Исмаил Ахмедов - Служба в сталинском ГРУ И побег из него. Бегство татарина из разведки Красной армии

• Название: Служба в сталинском ГРУ И побег из него. Бегство татарина из разведки Красной армии
• Автор: Исмаил Ахмедов
• Издательство: University Publications of America
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2007

Мемуары перебежчика, бывшего офицера советской военной разведки Исмаила Ахмедова, попросившего политического убежища в Турции в 1942 году, а затем в 1953 году выехавшего в США. Оригинал книги вышел в США в 1984 году. Несмотря на пропагандистский антисоветский характер, она представляет некоторый интерес, особенно, что касается раннего периода существования советской военной разведки, хотя достоверность некоторых моментов представляется сомнительной. В книге есть и явные ошибки, вроде путаницы двух братьев Кобуловых или утверждения, что Маяковский повесился (а не застрелился).

В переводе фамилия автора и главного героя мемуаров почему-то повсюду пишется как «Ахметов», хотя и в русских, и в иностранных источниках она пишется только как «Ахмедов /Akhmedov», поэтому здесь использован именно общепринятый у нас вариант написания.

---

Мое расписание дня состояло из поездки в академию и обратно на трамвае, которая занимала час двадцать минут и часто больше. Тем не менее, я все это воспринимал счастливо, также как и Тамара, которая разделяла со мной все мои заботы. Я был вне разведки, надеялся, навсегда. Я имел возможность улучшить мою квалификацию и знания в выбранной мной области связи. И опять я благодарю Тамару за ее обслуживающую работу, которая так помогла мне. Она делала эту нудную работу в течение трех лет. В последний год моей учебы она получила работу в качестве катологиста в публичной библиотеке и тратила свой заработок на почасовую служанку.

Эти четыре года открыли мне новые перспективы. Схоластически и технически, академия была превосходным институтом. Первый год, в основном, мы потратили на математический анализ и высшую математику, и специализированные предметы в области электричества и радио. Второй год был сосредоточен на более совершенной математике и физике, на интегральных и дифференциальных уравнениях; третий год ушел на векторный анализ, матрицы и теорию относительности. Четвертый год мы специализировались на усовершенствованной химии и физике, включая изучение структуры атома. В последние годы учебы, перед выпуском в качестве капитана, я был отправлен в радиофабрику для прохождения практики в цехах. Разумеется, мы также изучали электрический ток, электрические моторы, радиотехнику, радиоконтроль, также и конструирование радиооборудования. В фабрике, для моего выпускного проекта, я должен был сконструировать радиооборудование, которое могло быть использовано пехотой.

Эта работа плюс домашняя подготовка занимали мое время так, что я не имел возможности для интересов за пределами академии. В начале я вообще был изолирован за стенами академии. Однако, это не значит, что я был полностью оторван и не имел никаких забот по поводу того, что происходило во внешнем мире. Мои товарищи из многих частей страны узнавали из писем, присланных из дома, о дальнейших страданиях, вызванных коллективизацией, и о некоторых местных подробностях большого голода 1932–1933 годов. Мы обсуждали эту информацию среди курсантов и на партийных собраниях, но с большими оговорками.

Позднее в 1934 году, однако, мы были выброшены из своей почти монашеской уединенности и на короткое время были вынуждены участвовать в главных политических делах. 1 декабря Ленинград, на самом деле, весь Советский Союз, был потрясен до основания убийством одного из наиболее сильных людей, члена Политбюро, Сергея М. Кирова, первого секретаря Ленинградской партийной организации, фаворита и верного помощника Сталина, действительно хорошего коммуниста и талантливого человека, на которого возлагались большие надежды по индустриализации.

Хотя и младший офицер, никто в партии, я также был глубоко потрясен. Почти десять лет назад, это был Киров, тогда первый секретарь Азербайджанской Коммунистической партии, который сделал мне возможным через моего друга Янбулата поступить в Ленинградскую Сигнальную Школу и который, таким образом, был ответственным за начало моей военной карьеры. И почти за несколько месяцев до его смерти я видел его вновь в Ленинграде, и он сказал слово, признающее меня. Мы встретились на выставке живописи Красной Армии, где я был назначен в качестве гида для руководящих партийных деятелей.

Официально, убийца, говорили, был Леонид Николаев, чья жена была секретаршей Кирова. На партийных собраниях, однако, нам говорили, что настоящая вина падает на троцкистов. Главным преступником, говорили, был ветеран-большевик и член Политбюро Григорий Зиновьев, который ранее как настоящий диктатор Ленинграда, устроил террор с произвольными и массовыми казнями своих оппонентов. Из-за этого его кровавого прошлого, также и из-за его близких связей с Троцким, перед тем, как последний бежал из страны, Сталин заменил его Кировым.

