Алексей Писемский - Люди сороковых годов

• Название: Люди сороковых годов
• Автор: Алексей Писемский
• Жанр: Русская классическая проза

---

У Еспера Иваныча в городе был свой дом, для которого тот же талантливый маэстро изготовил ему план и фасад; лет уже пятнадцать дом был срублен, покрыт крышей, рамы в нем были вставлены, но - увы! - дальше этого не шло; внутри в нем были отделаны только три - четыре комнаты для приезда Еспера Иваныча, а в остальных пол даже не был настлан. Дом стоял на красивейшем месте, при слиянии двух рек, и имел около себя не то сад, не то огород, а скорей какой-то пустырь, самым гнусным и бессмысленным образом заросший чертополохом, крапивою, репейником и даже хреном. Павел по очень знакомой ему лесенке вошел в переднюю. Первая его встретила Анна Гавриловна с распухнувшими от слез глазами и, сверх обыкновения, совершенно небрежно одетая.

- Что дяденька? - спросил Павел.

- Започивал! - почти шепотом отвечала Анна Гавриловна.

- Что такое с ним?

- Удар: ручка и ножка отнялись, - отвечала Анна Гавриловна.

- Господи боже мой! - произнес Павел.

У Анны Гавриловны все мускулы в лице подергивало.

- Марья Николаевна наша приехала! - проговорила она несколько повеселевшим тоном.

- Слышал это я, - отвечал Павел, потупляясь; он очень хорошо знал, кто такая была Марья Николаевна.

- Подите-ка, какая модница стала. Княгиня, видно, на ученье ничего не пожалела, совсем барышней сделала, - говорила Анна Гавриловна. - Она сейчас выйдет к вам, - прибавила она и ушла; ее сжигало нетерпение показать Павлу поскорее дочь.

Тот, оставшись один, вошел в следующую комнату и почему-то опять поприфрантился перед зеркалом. Затем, услышав шелест женского шелкового платья, он обернулся: вошла, сопровождаемая Анной Гавриловной, белокурая, чрезвычайно миловидная девушка, лет восемнадцати, с нежным цветом лица, с темно-голубыми глазами, которые она постоянно держала несколько прищуренными.

- Вот, посмотрите, какая! - проговорила, не утерпев, Анна Гавриловна. Это племянник Еспера Иваныча, - прибавила она девушке, показывая на Павла.

Та мило улыбнулась ему и поклонилась. Павел тоже расшаркался перед нею.

Они сели.

- Вы еще в гимназии учитесь? - спросила его девушка.

- В гимназии!.. Я, впрочем, скоро должен кончить курс, - отвечал скороговоркой Павел и при этом как-то совершенно искривленным образом закинул ногу на ногу и безбожно сжимал в руках фуражку.

- А потом куда? - спросила девушка.

- Потом ненадолго в Демидовское[26], а там и в военную службу, и в свиту.

Павел, не говоря, разумеется, отцу, сам с собой давно уже решил поступить непременно в военную.

- Почему же в Демидовское, а не в университет? Демидовцев я совсем не знаю, но между университетскими студентами очень много есть прекрасных и умных молодых людей, - проговорила девушка каким-то солидным тоном.

- Конечно, - подтвердил Павел, - всего вероятнее, и я поступлю в университет, - прибавил он и тут же принял твердое намерение поступить не в Демидовское, а в университет. Марья Николаевна произвела на него странное действие. Он в ней первой увидел, или, лучше сказать, в первой в ней почувствовал женщину: он увидел ее белые руки, ее пышную грудь, прелестные ушки, и с каким бы восторгом он все это расцеловал! Фуражку свою он еще больше, и самым беспощадным образом, мял. Анна Гавриловна, ушедшая в комнату Еспера Иваныча, возвратилась оттуда.

- Дяденька вас просит к себе, - сказала она Павлу.

Тот пошел. Еспер Иваныч сидел в креслах около своей кровати: вместо прежнего красивого и представительного мужчины, это был какой-то совершенно уже опустившийся старик, с небритой бородой, с протянутой ногой и с висевшей рукой. Лицо у него тоже было скошено немного набок.

Павел обмер, взглянув на него.

- Видишь, какой я стал! - проговорил Еспер Иваныч с грустною усмешкою.

- Ничего, дяденька, поправитесь, - успокаивал его Павел, целуя у дяди руку, между тем как у самого глаза наполнились слезами.

Мари тоже вошла и села на одно из кресел.

- Познакомь их! - сказал Еспер Иваныч Анне Гавриловне, показывая пальцем на дочь и на Павла.

- Они уже познакомились, - отвечала Анна Гавриловна.

- Скажи, чтобы они полюбили друг друга, - проговорил Еспер Иваныч и сам заплакал.

Павел был почти не в состоянии видеть этого некогда мощного человека, пришедшего в такое положение.

- Он... малый... умный, - говорил Еспер Иваныч, несколько успокоившись и показывая Мари на Павла, - а она тоже девица у нас умная и ученая, прибавил он, показав Павлу на дочь, который, в свою очередь, с восторгом взглянул на девушку.

- Когда вот дяденьке-то бывает получше немножко, - вмещалась в разговор Анна Гавриловна, обращаясь к Павлу, - так такие начнут они разговоры между собою вести: все какие-то одеялы, да твердотеты-факультеты, что я ничего и не понимаю.

