Надежда Тутова - Уж замуж невтерпеж

• Название: Уж замуж невтерпеж
• Автор: Надежда Тутова
• Жанр: Фэнтези

Сколько раз крали Эредет — главную героиню истории, — чтобы жениться на ней, наверное, она и сама не помнит. А все почему? Да потому, что она — пиктоли, то есть оборотень, обладающий способностью находить и призывать золото. Тот факт, что девятнадцатилетнюю девушку «крали замуж» несколько раз, ее семья тщательно скрывает, тем более все похищения срывались. Но на этот раз удача отвернулась от героини. Нет, от очередного «женишка» ее спас проезжающий/проходящий мимо… ммм… рыцарь? Но, как всегда в сказках — приключения на этом только начинаются.

---

Ага, мечтайте дальше. Да я в его речи не то, что половину не разобрала, намного больше. Сказать об этом неудобно, а делать… Я честно пыталась следовать его словам, только выходило как-то не очень. Какие четыре пальца? Какая передняя лука? Или задняя? Изобразив неизвестно что и непонятно зачем, я таки умудрилась влезть левой ногой в стремя, пытаясь перекинуть правую. Хм, я не падала, совсем нет. Я… зависала! Нога так и застыла в воздухе, я несильно отставала от своей же конечности, если так можно сказать. Зорька удивленно воззрилась на меня, как бы говоря: «Так ты собираешься влезать?», Тванери, присев и расставив руки, не знал: то ли пихать меня вверх, то ли ловить. В такой вот забавной композиции мы простояли-провисели довольно долго, пока я все-таки не соскользнула на землю. Было не столько больно, сколько обидно. Да не поделать ничего — виноватых нет. Вроде как…

— Ладно, дэточка, не переживай, — суетился вокруг меня трактирщик, помогая встать и отряхнуться.

— Я и не переживаю, — пробубнила сквозь зубы.

Честное слово, совсем не переживаю. Я от страха просто трясусь!

Видимо успокоившись и поверив моим словам, Тванери вновь принялся за «урок»:

— Попробуем еще раз. Давай, давай. Все же хорошо, что лошадка спокойная, — вынужденно похвалил мужчина Зорьку.

Та даже ухом не шевельнула. А во мне взыграла гордость. Ненадолго: ровнехонько до того момента, как Тванери подвел меня к седлу и принялся наставлять по новой.

Сколько еще таких разов было, даже сказать не могу — сбилась со счета, стараясь воплотить в жизнь чаяния Тванери. Меня спасла жена трактирщика, выглянувшая во двор узнать, где же это пропал муженек. Мой благодарный вздох услышала только Зорька, но оценка кобылы была как раз в духе всех ее действий — полнейшее равнодушие.

Задерживаться в Мальбурге дольше не было смысла. Даже туманное утро не вынудило изменить решения. Тванери долго крутил ус, присматривая за сбором провизии. Почему-то мне казалось, ему совсем не хочется меня отпускать. С чего? Знала бы, сказала. Посмотрев на седельные сумки, едва не застонала: это сколько ж еды туда уместили?!

Уже расплачиваясь, я обратила внимание, что Тванери слишком пристально рассматривает меня. Видимо поэтому сдачу он дал не просто больше положенного, а вообще вернул все, еще и с добавкой.

— Э… Уважаемый, тут слишком много, — я попыталась обратить внимание трактирщика на его ошибку: по моим прикидкам, здесь и деньги за постой, и за еду, да и за карту.

Тванери будто не слышал моих слов. Повторение получило тот же ответ, в смысле никакого ответа и не было.

— Ты ведь Мелегита дочь… — внезапно, то ли спрашивая, то ли утверждая, выдал трактирщик.

— Да… — от испуга мой голос был едва слышен: откуда он знает моего отца? А может он знает совсем другого Мелегита? Зачем я тогда «да» ляпнула?

Тванери покрутил ус, задумчиво оглядел меня еще раз с макушки до носок, выдав:

— Куда ж Златоглавый смотрел?..

Ик… Это он о ком?

Спросить не удалось, поскольку, свистнув Тавра, трактирщик подхватил одну из сумок, поручив вторую сыну, и направился во двор. Все верно, мне уезжать пора.

