Алексей Писемский - Масоны

• Название: Масоны
• Автор: Алексей Писемский
• Жанр: Русская классическая проза

---

- Но мы, однако, его найдем и в Москве, - сказал Аггей Никитич, - если вы будете так добры, что сообщите нам, где живет господин камер-юнкер.

- С большим бы удовольствием это сделала, если бы только знала его адрес, - отвечала Екатерина Петровна, - которого, вероятно, он сам не знает, потому что последний год решительно пребывал где день, где ночь.

- Где день, где ночь! Хорош же мальчик! - произнес Аггей Никитич и мрачно склонил свою голову, а потом вдруг встал и начал раскланиваться с Екатериной Петровной.

- Вы хотите уехать? - спросила его та.

- Да, мне не совсем здоровится, - проговорил Аггей Никитич и вместе с тем мотнул головой своему товарищу, мечтательно созерцавшему дебелую фигуру Екатерины Петровны.

Надобно сказать, что поручик издавна любил дам полных и черноволосых и если женился на сухопарой и совершенно белобрысой дочке ополченца, то это чисто был брак по расчету.

- По крайней мере, вы напейтесь чаю у меня, - останавливала было своих гостей Екатерина Петровна.

- Нет-с, благодарим! - отказался Аггей Никитич и пошел, а за ним последовал и поручик, кинув только еще раз мечтательный взгляд на Екатерину Петровну, которая, наконец, заметила это.

Всю дорогу поручик старался выпытать у Аггея Никитича, что он дальше намерен предпринять; но тот отмалчивался, так как действительно чувствовал, что с ним происходит что-то неладное в смысле физическом и еще более того в нравственном; он уже ясно предчувствовал, что все это глупое и оскорбительное для него событие прекратит его поэтическое существование, которым он так искренно наслаждался последнее время, и что затем для него настанет суровая и мрачная пора. Возвратившись домой и расставшись с поручиком, Аггей Никитич лег в постель, а к вечеру захворал той же горячкой, которой был болен после похорон Людмилы Николаевны. О своей болезни Аггей Никитич не уведомил пани Вибель, а также не послал и за доктором, желая, кажется, одного, чтобы как-нибудь поскорей умереть.

Пани Вибель, в свою очередь, тоже мучилась. Узнав еще в Синькове, что Аггей Никитич вдруг совершенно неожиданно уехал домой, она отчасти поняла, что причиной того было ее маленькое кокетство, которое она позволила себе с камер-юнкером. Несмотря на то, Марья Станиславовна все-таки весь следующий день, разумеется, ожидала, что Аггей Никитич придет к ней. Прошло, однако, все утро, весь полдень; наступил, наконец, вечер, когда к ней Аггей Никитич непременно уж являлся, но на этот раз он не шел. Пани Вибель не вытерпела долее и послала Танюшу узнать, что такое с Аггеем Никитичем и почему он к ней не идет. Та прямо пробралась в кабинет Аггея Никитича, где он лежал почти в забытьи. Разбудив его, она ему сказала, что Марья Станиславовна очень беспокоится, отчего Аггей Никитич не был у нее.

- Скажи, что я спал, потому что перед этим очень много и долго не спал, - ответил он что-то такое и снова погрузился как бы в забытье.

Танюше подумалось, что он пьян, о чем она, возвратясь к госпоже, и доложила той.

- Как пьян?.. Что за глупости ты говоришь? - проговорила пани и по темным суметным улицам уездного городка сама отправилась к Аггею Никитичу, которого застала в том же дремотном состоянии.

- Аггей Никитич, Аггей Никитич! - окликнула она его нетерпеливо.

Он сначала полуоткрыл глаза, но потом, кажется, догадавшись, кто его зовет, открыл уж их совсем, и когда узнал окончательно Марью Станиславовну, то к нему снова возвратилось полное сознание со всеми подробностями его ощущений и мыслей.

- Я не ожидал вас видеть, - проговорил он первоначально.

- Как и почему ты не ожидал меня видеть? - воскликнула, уже горячась, пани Вибель.

- Так, не ожидал!.. - ответил Аггей Никитич. - Мы к людям, которых презираем, не ходим.

- Кто презирает, кого презирает? - говорила пани Вибель, начавшая, как и Танюша, думать, что Аггей Никитич в самом деле пьян.

- Презираете вы меня! - отчеканил он с ударением.

- Я?.. Тебя?.. Да что ты, бредишь, что ли, или выпил много? горячилась Марья Станиславовна.

- Да, я выпил, - произнес, глубоко вздохнув, Аггей Никитич, - но только не вина, а отравы.

- Отравы он выпил!.. Если ты это шутишь, так глупо так шутить; изволь сейчас же вставать, оденься и не говори больше нелепостей!

- По-вашему, я говорю глупости и нелепости! - сказал Аггей Никитич грустно-ироническим тоном и не думая, по-видимому, подняться с постели. Для меня это не новость; я знаю теперь, что вы давно считаете меня смешным дураком.

