Название: Мысли сумасшедшего
• Автор: Петр Григоренко
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Особенно возмущало то, что мои собеседники втайне рассчитывают меня запугать. Правда, открытых угроз, как в двух предыдущих встречах, в этот раз не было, но вся обстановка и весь ход разговора были рассчитаны на слабонервных. И снова в моем мозгу тот же возмущенный вопрос: "По какому праву и доколе?!"

Вы знаете, что издевательства над моими чувствами коммуниста и гражданина длятся уже седьмой год. Напомню основные этапы этого.

В 1961 году Хрущев и его окружение, грубо попирая Устав партии, организовали жестокие административные и партийные репрессии против меня только за то, что я высказал на партийной конференции неугодные им предложения. Потребовал широкой сменяемости для всех выборных должностных лиц и отмены для них неограниченно высоких должностных окладов.

Борясь против этого внутрипартийного произвола, я понял истинную сущность своих гонителей и начал борьбу против культивируемой ими системы произвола в партии и стране. При этом я вышел из рамок дозволенного Уставом партии, но не превысил конституционные права советских граждан. Несмотря на это, меня арестовали, совершив, тем самым, новое беззаконие.

Ну, а поскольку судить с имевшимися у следствия материалами было не так просто, то совершают чудовищный произвол - преступление, равных которому в истории даже самых мрачных реакций не так много. Меня, психически абсолютно здорового человека, по форме законно, загоняют в специальную психиатрическую больницу - фактически в тюрьму, заполненную психически ненормальными.

Противодействовать этому в то время я не мог. И мне пришлось бы, видимо, закончить жизнь в этой "больнице", если бы не два новых обстоятельства.

Первое - главное для моей дальнейшей судьбы - заключалось в том, что правительство, совершив еще одно беззаконие, неожиданно для себя получило обратный эффект - не ухудшение, а облегчение моей участи. Я имею в виду разжалование меня Советом Министров СССР из генералов в рядовые и лишение, тем самым, заслуженной пенсии. Несколько ниже стоящие высокопоставленные чиновники усугубили это беззаконие, не выплатив и причитавшееся мне, по день увольнения из армии, жалование (за 7 месяцев).

Узнав обо всем этом, я не только не огорчился, но воспрянул духом, так как лучшего доказательства моей вменяемости трудно было и придумать. Если бы я был действительно сумасшедшим, то никакое, даже самое бешеное правительство не стало бы лишать меня пенсии и денежного содержания.

Вторым благоприятствующим событием явилось смещение Хрущева и наступившее в результате замешательство в бюрократическом аппарате. В этих условиях человек, выступивший против Хрущева и поплатившийся за это столь страшным образом, казался опасным для тех, кто имел то или иное отношение к расправе над этим человеком. И естественно, что каждый из них торопился как можно быстрее выпутаться из этого грязного дела. В то же время люди порядочные воспользовались означенным замешательством, чтобы оказать содействие моему освобождению. В результате первый тур беззаконий кончился. Я обрел свободу.

Но "передышка" к этому времени кончилась, и сразу же после моего освобождения начался второй тур, в котором меня пытались сломить голодом, угрозами и тотальной слежкой. Если бы подсчитать, сколько сделано только прямых расходов на преследование меня - на следователей, судей, стукачей, филеров, "психиатров" и на мою изоляцию, - то за семь лет получилась бы, по-видимому, солидная сумма. А ведь этим_ одним ущерб, нанесенный Родине, не исчерпывается. Я же был не просто генерал, а военный ученый, да еще и редкой специальности. Во всяком случае настолько редкой, что замену мне так и не нашли. А это вряд ли на пользу Родине и нашему народу.

В течение всего второго тура я стремился, во-первых, наглядно показать, что коммунист может вести себя не хуже, чем дьякон из купринской "Анафемы", что он так же, как этот последний, "лучше камни ворочать будет", чем поступится своими идеалами и своим человеческим достоинством. Во-вторых, я принял все зависящие от меня меры, чтобы ликвидировать ненормальное положение, созданное совместными усилиями суда и правительства. Я не просил вернуть мне генеральство. Я настаивал только на одном, чтобы со мной поступили либо как с невменяемым, либо как с вменяемым, чтобы из меня не делали "психического гермафродита" - для одних целей невменяемый, для других - совершенно нормальный.

