Игорь Овсяный - 1939: последние недели мира.

• Название: 1939: последние недели мира.
• Автор: Игорь Овсяный
• Издательство: Политиздат
• Жанр: Политика
• Год: 1981

Отстоять мир – нет более важной задачи в международном плане для нашей партии, нашего народа, да и для всего человечества, отметил Л.И. Брежнев на XXVI съезде КПСС. Огромное значение для мобилизации прогрессивных сил на борьбу за упрочение мира и избавление народов от угрозы ядерной катастрофы имеет изучение причин возникновения второй мировой войны. Она подготовлялась империалистами всех стран и была развязана фашистской Германией.

Известный ученый-международник, доктор исторических наук И. Овсяный на основе в прошлом совершенно секретных документов империалистических правительств и их разведок, обширной мемуарной литературы рассказывает в художественно-документальных очерках о сложных политических интригах буржуазной дипломатии в последние недели мира, которые во многом способствовали развязыванию второй мировой войны.

---

Польское правительство сообщило о готовности пойти на ряд уступок: признать Данциг чисто немецким городом, обеспечить связь между рейхом и Восточной Пруссией. Но, сославшись на внутриполитические причины (подразумевались настроения широкой польской общественности), оно отклонило идею включения Данцига в состав Германии. Этого и желали нацисты: предлог для провоцирования кризиса в отношениях с Польшей был создан.

В те дни, когда рейх подготавливал смертельный удар против Польши, Советский Союз, неизменно руководствуясь идеями пролетарского интернационализма и задачами упрочения мира в Европе, делал все, чтобы предотвратить нависшую над польским народом беду.

Прогитлеровская политика Бека в 1935—1938 гг., естественно, не могла не отразиться на развитии советско-польских отношений, а его стремление к соучастию в актах насилия и агрессии фашистской Германии встретило резко отрицательную реакцию со стороны СССР. Но Советское правительство никогда не отождествляло правящую клику «полковников» и стоявших за ней помещиков с польским народом и в своей политике всегда исходило из того, что развитие дружеских отношений и сотрудничества двух стран отвечало бы жизненным интересам их народов. После Мюнхена, несмотря на то, что антисоветские настроения в Бельведере[30] ни для кого не были секретом, оно настойчиво стремилось добиться поворота к сотрудничеству двух стран для предотвращения надвигавшейся военной угрозы.

– В наших отношениях к Польше, – говорил заместитель народного комиссара иностранных дел В.П. Потемкин в беседе с польским послом в Москве Гжибовским 21 октября 1938 г., – мы остаемся верны заветам В.И. Ленина, который в 1920 г. в своей речи на съезде трудового казачества обращался к польскому народу с предложением дружественного сотрудничества… Мы проводим ту же политику мира и не отказываемся от сотрудничества с любой страной, которая искренне этого желает.

27 ноября 1938 г. было опубликовано совместное советско-польское заявление, где подчеркивалось, что отношения между двумя странами по-прежнему строятся на основе договора о ненападении 1932 г. и что обе стороны будут разрешать спорные вопросы путем переговоров. Советский Союз при этом рассчитывал, что логика развития событий побудит правительство Польши вступить на путь подлинного сотрудничества с нашей страной в интересах упрочения мира.

Польское правительство, однако, упрямо продолжало следовать антисоветским курсом. Как раз в те дни, когда в Москве была достигнута договоренность о публикации советско-польской декларации, вице-директор политического департамента МИД Польши М. Кобыляньский посетил советника посольства Германии в Варшаве Рудольфа фон Шелия. Поводом для визита послужил вопрос о судьбе Карпатской Украины, раздела которой совместно с фашистским правительством Венгрии добивались польские правящие круги. Кобыляньский, однако, использовал беседу для того, чтобы в доверительной форме сообщить рейху о позиции Варшавы по более важному вопросу. «Министр не может говорить так открыто, как могу говорить я, – пояснил он германскому дипломату. – Если Карпатская Русь отойдет к Венгрии, то Польша будет согласна впоследствии выступить на стороне Германии в походе на Советскую Украину…»

Высокий ранг дипломата, которому было поручено столь ответственное заявление, свидетельствовал о том, что он действовал по поручению Бека. Клика «полковников» продолжала делать ставку на участие в разбойничьем походе рейха против СССР и зарилась на его земли. Более того, правящие круги Польши фактически предлагали себя в качестве ландскнехтов германского фашизма для нападения на СССР.

«Излив свою душу» в беседе с глазу на глаз с германским дипломатом, Кобыляньский полагал, что сообщенная им информация будет сохраняться в строжайшем секрете и станет известна только нацистской верхушке. Не могло прийти ему в голову, что Р. фон Шелия, выходец из известной немецкой аристократической семьи, ненавидел Гитлера и его сподручных, называя их выскочками. Шелия решил тайно информировать об агрессивных планах нацистов западные державы. В этих целях он сообщил о заявлении Кобыляньского знакомому немецкому коммерсанту, который, как полагал, был связан с одной из их разведок. Поступая таким образом, Шелия не знал, что коммерсант передавал полученные от него сведения советской военной разведке.

