Юрий Дружков - Прости меня…Фантастическая поэма

• Название: Прости меня…Фантастическая поэма
• Автор: Юрий Дружков
• Издательство: «Молодая гвардия»
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1972

Эта романтическая, не всегда веселая книга ставит перед читателем много сложных проблем. Она фантастическая, но сюжет ее тесно переплетается с действительностью, с недавним прошлым.

Повесть учит верности долгу, верности Родине. Она говорит о том, что вдохновенный труд в нашем обществе — это и есть главная романтика века.

---

Он замолчал, будто сам испугался чего-то, страшных своих слов.

— А что это я раскудахтался? Ты не переживай. Твою мы спасем, спасем, вот увидишь. Ей шестидесяти еще нет.

— Я поеду к ней, — : сказал я.

— Да подожди ты, успеешь поехать. Лучше сделай что-нибудь для нее. Ну женись, например, — он улыбнулся.

— Шутишь все?

— Ой, не шучу… Надо им это, старушкам нашим, чтобы чьи-то ручонки мыть, крикушек успокаивать, нянькать их. Надо… И самому тебе. Почувствуешь вдруг, изменилось вроде что-то… Макушка смешная, ручонки. Дома игрушки в углах, под столом, под ногами. Аквариум, рыбки золотые — все почему-то появится, необходимое, знаешь. А потом вылазки в зоопарк, этакие походы, не спеша, вразвалочку по улицам и рядом крохотное что-то. Потом и кораблики вместе начнете мастерить. И неизвестно — кому это больше нужно: ручонкам или тебе самому?

— Я поеду к ней, — сказал я, вставая.

— Никуда ты не поедешь, — ответил он, сталкивая меня в кресло. — Не для того я кудахтал… Не хотел тебе сразу говорить, но мы решили: скоро начинается твоя командировка.

— Ты нарочно придумал?

— А разве ты сам не хотел поехать?

— Неужели туда?

— Нет, пока еще не туда, горе мое. Тут ближе. Километров этак семьсот. Мы для тебя схлопотали недельку на радиотелескопе. Он будет в полном твоем распоряжении.

— Спасибо, но я не могу.

— Понимаю, — вздохнул он, — только мамаше ты пока не нужен. Себя изведешь без толку, а пользы никакой. Вернется к ней сознание, первый тебя вызову. Если что изменится — пришлю за тобой вертолет. Обещаю. Можешь доктору звонить в любую минуту, мне звони, я буду знать. Словом, ты едешь.

— Не знаю.

— Пойми, дежурить в больнице глупо, врачи делают самое невероятное, поверь мне, пожалуйста. И чтобы себя не дергать, их не дергать, садись и кати.

— Не могу.

— Тебе необходимо развеяться. Поди куда-нибудь, просто гуляй. Ты меня слушай, пока я добрый. Вот передумаю, плакаться будешь, бегать, умолять, а я ни единым глазом не моргну, скажу — предлагали, сам не хотел.

— Цену себе набиваешь?

— С вами продешевить нетрудно. Говори: едешь или нет?

— Я подумаю.

— Ну вот и отлично. Собирайся потихоньку, поезд идет в одиннадцать семнадцать вечера. На станцию за тобой пришлют. К ним еще километров семьдесят лесом и полем… Край замечательный, северный, воздух и тот светится… Пока ты у них поколдуешь, я буду вести переговоры…

Он показал на потолок и очертил пальцем круг над головой.

— Туда не пустят, — сказал я. — С нашими картинками возиться не будут.

— Почему же нет? Все-таки природа самих лучей тамошняя, занебесная. Проверим…

— Блажен, кто верует.

— Ох какой ты! Все не так просто, как тебе кажется, бобылю-одиночке. Женить бы тебя, злость пройдет.

— Ладно, поеду, не ворчи. Все равно, как ни хитри, а ты на моей стороне. Помнишь, когда я показал тебе самую первую случайную картинку, мохнатого человека? Я говорил тогда выключаю, помехи. Ты первый сказал: «Непохоже».

— Помню.

— Вот видишь…

Он включил приемник, нашел отдаленную тихую мелодию, вжался в кресло, откинул голову на сиденье, устало прикрыл глаза.

— Ну вот опять о картинках, значит, все в норме, — как бы сам для себя заметил он.

Я подумал — сказать ему или не сказать о моем киношном открытии. Может быть, ерунда непроверенная. Вдруг мои картинки не станут…

7

Шеф позвонил утром и сказал, что моя поездка задерживается, просил на работу не являться, пойти в зоопарк или на выставку стекла. Там, говорят, удивительный пивной бар, темное чешское пиво.

Чудак.

Еще посоветовал поискать моего дорожного попутчика. Это, ему кажется, редкой души человек.

Номер машины — МОИ-80-06…

А я даже в поездах не замечаю попутчиков, закрываясь от них верблюжьим одеялом равнодушия. С некоторых пор у меня появилась милая привычка не смотреть на окружающих меня случайных людей, не замечать прохожих на улице, вернее, не видеть, какие у них у всех лица, не различать никого ни в троллейбусе, ни в толпе.

