Лев Сокольников - Прогулки с бесом, или "Gott mit uns"!

• Название: Прогулки с бесом, или "Gott mit uns"!
• Автор: Лев Сокольников
• Жанр: Современная проза

---

— Чтобы оставаться людьми — необходимо чаще менять "приоритеты" дрожжам.

— Ты о чём?

— О дрожжах. Дрожжи, размножаясь, питаются сахарами и, естественно, как всё живое, испражняются… "Сладким" дерьмом: спиртом. Вода и углекислота менее интересные "отходы жизнедеятельности" дрожжей

Запустив гущу в опару, тщательно перемешивали содержимое дежи и накрывали чистым, широким полотенцем из холстины. Полотенце, коим накрывали дежу, в иных хозяйственных операциях не участвовало, и в этом была мистика.

Дежу ставили на табуретку к тёплому боку печи и дополнительно укутывали ещё чем-нибудь: старым ватником, или одеялом, под которым спали.

— Грейся, родная, квась хлеб насущный! Совершай рождение хлеба!

И начинался основной и таинственный процесс: созревание теста.

Монастырские женщины, не имея ни малейшего представления о биохимических процессах, что протекали в дежах, могли с точностью до минуты сказать, когда тесто "созрело" и пора топить печь для рождения ароматной ковриги хлеба, неизвестно из чего приготовленного.

Монастырские женщины, не имея ни малейших знаний и представлений о том, как живые организмы с названием "дрожжи", расщепляли остатки сахаров в отрубях и картофельных очистках, делали в итоге всё верно. Не знали о дрожжах, но верили им! Самое большое удивление в людях: не знать того, что делаешь, но делать правильно! Зачем знания? Хлеб сейчас нужен, а знания — они на "потом", они сейчас не нужны.

И до настоящего времени самый лучший хлеб во всей России выпекают у нас. Говорят, что сегодня хлеб нашего города, как большой деликатес, отправляют в могущественную заморскую державу, чему слабо верю. Как понимать такую любовь иностранной державы к нашему хлебу?

Просто: война научила оккупированных женщин из ничего делать что-то. Оно и понятно: что удивительного может быть в пироге, если он испечён из исходных продуктов высшего качества? Пирог — как пирог, ничего особенного…Его можно есть, но можно этого и не делать: какого-то особого аппетита и желания насладиться им я не испытываю.

Но кто бы тогда отказался от ломтя монастырского "хлеба" на две трети состоявшего из несъедобных ингредиентов? Кои в прошлой, довоенной жизни, выбрасывали, как отходы? Кто бы и когда поверил, что картофельные очистки — основа хлеба, а отруби, или какая-нибудь крупа — всего лишь "добавка"?

Тогдашний хлеб цветом напоминал сегодняшнюю урановую смолку: был тёмно-зелёным, но родным и вкусным! В этом и была его сила!

Кто из нас не засыпал, жуя краюшку хлеба в постели? Кому к утру не впивались в зады и спины высохшие за ночь от тепла наших тел, крошки хлеба? А как матери одалживали хлеб:

— Сегодня затевать буду, утром отдам — говорила заёмщица соседке. Никто тогда не думал, что её хлеб может оказаться хуже хлеба, что она занимала вечером у соседки: составляющие части у всех хлебов были одинаковы. Врали те "писатели", кои о хлебе оккупированных бормотали так: "он напоминал оконную замазку" "Писатель" не видел и не ел хлеба оккупированных, врал для "эффекту".

Благословенные дрожжи! Примите мой тихий гимн вашему могуществу! Присовокупите его к безмерной славе своей!

Вы разрушали любую растительную грубость и строили тела свои из того, что могли добыть обитатели монастыря для вас. Вы, как и все, были "военными" дрожжами, и понимали, что воротить нос от всего, что вам предлагали оккупированные люди — глупо и подло!

Биохимики и специалисты по микробам-вирусам! Если взять две чашки Петри, в одну залить раствор сахара, в другую — ужасную смеси из перечисленных "продуктов", поместить в чашки одинаковых "работников" и дать команду:

— Живите и размножайтесь! Делитесь! — новые дрожжинки в чашках родятся одинаковыми? Как и в чашке с раствором сахара? Или в чашке с сомнительным питанием будут одни рахиты?

Всё, что вам давали, Великие Дрожжи, Вы и расщепляли без капризов и "забастовок"… Или и вы были голодны? — не получу ответа от моих кормильцев. Достаточно того, что вы строили свои тела и умирали, чтобы я мог жить…

Вот такая была оккупационная "пищевая цепочка", но что это "цепочка", а не просто ломоть хлеба — этого не знал.

