Альфред Хичкок - Истории, от которых не заснешь ночью

• Название: Истории, от которых не заснешь ночью
• Автор: Альфред Хичкок
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Триллер
• Год: 1992

Имя Альфреда Хичкока, создателя знаменитых американских фильмов ужасов, известно всему миру. Однако немногие у нас в стране знают, что Хичкок выступал в качестве «крестного отца» десятков авторов остросюжетных произведений: книги из серии «Хичкок представляет» популярны у читающей публики всех континентов.

Сборник «Истории, от которых не заснешь ночью» — из этой серии. Он даст нашему читателю яркое представление о том, что такое настоящий триллер: «крутой» сюжет, драки и ужасы, от которых и впрямь кое-кто начинает бояться темноты.

---

— Господин Джонс, — прервал его адмирал, — я… мы… ваше…

— Мы же договаривались, — сказал, не повышая тона, Джонс и продолжал говорить до тех пор, пока адмирал не перестал ворчать. — Это, — и он указал пальцем на пакет, — тот самый гвоздь, с помощью которого можно подковать ОРАКУЛА. Это, конечно, не гвоздь в прямом смысле этого слова, потому что ОРАКУЛ не является простой вычислительной машиной. Он не создал для того, чтобы решать обыкновенные задачи обычным способом, учитывая только данные задачи. Для этого предназначены другие, менее совершенные машины. ОРАКУЛ мыслит как цивилизованный человек, используя все, что имеется в его голове. Я хочу сказать — в его памяти. Но если я лишу его этого гвоздя (он еще раз указал на пакет)… он… сможет ответить на ваши вопросы, что, кстати говоря, он и сделал.

На его губах появилась легкая улыбка.

— В начальном варианте, и я в этом не сомневаюсь, он таким не был. Я думаю, что он… что он перешел в другое качество.

И уже без улыбки:

— Я говорил, что получил ответы на ваши вопросы.

Теперь он свободно мог перевести дух. Рыба клюнула. Все смотрели ему в рот. Теперь, чтобы удалить их из комнаты, прежде чем он закончит говорить, потребовалось бы сдвигать их с места краном или разрезать на куски электрической пилой.

Он сконцентрировал свое внимание на полковнике.

— С профессиональной точки зрения ваш вопрос представляет наибольший интерес. Он позволяет выявить удивительные возможности ОРАКУЛА. Можно также сказать, если речь идет об ответе, что это — настоящая мысль в самом широком смысле этого слова, хотя такого рода предположения поднимают такие вопросы, которые ни я, ни мои коллеги не способны даже осмыслить. Что произойдет, если робот, который был создан для того, чтобы подчиняться и у которого нет другого выбора, вдруг начинает мыслить? С какого момента имитация интеллекта становится интеллектом?

— Я не позволю обсуждать здесь свой вопрос! — пролаял полковник.

— Позвольте, нравится вам это или нет, — ответил, резко повысив тон, Джонс, — и будьте так добры, выньте руку из кармана. Я не шучу, полковник! Я вас не боюсь! Прежде чем пригласить вас сюда, я составил два детальных рапорта, касающихся всего этого дела, я их уже отправил по почте из города, таким образом, чтобы никто из вас не смог их перехватить. Первый адресован моему начальнику. Это — верный друг и влиятельный человек, у которого связей столько, сколько наших машин находится сейчас в эксплуатации, а это значит, что у него достаточно длинные руки, чтобы достать вас даже на краю Земли или на Луне, если это потребуется. Второй я послал другому, но не менее надежному человеку, о котором я скажу только то, что он в течение двух часов может устроить такой шум в средствах массовой информации, что вы не сможете после этого найти ни одного кретина, который бы вас согласился поддержать, даже если вы посвятите этому всю свою жизнь. Рапорты эти, естественно, запечатаны, и получатели вскроют их лишь в том случае, если в определенное время, из определенного места я особым, только мне известным способом не выйду с ними на связь, поэтому я нам советую поверить мне на слово и не пытаться обмануть этих людей; вы не сможете это сделать. Другими словами, единственное, что вы можете сделать, так это только еще больше меня разозлить, если я опоздаю на свой самолет. Сидеть, адмирал!

— Я не потерплю ни слова…

— Это, как вам будет угодно. — Джонс указал пальцем на две мумии, застывшие в креслах. — А вот они потерпят!

Адмирал сел. Гражданский заговорил хорошо поставленным, искусно прикрытым выражением разочарования, голосом:

— Господин Джонс, мне показалось, что ваше слово…

— Есть вещи гораздо более серьезные, чем мое слово, вещи, которые обязывают меня его не сдержать.

Он достал один из листков, напечатанных на машинке ОРАКУЛА.

— Хотите я вам покажу один рисуночек?

Гражданский осел в свое кресло.

— Пусть закончит, — проскрипел полковник, — пусть дойдет до конца, и… пусть дойдет до конца!

Джонс, мозги которого работали в этот момент не хуже, чем у ОРАКУЛА, мгновенно перевел для себя эту фразу как: "А потом он уже никуда не сможет пойти". Он повернулся к полковнику:

— Ну, смелее, какого черта! Вы же сами говорили, что мое слово против вашего. Так вы все еще не отказались выставить меня в роли лжеца?