Располагая подобной информацией, правительство СССР, естественно, не могло не испытывать некоторых сомнений в отношении «добрососедской» позиции Варшавы.

В марте 1939 г., когда нацистские войска, ликвидировав независимость Чехословакии, появились на южных границах Польши, внезапно обнажилась вся глубина пропасти, на край которой привела страну авантюристическая польская антинародная клика. 20 марта в ряде мест произошли выступления и демонстрации, в ходе которых была подвергнута резкой критике внешняя политика правительства. «Нападки на Бека приобрели неслыханные масштабы», – отметил в своем дневнике заместитель министра иностранных дел Польши граф Я. Шембек.

Полный провал политического курса, рассчитанного на «дружбу» с нацистским рейхом, осознал и Липский. Вернувшись в Варшаву 20 марта, он поспешил подать в отставку, которая не была принята. «Липский деморализован и лишь с трудом может владеть собой», – отметил Шембек. В тот же день из Берлина раздался телефонный звонок: Риббентроп срочно желал видеть Липского. Вечером тот выехал в Германию.

На этот раз Риббентроп резко изменил тон: брюзжал и выговаривал за антифашистские демонстрации студентов, ему не нравились статьи в газетах Польши. Гитлер недоволен тем, заявил он, что до сих пор нет позитивного ответа на его предложения. Варшава должна ясно осознать, что не может проводить «средний» курс между Германией и СССР; соглашение с рейхом должно иметь определенную антисоветскую направленность. В заключение Риббентроп предложил, чтобы Бек явился на переговоры к Гитлеру.

Германские «предложения» звучали как ультиматум. У всех еще были свежи в памяти недавние визиты в Германию Шушнига и Гахи. Обе «дружеские» беседы завершились вступлением гитлеровских войск в Вену, а затем – в Прагу. Теперь приглашение получил Бек.

Английская дипломатия накидывает петлю

В обстановке, когда широкие демократические круги повсеместно выражали возмущение и глубокую тревогу в связи с наглым актом фашистской агрессии против Чехословакии, 19 марта Н. Чемберлен сделал в своем дневнике запись:

«…Я разработал план, который сегодня получил поддержку нескольких министров… Он очень смел и необычен, но я чувствую, что следует предпринять что-либо в этом духе. И хотя не могу предсказать, какова будет реакция в Берлине, я полагаю, что он не приведет нас к острому кризису, во всяком случае сразу…»

В те дни Чемберлен проявил необычайную изворотливость. 15 марта, когда поступило известие о вторжении нацистских войск в Прагу, встала проблема: как отвертеться от публично предоставленной Чехословакии «гарантии». Британский премьер попытался ухватиться за юридический силлогизм: в результате провозглашения «независимости» Словакии распалось государство, границы которого Англия гарантировала, и правительство его величества в силу этого не может считать себя связанным обязательством. Изложив эту точку зрения в тот же день в Палате общин, он понял, что совершил ошибку. Выступление, по существу оправдывавшее действия нацистских агрессоров, вызвало недовольство не только лейбористских и либеральных, но и консервативных депутатов.

Чемберлен быстро перестроился. «За одну ночь, – отмечает в своих мемуарах У. Черчилль, – он порвал со своим прошлым». (Порвал ли? Об этом речь пойдет ниже.) Спасая кабинет от угрозы быть сметенным, премьер вдруг стал другим человеком: через два дня на встрече с избирателями в Бирмингеме обвинил Гитлера в нарушении подписанных им в Мюнхене соглашений и предупредил: если Германия намерена силой установить свое господство в мире, Англия будет решительно противодействовать этому. С политикой «умиротворения», казалось, было покончено.

Помимо давления общественного мнения, имелись и другие обстоятельства, с которыми не мог не считаться Чемберлен. Примерно с конца 1938 г. в данных разведки вдруг появилась тревожная нота. Если до этого существовало убеждение, что германская агрессия будет развиваться в восточном направлении, то теперь не исключалась и другая альтернатива. 25 января Галифакс сообщил кабинету информацию Интеллидженс сервис: нацистский режим переживает немалые экономические и политические трудности; Шахт представил Гитлеру меморандум, где говорилось, что финансовое положение безнадежно; в силу этого, полагали английские эксперты, от Гитлера можно ожидать «взрыва» в 1939 г. «До конца 1938 г. Гитлер, как можно было судить, намеревался двигаться на Восток. К сожалению, в конце прошлого года и в текущем месяце мы начали получать сведения, что мысли руководителей Германии обращены теперь в другую, опасную для нас сторону». (Поводом для этих опасений, по-видимому, послужило то, что, подготавливая вторжение в Чехословакию, Гитлер дал указание осуществить отвлекающие передвижения войск у границы с Голландией.)