Исмаил Ахмедов - Служба в сталинском ГРУ И побег из него. Бегство татарина из разведки Красной армии

• Название: Служба в сталинском ГРУ И побег из него. Бегство татарина из разведки Красной армии
• Автор: Исмаил Ахмедов
• Издательство: University Publications of America
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2007

Мемуары перебежчика, бывшего офицера советской военной разведки Исмаила Ахмедова, попросившего политического убежища в Турции в 1942 году, а затем в 1953 году выехавшего в США. Оригинал книги вышел в США в 1984 году. Несмотря на пропагандистский антисоветский характер, она представляет некоторый интерес, особенно, что касается раннего периода существования советской военной разведки, хотя достоверность некоторых моментов представляется сомнительной. В книге есть и явные ошибки, вроде путаницы двух братьев Кобуловых или утверждения, что Маяковский повесился (а не застрелился).

В переводе фамилия автора и главного героя мемуаров почему-то повсюду пишется как «Ахметов», хотя и в русских, и в иностранных источниках она пишется только как «Ахмедов /Akhmedov», поэтому здесь использован именно общепринятый у нас вариант написания.

---

Все было сделано Наумовым, его начальником из Москвы и послом. Им нужен козел отпущения за свою неудачу в покушении на фон Папена. Мой твердоголовый друг, ты не знаешь, зачем сюда был прислан Наумов?

Они сказали, что ты рассказал о плане убийства немца югославам, англичанам и туркам. Они обвиняют тебя во многих вещах, которых ты никогда не совершал. У тебя нет никаких шансов защищаться. Сейчас идет война и никто не станет тебя даже слушать.

Посол обвинил тебя за твой слишком сильный протуркизм, за отказ выполнять специальный приказ партии и правительства. Наумов обвинил тебя в сотрудничестве с американскими и английскими секретными службами. В течение месяцев Наумов собирал на тебя «материал».

Они установили, что ты посетил американского генерального консула, что ты имел много встреч с ведущими членами английской разведки, что королевские офицеры являются твоими сердечными друзьями и т. д.

Ты инженер, имеешь профессию и технические навыки. Ты знаешь иностранные языки. Ты из тюркских кровей. У тебя нет семьи, жены, детей и родителей, которые ждали бы тебя дома.

Опять я говорю, если бы я был на твоем месте, я бы бежал к туркам вместо того, чтобы стоять перед расстрельной командой за преступления, которых ты никогда не совершал. Люди повыше тебя, генералы и маршалы Красной Армии, знаменитые члены партии и бесчисленные тысячи других погибли в камерах НКВД.

Беги и скажи, что ты это делаешь в знак протеста против террора НКВД…».

Я был поражен, я был зол, я ненавидел себя. Каким же наивным я был. Здесь имеется некоторая правда, достаточная для НКВД в каждом пункте «дела» против меня. И Бухтин прав по поводу того, что случится со мной.

Я смотрел на него через стол. Он смотрел на меня, удовлетворившись, что я, наконец, приобретаю чувство реальности. Он был моим другом. Однако, не могли ли они дать ему задание, чтобы меня разговорить? Я думал, что, нет, надеялся, что, нет, хотя я не мог быть полностью уверенным. В среде, где я обитал, я должен был быть осторожным, как никогда и поэтому сказал:

«Спасибо тебе, мой настоящий друг. Это хорошо, что ты привел меня в чувства. Однако, пойми это: я не собираюсь бежать кому-либо. Я собираюсь к Начальнику. И собираюсь бороться за мое доброе имя. Кроме того, они нуждаются в офицерах на фронте. Это и есть то, к чему я принадлежу».

Он, должно быть, понял, что я ему говорил. Поэтому когда я закончил, он усмехнулся и сказал: «Ты старый дурак. Ты никогда не увидишь никакого фронта. Они тебя первым делом расстреляют. Давай, пошли спать, пока мы здесь можем еще ходить».

На следующее утро в консульстве я пошел к Акимову. Я нашел, что он действительно информирован о том, что случилось со мной. Он хотел знать, когда я собираюсь рассказать ему о моей сети и устроить встречи для него с моими агентами. Я сказал ему, что все это сделаем завтра. Сперва, я сказал, я должен написать заключительный отчет Начальнику и уладить дела с моими счетами. Он согласился с моими планами.

Перед тем, как уйти из его кабинета, я подумал, что остро нуждаюсь в некоторой информации. Я должен был узнать, как и кому предоставляется политическое убежище. В акимовском кабинете были лишь тома Большой Советской Энциклопедии. Я подождал, пока он займется бумагами на своем столе, затем вытащил том с полки на другой стороне комнаты. Я привлек его внимание.

«Георгий Петрович», сказал Акимов, «что вы там ищете?»

Я сказал, ничего, лишь смотрю по поводу Польши для моего агента с польским паспортом. Польша была в том же самом томе, как и право убежища. Акимов возвратился к своим бумагам.

Я прочитал. Чтение не заняло много времени. Здесь было очень мало в этих томах о предмете моего поиска. Я только узнал, что СССР предоставлял убежище иностранцам — «коммунистам», следовало читать между строками — преследуемых за защиту интересов рабочего класса, за научные усилия или участие в борьбе за национальное освобождение. Не было ничего, что я должен был узнать, и что касалось подхода других стран к этой проблеме.