Я предупреждал, что то или иное решение прекратит созданную одиозность, а оставление в нынешнем положении приведет со временем к урону престижа моей Родины. К моим предупреждениям не прислушивались, на мои письма не отвечали. Честь мундира творцы произвола поставили выше престижа государства. Это как раз и явилось той почвой, на которой произрос "Посев", о коем велась речь 12-го февраля.

Эту простую истину мои собеседники понять не смогли. Им казалось, что все беды от того, что я не хочу молчать. Ну что ж, их позиция неудивительна. Видимо, начинается третий тур беззаконий. Что ждет меня в нем, предположить трудно. Но я готов ко всему самому худшему. И чего хорошего можно ждать от людей, которые в течение ряда лет ведут за мной отвратительную слежку и подслушивание, хотя им прекрасно известна из анализа всей моей жизни и из материалов следствия моя коммунистическая убежденность и то, что я не способен совершить вредное для Родины действие, что для нее я не жалел и не пожалею впредь ни своей жизни, ни своей свободы.

Почему же в таком случае так упорно воюют против меня? Уж не потому ли, что противникам моим на интересы Родины в высшей степени наплевать? Не потому ли, что им дороги свои собственные привилегии, которым моя деятельность действительно угрожает?

"Беседа" оставила особенно тягостное впечатление именно потому, что утвердила меня в этом мнении. Мои собеседники пришли на встречу со мной с заранее вложенной в них "программой". Поэтому, приняв без возражений мое заявление о том, что нет закона, запрещающего передачу несекретных правдивых материалов заграничным изданиям, они никак не могли поверить, что человек может отказаться от представившейся ему выгодной возможности передать такие материалы только лишь из-за того, что это противоречит его идеалам, его убеждениям.

Да и как им было понять это, если их собственный идеал - служение личностям, то есть тем, кто сегодня властен над их судьбами. Они (или им подобные) верно служили диктатуре Сталина. Они же содействовали Хрущеву в его попытках утвердить неограниченную диктатуру. Они верой и правдой служат и "диктатуре элиты" (вынужден воспользоваться термином В. И. Ленина, так как не смог придумать лучшего названия для нынешней системы правления в СССР). Они же не задумаются послужить и против нее, если найдется диктатор похлеще Сталина.

Не могли понять мои собеседники и того, почему я не доволен вызовом и "беседой". До них никак не могло дойти, что у человека есть права, которые не может нарушить никто, какой бы высокий пост он ни занимал, и что для человека оскорбительно, если с этими его правами не считаются. "Право только у начальников" - вот та истина, от которой они никуда уйти не могут. Поэтому для них было аксиомой, что рядовой гражданин не смеет даже и помыслить об обвинении правительства в нарушении законов и пренебрежении правами рядового гражданина. "Какие права гражданина? У него только обязанности! Какие нарушения законов, какие ошибки у правительства? Правительство ничего не нарушает и не ошибается! А кто с этим не согласен, тот враг нашего государства, антисоветчик!" - вот их несложная философия. Их не смогли выбить из наезженной колеи даже приведенные мной неопровержимые факты ошибок и преступлений правителей. - "О, так это когда же было!! Это же еще при Хрущеве (при Сталине)! - восклицали они и были убеждены, что этим доводом я полностью опровергнут, что непогрешимость нынешнего правительства убедительно доказана.

Не веря в высокие идеалы, они были убеждены и пытались доказать мне, что я руководствуюсь только чувством личной обиды. До их сознания так и не дошло, что протест против произвола, даже если последний учинен против самого протестующего, не есть выражение личной обиды. Это, прежде всего, общественно полезное деяние.

Но что меня особенно поразило, так это политический уровень моих собеседников. Марксизм-ленинизм для них - тайна за семью замками. Им это беспокойное учение заменяют предрассудки. И главный среди них - вера в свою непогрешимость, в то, что только они обладают истиной, что только они могут решать, что Родине полезно и что вредно. Всех, кто не придерживается их предрассудков, кто хочет сам разобраться в происходящем и имеет собственное мнение по вопросам внутренней жизни и международным событиям, - тот отщепенец, антисоветчик. Их не смущает даже то, что сами их предрассудки изменчивы, текучи: то, чему веруют и преклоняются сегодня, завтра может быть отменено, и наоборот. Они готовы к любым поворотам, если те совершаются по указаниям сверху.