Еспер Иваныч рассмеялся; девушка взглянула на мать; Павел продолжал на нее смотреть с восторгом.

О, сколько любви неслось в эти минуты к Марье Николаевне от этих трех человек!

Еспер Иваныч продолжал сидеть и неумно улыбаться.

- Как же я вас буду звать? - отнеслась Марья Николаевна к Павлу несколько таким тоном, каким обыкновенно относятся взрослые девушки к мальчикам еще.

- Как вам угодно, - отвечал тот.

- Я вас буду звать кузеном, - продолжала она.

- В таком случае позвольте и мне называть вас кузиной! - возразил ей на это Павел.

- Непременно кузиной! - подхватила Марья Николаевна.

- Слышите, батюшка! - отнеслась Анна Гавриловна к Есперу Иванычу. - Она его карзином, а он ее карзиной будут называть.

- Карзиной! - повторил Еспер Иваныч и засмеялся уже окончательно.

Вот что забавляло теперь этого человека. Анна Гавриловна очень хорошо это понимала, и хоть у ней кровью сердце обливалось, но она все-таки продолжала его забавлять подобным образом. Мари, все время, видимо, кого-то поджидавшая, вдруг как бы вся превратилась в слух. На дворе послышался легкий стук экипажа.

- Это Клеопаша, должно быть, - проговорила она и проворно вышла.

- Кто? - спросил Еспер Иваныч.

- Клеопатра Петровна, надо быть, - отвечала Анна Гавриловна.

- Кто это такая? - спросил ее негромко Павел.

- Да как, батюшка, доложить? - начала Анна Гавриловна. - Про господина Фатеева, соседа нашего и сродственника еще нашему барину, слыхали, может быть!.. Женился, судырь мой, он в Москве лет уж пять тому назад; супруга-то его вышла как-то нашей барышне приятельницей... Жили все они до нынешнего года в Москве, ну и прожились тоже, видно; съехали сюда... Княгиня-то и отпустила с ними нашу Марью Николаевну, а то хоть бы и ехать-то ей не с кем: с одной горничной княгиня ее отпустить не желала, а сама ее везти не может, - по Москве, говорят, в карете проедет, дурно делается, а по здешним дорогам и жива бы не доехала...

- Она одна или с мужем? - перебил Еспер Иваныч Анну Гавриловну, показывая рукою на соседнюю комнату.

- Одна-с, - отвечала та, прислушавшись немного. - Вот, батюшка, прибавила она Павлу, - барыня-то эта чужая нам, а и в деревню к нам приезжала, и сюда сейчас приехала, а муженек хоть и сродственник, а до сих пор не бывал.

- Дурак он... - произнес Еспер Иваныч, - армейщина... кавалерия... только и умеет усы крутить да выпить, - только и есть!

- Уж именно - балда пустая, хоть и господин!.. - подхватила Анна Гавриловна. - Не такого бы этакой барыне мужа надо... Она славная!..

- Она умная! - перебил с каким-то особенным ударением Еспер Иваныч, и на его обрюзглом лице как бы на мгновение появилось прежнее одушевление мысли.

Вошла Мари и вслед за ней - ее подруга; это была молодая, высокая дама, совершенная брюнетка и с лицом, как бы подернутым печалью.

- Здравствуйте, Еспер Иваныч! - сказала она, подходя с почтением к больному.

- Здравствуйте! - отвечал ей тот, приветливо кивая головой.

М-me Фатеева села невдалеке от него.

- Вот это хорошо, что вы из деревни сюда переехали - ближе к доктору, здесь вы гораздо скорее выздоровеете.

- Да, может быть, - отвечал Еспер Иваныч, разводя в каком-то раздумьи руками. - А вы как ваше время проводите? - прибавил он с возвратившеюся ему на минуту любезностью.

- Ужасно скучаю, Еспер Иваныч; только и отдохнула душой немного, когда была у вас в деревне, а тут бог знает как живу!.. - При этих словах у m-me Фатеевой как будто бы даже навернулись слезы на глазах.

- Что делать! Вам тяжкий крест богом назначен! - проговорил Еспер Иваныч, и у него тоже появились на глазах слезы.

Анна Гавриловна заметила это и тотчас же поспешила чем-нибудь поразвеселить его.

- Полноте вы все печальное разговаривать!.. Расскажите-ка лучше, судырь, как вон вас Кубанцев почитает, - прибавила она Есперу Иванычу.

Он усмехнулся.

- Ну, расскажи! - проговорил он.

- Кубанцев - это приказный, - начала Анна Гавриловна как бы совершенно веселым тоном, - рядом с нами живет и всякий раз, как барин приедет сюда, является с поздравлением. Еспер Иваныч когда ему полтинник, когда целковый даст; и теперешний раз пришел было; я сюда его не пустила, выслала ему рубль и велела идти домой; а он заместо того - прямо в кабак... напился там, идет домой, во все горло дерет песни; только как подошел к нашему дому, и говорит сам себе: "Кубанцев, цыц, не смей петь: тут твой благодетель живет и хворает!.." Потом еще пуще того заорал песни и опять закричал на себя: "Цыц, Кубанцев, не смей благодетеля обеспокоить!.." Усмирильщик какой - самого себя!