Потом, не дожидаясь ответа, он взял один из листочков, лежащих перед ним, и громко прочел: "ЕСЛИ Я УБЕРУ ПРЕЗИДЕНТА, ЧТО Я ДОЛЖЕН ДЕЛАТЬ ДАЛЬШЕ, ЧТОБЫ СТАТЬ САМЫМ ВЛИЯТЕЛЬНЫМ ЧЕЛОВЕКОМ В СТРАНЕ?"

Лицо полковника стало таким же каменным, как плица, вырубленные в скале на горе Рашмор.

Гражданский икнул и укусил себя за палец. Адмирал забыл прищурить спои заморские глаза и выглядел очень глупо.

— Ответ ОРАКУЛА, — продолжал Джонс, — это образец логического мышления, я бы даже сказал, созидательного воображения. Слушайте: "ВЗОРВИТЕ БОМБУ В ПОДЗЕМНОМ ШТАБЕ И ПРОВЕДИТЕ ОСТАЛЬНОЕ ВРЕМЯ В ПОИСКАХ ДРУГИХ СООРУЖЕНИЙ ПОДОБНОГО ВИДА".

Он положил листок на стол и, решительно игнорируя полковника, пылко обратился к гражданскому и к адмиралу:

— Вдумайтесь в то, что это значит, господа. Подземный штаб, о котором говорил ОРАКУЛ, есть не что иное, как противоатомное убежище правительства в горах на случаи ядерной войны. Будет или не будет президент гам находиться в момент взрыва — не столь важно. Есть тысяча других способов, чтобы избавиться от президента. Важно другое, а именно то, что человек, который задал этот вопрос ОРАКУЛУ и который сам организовал заговор против президента, воспользовавшись ситуацией, представляет себя национальным героем-спасителем, единственным ответственным, у которого достанет мужества, а главное — решимости, чтобы расстроить макиавеллиевские планы, врага, который тут же становится многоликим и повсюду пустившим срой щупальца, готовым напасть в любую секунду, но, к сожалению, неуловимым — и ясно почему! Продолжение вы легко можете придумать сами: психоз заговора, газеты и телевидение, культивирующие страх, охота за ведьмами, полицейский контроль, цензура, отмена свобод и в заключение — избрание данного провидца на высший государственный пост.

Голос Джонса усилился. Его злость перешла в холодную ярость, решительную и ледяную, как сталь.

— Посмотрите на этого вояку, господа, посмотрите на него внимательно! В своей маленькой головке он вынашивает свои маленькие меркантильные планы, но откуда он черпает свою силу? У него есть замечательное, утонченное чувство коллектива, которого мир еще не знал. Я не шучу, я ведь вас предупредил, что я не имею ни малейшего намерения шутить! Это чувство выходит из-под всякого контроля, не зависит от набожности, веры человека, оно стоит даже выше любви. Это редкая добродетель, я бы даже сказал редчайшая, которая цены не имеет в том мире, где мы принуждены существовать. Но вот непростительная ошибка, которую этот человек чуть было не… но почему чуть было не… он попытался ее совершить! Возжелать уничтожить президента, для того чтобы стать предводителем племени рабов и сесть своей задницей на золотой трон, что есть сущая безделица, дело обычное при военном дворе. Но использовать этот дар бесценный, и делать из него порок, банальный и презренный!

Инстинктивно, не сводя взгляда с Джонса, гражданский отодвинул свое кресло от кресла полковника. Взгляд адмирала был холоден и непримирим, как приговор. "Двенадцать пуль в него всадить". Джонс повернулся к нему.

— Вы заметили, адмирал, что полковник, составляя свой вопрос, употребил слово "убрать"? Он мог написать "отстранить" или "заставить уйти в отставку", но не сделан этого. Почему?

Он подождал некоторое время, необходимое для того, чтобы его слова проделали свой путь, после чего продолжил:

— Я задаю вам этот вопрос, потому что вы употребили то же самое слово и потому еще, что, по моему мнению, исходили из того же. Вы меня не понимаете?

Он взял в руки один из листков: "КОГО Я ДОЛЖЕН УБРАТЬ, ЧТОБЫ СТАТЬ ПРЕЗИДЕНТОМ?"

— Какого человека? — пробормотал гражданский, — и Джонс не смог еще раз удержаться от того, чтобы не восхититься его хладнокровием. Ему надо было написать "скольких людей"…

— Не обольщайтесь, — ответил ему Джонс. — ОРАКУЛ дал только одно имя ваше собственное.

Не торопясь, гражданский повернулся к адмиралу.

— Старая сволочь, — сказал он с расстановкой, — я на все сто процентов уверен, что вы не колебались бы и полсекунды.

— Мой вопрос был чисто теоретическим, — поспешил заверить адмирал, но никто не обратил на его слова никакого внимания.

— Что касается вас, — продолжал Джонс, поворачиваясь в сторону гражданского, тоном, в котором, к его собственному удивлению, было больше сожаления, нежели негодования, — я уверен, что вы были искренни, когда составляли ваш вопрос. К концу жизни вы занимаете видный пост, вы не любите войну и хотите оставить после себя спокойное и миролюбивое отечество. Но и вы сказали это, когда зашли в эту комнату, причем полковник сказал то же самое за несколько секунд до вашего прихода: "Я не думал…" Видите ли, сэр, два человека, которые сидят рядом с вами, — это убийцы; они уже подготовили средства убийства и ждали только удобного случая. Но то, что вы пытаетесь защитить, задавая ОРАКУЛУ свой вопрос, неизмеримо хуже.