Много съедено хлеба с тех лет. Всякого и разного. Если случалось впервые попадать в иной город отечества, то первым делом знакомился с тамошним хлебом: "каков он"? "лёгкий" ли, тяжёлый, сладкий, или горький"? — и если хлеб оказывался приятным — верный признак того, что и люди в городе хорошие проживают.

Война кончилась, но с хлебом случилось что-то непонятное: жители села ждут машины с хлебом из города! Своё зерно есть, мука есть, а хлеба — нет! Русский анекдот! В ужасные военные времена на оккупированной территории была мука. Откуда? Зерно мололи? Где и как? У кого и с чьего разрешения? Если мололи зерно и без разрешения оккупационных властей, то как сильно рисковали головами? И кто был более жестким и злобным: "родные продотряды" времён после переворота, или… Боже милостивый, останови меня! А ты, бес, скотина, не вдохновляй меня на писание кощунов!

На сегодня самодельные, кустарные мельницы извели, дежки — забросили, а дрожжи применяем по их "прямому назначению": делаем самодельный спирт. Без дрожжей ни спирта, ни хлеба не получить.

— Обрати внимание, как написал: "ни спирта, ни хлеба не получить". Спирт упоминаешь первым. Не хлеб, а спирт!

— Верно написал: у нас вначале выпивают, а потом — закусывают… Или "занюхивают" корочкой хлеба. Никто и никогда в отечестве нашем в полный желудок не вливает водочную благодать! Не знать такого! А ещё бес! Что, переделывать?

— А что толку? Суть не меняется, спирт всё едино останется у вас на первом месте.

Нет сегодня в домах дежек, никто не печёт своего хлеба. Что мы ещё потеряем?

Глава 82.

Зима 41/42

К настоящему времени точно известно, что зима сорок первого/сорок второго года была лютой. Жестокой. Хочется сделать замечание о лютости зим: если я сыт, если на мне хорошие валенки, ватные брюки, тулуп и шапка из меха волка — что мне зима! И совсем она не лютая, и мать не поёт:

"Ах, ты, зимушка-зима!

Ты холодная была!

Ты холодная была

все дорожки замела!

Все дороги все пути —

ни проехать, ни пройти!"

"Сиротской" называем зиму, когда в январе температура не опускается ниже десяти градусов по Цельсию. Но и этих десяти градусов хватит для погибели, если ты ослаб телом от длительного недоедания. Насколько нужно ослабеть от недоедания, чтобы десять минусов Цельсия сделали тебя покойником — не знаю, не испытал, за меня испытали родители. В лютые зимы преимущества малых хижин очевидны: на малый объём и топлива меньше нужно. Сегодня, когда вижу по "ящику" апартаменты богатых людей стольного града, то не зависть поедает старческое, привыкшее к недостаткам сердце, а вот это:

— Сколько кубов газа нужно сжечь, чтобы в таких хоромах держалась температура +20 по Цельсию? В одно время во всех комнатах находиться не можешь, какая нужда в таких хоромах? Чем старее становишься, тем меньше требуется "жизненного" пространства. А потом оно вообще сузится до размеров комнатушки в десять квадратных метров. Это как "карты лягут"… Тупица ты эдакая, зачем тебе камин с полыхающими дровами? Чтобы глядеть на огонь камина и думать: "и для меня всё окончится посудиной с горстью пепла? Кто и как долго будет хранить серую пыль с моим именем? И зачем"?

— Богатые люди болеют "клаустрофобией". Боязнь замкнутых пространств. От неё страдают короли, цари, императоры и кончая новыми богачами… Если не могут полностью миновать замкнутых пространств, то хотя бы делают их большими.

— А тюрьмы?

— Это когда не повезёт…

Как-то в один из декабрьских вечеров, ближе к тому времени, когда мать загоняла нас спать, вдруг послышалась частая стрельба! Стрельба слышалась не в стенах монастыря, а в городе. Неожиданная пальба, и если тогда разбирался в стрельбе, то назвал бы её "торопливой". В небо взлетело несколько зелёных, белых и красных ракет. И всё вдруг разом стихло!

Поднявшаяся стрельба походила на прежнюю, иной стрельба быть не могла, но не пугала, как прежде.

Полураздетые обитатели монастыря повыскакивали на мороз, и, не медля, приступили к излюбленному занятию: рождению паники.

— Наши наступают, прятаться надо!

— Куда прятаться!? Под печь!?

— Если наши наступают, то чего прятаться? Радоваться надо!

Через какое-то время кто-то высказал мысль: "весь этот красивый шум немцы устроили по случаю прихода Рождества!"

— Какого Рождества!? Рождество седьмого января, до Рождества язык высунешь и ноги протянешь!

— Это ты язык высунешь, а немцы Рождество перед Новым годом справляют! — вот оно, начало падения: какие-то месяцы прошли с начала оккупации, а оккупированные уже знают, когда враги празднуют основные праздники христиан!