Я научился быть замкнутым.

Плохо мы устроены. Я, во всяком случае.

Незнакомый человек, без моей просьбы, даже без малейшего намека понял, как мне трудно было тогда в дороге, и помог, не тратя минуты на лишние разговоры. А я гадаю, кто же он такой. Что толкнуло его на этот необычный поступок?

Необычный? Все-таки необычный. Шоферы меня поймут. Есть у нас, у тех, кто ведет машину, я даже не знаю что, как это назвать, нехорошее, необъяснимое что-то.

Вы за рулем, и вам надо сделать поворот. Но сначала необходимо предупредить всех, кто на дороге, включить мигалку — тревожный малиновый сигнал. Смотрите, я поворачиваю!

Но тот, кто едет за вами следом, как подхлестнутый, увидев сигнал, спешит пересечь вам дорогу, вжимая ботинок в педаль газа. И летит, ударяя воздушной волной по вашим стеклам.

А если вы неуклонно идете влево, тревожно сигналя налитым опасностью красным стеклышком, он еще гукнет вам. А ну, сторонись! Не видишь, еду? Сначала я, потом ты.

И мелькнет перед вами полное надменного негодования, снисходительное этакое лицо, умеющее мгновенно становиться подхалимским не только под ироническим взглядом инспектора, но даже перед мальчишками, обыкновенными мальчишками с улицы, где он живет, пацанами, которые могут невзначай поцарапать гвоздиком его лаковую, сверкающую…

Попробуйте на улице сбавить скорость. И в спину вам ударит раздраженное гуканье, прошипят колеса, брызгаясь, плюясь дорожной грязью и пылью.

Догони, спроси: «Куда спешите, уважаемый?» А никуда. К теще на блины…

Что же это? Новые правила? Новый закон автомобильной улицы? А может быть, просто-напросто самый древний закон? Волчий? Не обгоняй.

Ах, птица-тройка! Лошадиные силы, карданы, цилиндры, приемистость…

Да простят меня великодушно романтики.

Но кто из нас, водителей, умеет в какое-то мгновение поступить однажды как мой попутчик? Разве так просто? Нет, куда нам. Едут по разным дорогам люди. Кто впереди — замечаем, где обогнать — видим, а кто за нами, те сами по себе, нам не до них.

И все же хотел бы я. знать, кто же он?

По номеру автомашины сделать это несложно. Поеду в ГАИ, там найдут карточку… Если найти не смогут, значит, я угадал сюжет. Если найдут — буду очень рад.

Я постучал в квартиру на последнем этаже огромного дома.

Звонок не работал, дверь открыла девочка лет восьми.

— Папа уехал на севел, — сказала девочка и повторила, — на севел.

— На севел?

— Не на севел, а на севел.

— Очень хорошо. Позволь мне, пожалуйста, написать записку и номер телефона.

— Пожалуйста.

Как все просто!

Двадцатый век. Настанет время, когда никто ничему не будет удивляться.

Он позвонил около двенадцати ночи. Я только что пришел из больницы. Он — это мой таинственный дорожный попутчик. МОИ-80-06.

— Здравствуйте…

Слышно было не очень.

— Я заходил к вам, хотел пожать руку.

— Спасибо.

— Где вы находитесь?

— В Архангельской области.

— Ничего себе!

— Мне позвонила жена. Сказала ваш телефон.

— Спасибо, я рад.

— Очень приятно.

— Я скоро поеду приблизительно туда, где вы.

— Мы на станции Вилюйка.

— Давайте встретимся.

— У нас поезда не останавливаются. Только семнадцатый на две минуты.

— Хорошо, приходите на станцию. Поеду послезавтра семнадцатым.

— Ладно.

— Вам что-нибудь захватить?

— Чернила для авторучки.

— Хорошо.

— До свиданья!

Двадцатый век!

Он далеко. Я радуюсь, я доволен. Приятно сознавать полную свою несостоятельность в угадывании «сюжетов». Грустно было бы разувериться.

8

Меня больше не волнуют вокзалы.

Когда-то Шеф говорил, если ты хочешь узнать, кончилась молодость или нет, поди на самый ближний вокзал, встань в конце перрона и проверь: тянет ли расстояние, зовет ли к себе дорога? Если не позовет — плохи твои дела. Значит, годы вершат свое равнодушное дело, значит…

Я вышел на перрон, и дальние сигналы дорожных светофоров не показались мне путеводными, тревожно волнующими, как в детстве, маяками. Синие рельсы были «путями», по которым нельзя ходить, а не той незнакомой, стремительной дорогой в далекое, в совсем неуловимое.

Давно ли сверкающие вагоны, готовые бежать на север, веяли на меня снегом даже в самый жаркий день, веяли звонкими деревянными тротуарами, северной черной сосной, комариной морошкой, льдом и горьким холодным дымом.

А вагоны южных поездов сами собой томительно пахли вечерними теплыми сумерками, станционными шашлыками, бородатыми пальмами, фруктовым базаром, нагретым камнем и газированной волной, вспененной горячим солнцем.