Я ушел из кабинета Акимова, сказав, что связываюсь с моими агентами для их передачи ему. То, что я в действительности собирался делать, сильно отличалось от сказанного. Существовала очевидная опасность в том, что я находился под приказом, но я должен был действовать. Я должен был дать знать независимой третьей стороне о моих намерениях и о некоторых причинах, побудивших их. Ради моей души, ради моей чести, я должен был дать знать людям правду в случае, если меня постигнет неудача, и я умру от рук НКВД или вынужден буду покончить собой.

В нескольких шагах от консульства, после того, как убедился, что ищейки Наумова не преследуют меня, я поспешил к первому проходящему такси. Я вышел около Золотого Рога, купил сигареты в киоске, затем прошел несколько сот метров. Удовлетворившись, что вокруг нет советских агентов, я взял другое такси, проехал через мост Галата к первому общественному телефону.

Я сделал два звонка. Первый был к моему другу Перичу в югославском консульстве, второй — к английскому бизнесмену, чей брат работал в Интеллидженс Сервис — в английской секретной службе. С обоими договорился о встрече.

Перич присоединился ко мне через четверть часа в маленьком кафе в старой части города. Он совсем не удивился по поводу моих планов и согласился, что у меня нет другого выбора. В прощание мы пожали друг другу руки и поцеловали в щеки друг друга.

Через час мой английский друг ожидал меня на железнодорожной станции. Я прошел мимо него. Он последовал в нескольких шагах сзади. Я сел на местный поезд, следовавший на побережье. Когда мы тронулись, я прошел через вагоны, пока не нашел свободное место. Сел, зажег сигарету и начал читать. Несколькими минутами позднее англичанин сел на место напротив меня. Кратко я рассказал ему, в каком нахожусь положении, и объяснил, что не собираюсь возвратиться назад. Он также согласился, что я прав и пожелал помощи от бога в защите от НКВД. После краткого и теплого рукопожатия он встал и вышел из вагона. Я сошел с поезда через несколько остановок, затем возвратился в Стамбул.

Уже наступил вечер. Я не пошел обратно в консульство, а отправился в мою квартиру из нескольких комфортабельных комнат, которую я снимал у еврейской женщины, потерявшей всю свою семью из-за нацистов.

Спать в ту ночь было сложно. Если я буду удачливым, то перед другой ночью я стану беженцем. Моя хозяйка рассказала о своих печалях. У меня они будут тоже такими, даже намного хуже. Я стану политическим беженцем и поэтому буду опасным для моих хозяев. НКВД начнет поиски буквально через считанные минуты после моего исчезновения. Они не остановятся ни перед чем, пока меня не достанут. Захотят ли мои хозяева ввязаться в такое дело, защищать меня не в течение недель, а в течение месяцев, годов? Я не совсем был уверен в этом, но, в конце концов, уснул от полного нервного изнеможения.

На следующее утро я отправился в консульство, надеясь, что в последний раз. Я закрылся в моем кабинете, сказал дежурному офицеру, чтобы меня не беспокоили звонками или посетителями, чтобы я мог поработать над сообщениями в Москву.

Затем я вытащил свою пишущую машинку и напечатал два идентичных заявления. Одно было адресовано к моему Начальнику, другое — к Молотову. Я написал обоим, что я разрываю с Советским правительством и партией, отказываюсь от моего гражданства и членства в партии по политическим мотивам. Я утверждал, что в Советском Союзе нет законности, частная жизнь каждого советского гражданина всегда является объектом социального и политического вмешательства, что советская внутренняя и внешняя политика абсолютно ошибочны, что страна является полицейским государством. Я заключил свое послание обвинением в порочном диктаторстве Сталина и в произвольном правлении НКВД.

Затем я закрыл все мои счета до последней копейки, цента, пфеннига и су. Даже тогда я не мог препятствовать НКВД клеветать на меня как на вора и растратчика, как они это делали по отношению ко всем беженцам.

Покончив с этим, я вложил в большой манильский конверт заявления и счета, адресованные к начальнику моего отделения ГРУ. Перед тем, как запечатать его, я вложил в конверт все важное: мою шифровальную книгу; перечни моих агентов, их имена, кодовые названия и адреса; даже секретные инструкции по новому радиооборудованию для использования агентурой.

Все было в порядке. Я вызвал секретаря Бухтина в мой кабинет, отдал ему большой конверт с инструкциями, предупредив, что он является совершенно секретным и должен быть отправлен в Управление следующей дипломатической почтой. Когда я увидел, что конверт был унесен из кабинета, то осознал полностью, что разрушил последний мост.

В последний раз я оглядел свой кабинет. В нескольких делах находилось много совершенно секретных планов или документов по поводу тайников ГРУ в Турции, деталей шпионажа и других тайных операций. Здесь уже ничего не было, чтобы меня могло остановить, чтобы некоторых из них я взял с собой. Однако, я этого не сделал. Я решил, что, если я начинаю жизнь заново, то должен это делать с чистыми руками.