Пани Вибель при этом вспыхнула и, окончательно рассердившись, воскликнула:

- Да ты хоть кому покажешься дураком; выдумал что-то такое в своей фантазии и расписывает!.. Я его презираю, - скажите, пожалуйста!

Марью Станиславовну больше всего обидели слова Аггея Никитича, что она его презирает. "Так для чего же я с ним сошлась? - пробежало в ее маленькой голове. - Не из-за денег же его!.. Я для него разъехалась с мужем, надо мной вот тот же камер-юнкер и даже Рамзаев подсмеиваются за мою любовь к нему, а он ничего этого не понимает и за какой-то вздор еще капризничает!"

- Я очень хорошо догадываюсь, за что ты взбесился на меня: за то, что я немножко побольше поговорила с камер-юнкером.

Аггей Никитич при этом грустно и злобно усмехнулся.

- Нет, вы с ним говорили не много, - сказал он, - но вы очень много смеялись, когда он вас забавлял своими насмешками на мой счет.

Пани Вибель при этом уж нахмурилась и стремительно спросила:

- Но как же ты это знаешь?

- Я слышал ваш разговор в этой угольной комнате в Синькове.

- О, ты поэтому подслушивал! Как это благородно! Но в этом разговоре ничего особенного и не было; он болтал разный вздор, и я действительно рассмеялась... Что ж тут такого важного?

- Как? - почти рявкнул на это Аггей Никитич, быстро поднимаясь с дивана и сбрасывая с него свои длинные ноги. - Это не важность, когда вам говорят, что я ворую апельсины на балах, раздавливаю их и из-под меня течет?

- Он это не про тебя говорил, а про других! - думала было немножко поувернуться пани Вибель.

- Нет-с, про меня! - кричал Аггей Никитич, дрожа всем корпусом от начинавшего его бить озноба.

- Но если и про тебя, опять это только глупо и смешно, - не больше.

- Нет, это не смешно! - возразил ей грозно Аггей Никитич. - И что бы, вы думаете, сделал я, когда бы мне кто-нибудь сказал, что вы урод, что вы глупая и развратная женщина? Это ведь тоже была бы нелепость! Что же бы я стал над тем смеяться?

- И ты бы рассмеялся, если считаешь это неправдой.

- Ну, я не знаю, что тут считать правдой или неправдой, но я бы того человека вышвырнул в окно, будь даже это женщина!

- Не могла же я, как ты, вышвырнуть в окно камер-юнкера; к тому же окно и закрыто было, - заметила насмешливо пани Вибель.

- Где вам вышвыривать его в окно! Вы, напротив, упивались его пошлыми остротами на мой счет, - произнес Аггей Никитич и хлобыснулся снова на диван, так как лихорадочный припадок окончательно им овладел. Будь пани Вибель несколько поумней и похитрей, ей стоило только прекратить этот разговор и признаться Аггею Никитичу, что она действительно дурно поступила, то, может быть, все бы кончилось благополучно; но, во-первых, она нисколько не считала себя дурно поступившею, а, напротив, в намеках и колкостях Аггея Никитича видела совершенно несправедливое оскорбление ее; сверх того, по темпераменту своему она была очень вспыльчива, так что, когда Аггей Никитич произнес фразу, что пани Вибель упивалась болтовней камер-юнкера, она встала с кресла и с тем гордым видом польки, каковой обнаружила при первом знакомстве своем с откупщицей, произнесла:

- Вы, я вижу, порядочных женщин не умеете понимать, а потому я лучше уйду от вас, и приходите уж вы ко мне раскаяться, когда опомнитесь от вашего глупого гнева!

- Мне же раскаяться? Нет! - воскликнул Аггей Никитич. - "Довольно мне пред гордою полячкой унижаться!"[112] - продекламировал он, переврав немного, из "Сцены у фонтана".

- Но гордая полячка тоже перед вами не унизится! - воскликнула, с своей стороны, пани Вибель и ушла.

Аггея Никитича долго еще бил потом лихорадочный озноб; затем с ним начался жар, и он впал в беспамятство. Заехавший к нему поручик, чтобы узнать, что он предпримет касательно дуэли, увидев Аггея Никитича в совершенно бессознательном положении, поскакал позвать доктора; но тот был в отъезде, почему поручик бросился к аптекарю и, застав того еще не спавшим, объяснил ему, что доктора нет в городе, а между тем исправник их, господин Зверев, находится в отчаянном положении, и потому он просит господина аптекаря посетить больного. Поручик в эти минуты совершенно забыл, в каких отношениях находился Аггей Никитич с аптекарем; но сей последний, получив такое приглашение, первоначально впал в некоторое размышление и в довольно сильную борьбу с самим собою, но в конце концов гуманный масон восторжествовал в нем над оскорбленным мужем.