Сталин очень жестоко реагировал на убийство своего любимого человека. Сотни старорежимных людей, уцелевших к тому времени и ничего не имевших с этим убийством, были казнены в Ленинграде. В то же самое время, конечно, Зиновьев и его сторонники были изолированы и арестованы. Никто не знал это тогда, наверняка, но убийство Кирова стало толчком для настоящих крупных чисток в середине тридцатых годов и позднее. Зиновьев был одним из первых известных старых большевиков, кто был отправлен в тюрьму. Двумя годами позднее он был также одним из первых, который был казнен после начала массовых показательных процессов.

Сталин не оставил ни малейшего сомнения о важности, которую он придавал к убийству. Он сам отправился в Ленинград для участия в почетных похоронах Кирова, в которых приняли участие по приказу я и тысячи других военных офицеров и курсантов.

В день убийства Кирова в своем кабинете, его тело лежало на ложе и члены моей академии, в самом деле, рядовые почти всех других военных и гражданских организаций в Ленинграде, провели часы в шествии, чтобы пройти мимо тела убитого.

На следующий день Сталин прибыл в Ленинград, чтобы проводить тело Кирова в Москву для его захоронения на Кремлевской стене. Больше пяти часов перед его прибытием моя академия маршировала на место отправления тела, по пути длиной почти 13 километров, начиная со здания бывшей Думы, где лежал Киров на ложе, на проспект Володарского, затем на Невский проспект и до железнодорожной станции. Моя академия была лишь малой частью тысяч военных и гражданских, которые шли по этим улицам, число которых могло сравниться лишь с числом на ежегодных празднествах Октябрьской революции. Войска и курсанты из каждой академии и школы, весь Ленинградский гарнизон, пехота, артиллерия, бронетанковые войска, авиация, флот, отряды из каждой фабрики и административного органа, все были здесь собраны.

Мы и остальные несли оружия, солдаты свои винтовки. Однако, перед выходом на маршрут каждый персонально, включая офицеров, был проверен политкомиссарами на отсутствие патронов. Военные были построены перед гражданскими, но перед военными по обеим сторона улиц находились внутренние войска НКВД (другой предшественник КГБ). Перед ними, в свою очередь, находились штурмовые подразделения пограничников НКВД. Только им было доверено нести оружия с патронами.

Поскольку зимние дни в Ленинграде коротки, темнота наступила скоро после того, как мы собрались. Обычно уличные фонари и освещения на зданиях включаются в это время. Однако, по этому случаю весь маршрут поддерживался в темноте. Единственное освещение шло из красных и зеленых прожекторов, сооруженных на крышах зданий, которые проливали мрачные полосы света и создавали тени, когда они двигались туда и обратно по проспектам. Временами такие полосы света освещали пограничников НКВД на крышах зданий с пулеметами, демонстрируя также их полные ленты.

Наконец, в этих лучах прожекторов прошел кортеж. Гроб Кирова, покрытый красным флагом Советского Союза, лежал на артиллерийской повозке, возимой черными конями. Следующим, в нескольких шагах от него шел Сталин, без шапки, его усы свисали больше, чем обычно изображали на официальных фотографиях, в коричневом военном пальто и черных сапогах. Его вид был участника похорон, определенно, не человека, который намеренно убил своего фаворита с целью устранения своих противников, как позднее он обвинялся на партийных съездах, последовавших после его смерти. Остальная похоронная процессия, шагая немного позади Сталина, состояла из членов Политбюро, отборных членов центрального комитета и офицеров высокого ранга армии и сил безопасности.

Скоро после этой крупной похоронной процессии, начались чистки по настоящему. Сначала последовали аресты людей из НКВД, затем членов партии, затем военных командиров в долгом и страшном ходе репрессий, затрагивая тысяч и тысяч, главным образом, невинных людей, создав обширный сдвиг личного состава, который не закончился до начала Второй мировой войны. Трудовые лагеря для заключенных получили широкий размах. Пытки подозреваемых стали законными. Смертная казнь была также восстановлена, хотя многие арестованные умирали уже в казематах Лубянки и других тюрем без всяких формальностей. Многие смерти объявлялись самоубийствами, так, например, смерть Михаила Томского, руководителя профсоюзов, и Всеволода Мейерхолда, режиссера. Многие, которые «умерли», как Максим Горький, вероятно, были отравлены, и Сергей Куйбышев, говорили, был умерщвлен. И при таком терроре получила большое распространение практика обвинения людей как «шпионов», «врагов народов», в особенности, для иностранцев. Клика, ответственная за это, организовала и оркестровала возрождение той страшной русской черни, которая является наследниками тех, кто участвовал в погромах, и которая теперь отличалась со своими нечеловеческими выкриками «покончить с ними» по адресу невинных, приведенных в залы судов.