Повторять вчерашние мучения не пришлось: Тванери без лишних слов усадил меня на лошадь, пристроил понадежней сумки и сам повел Зорьку к воротам. На прощание с задором и огнем странствий в глазах — точь-в-точь, как у папа, когда он рассказывал о былых походах, он сказал:

— Отцу привет от Безусого передавай!

И, не дожидаясь ответа, хлопнул Зорьку по крупу. Кобыла обижено фыркнула и относительно резво поскакала по улице.

Безусого? Это он о себе? А как же… ну, та растительность, что у него над верхней губой имеется? Эх, опять вопросы без ответа.

Странная я, наверное. Если бы пришлось вести дневник, где описывались все происходящие со мной события с того самого дня в середине ньяра, когда так и оставшийся безвестным бандит украл меня из деревни тетушки Гретты, записи были б весьма сумбурными. Почему? Все просто: иной день описывался бы до минуточки, а иные недели и строчки одной не удостоились. Вообще-то в детстве у меня был дневник. Я тогда впервые поехала с родителями и братом в Патир. Мне выпало очень важное задание: отвлечь папа, пока маман с братом покупают подарок к его дню рождения. Гуляя по одной из торговых улочек, в маленькой лавке, в окне на подставке я увидела… книгу в ярко-алой атласной обложке, расшитой желтыми цветами с зелеными листьями. Я забыла обо всем: и о папа, и о поручении маман, не замечала шум улицы — книга манила меня. Проследив взглядом, папа сразу понял, что так увлекло дочь. Не говоря ни слова, он взял меня за руку и повел в лавку. Степенный владелец сей диковинки рассказал, что это не книга, а дневник. Странное слово смутило, но отнюдь не разочаровало. Папа поведал, что дневник, это как книга заклинаний у волшебниц, только девочки пишут туда свои секреты, мечты, приключения. Но писать надо очень аккуратно и красиво, ни разу не ошибившись. Помню, как обещала папа писать без ошибок, одинаковыми ровными буквами. Прячущий улыбку в складках губ купец, нахмурив брови, строго наказал держать слово, а не то дневник улетит от меня и вернется в лавку, дожидаясь новой владелицы. Папа заплатил тогда целый злотник, даже не задумываясь. От избытка чувств я молчала. Я была невероятно счастлива, будто на моих глазах свершилось чудо. В какой-то мере для маленькой девочки все так и было.

А в дневнике я ничего и не записала — не нашла достойных слов. Потом я его подарила маман на Новый год. Вела ли она его, не знаю — ведь это был уже ее дневник.

Первый день, тот самый, когда я покинула Мальбург, навсегда останется в моей жизни как самый болезненный. Даже призывание золота в сравнение не идет. Ну, почему мне никто не сказал, что новичку ехать в первый раз надо не больше пары часов. Я… да я как самая настоящая дурочка промаялась в седле почти до вечера! Усадить-то меня Тванери в седло усадил, а вот как я слезать буду, не подумал. Я, естественно, тоже. Нежданно выяснила, что ехать с кем-то в седле и самой — совершенно разные вещи! Слезть я не могла, даже сдвинуться. Оригинальная композиция, застывшая у какого-то оврага, напоминала забытый горе-скульпторами памятник. Мы постояли чуть-чуть. Потом еще постояли… И еще… Зорька, при всем своем равнодушии, явно не намерена была и далее изображать скульптуру. Как именно, я не поняла, но кобыла измудрилась не то чтобы скинуть меня, а скорее помогла урониться точнехонько в овраг. Хорошо хоть не в кусты — они же царапаются!

Из оврага пришлось выползать, поскольку ноги объявили забастовку, ни в какую не желая двигаться. Мда… И как это у наездников ноги колесом не становятся? Лично у меня… Эх, хорошо, что это было только с непривычки — через недельку пообвыкла, ноги формы не поменяли, только болели… Словно мне их отдавили, перекрутили и порубили одновременно. Впрочем, спина, руки и все остальное болело не меньше.

На следующий день взбиралась в седло… Даже вспомнить страшно! Но деваться некуда. Благо, Зорька такая равнодушная. Правда, на заре она меня таки разбудила, потребовав положенный паек.

А седлала как? А взнуздывала? Тоже страшно вспоминать. Если бы не овинник из Верховских конюшен, так бы бедная Зорька и мучалась, а вместе с ней и я. Конечно, объяснения овинника не шли в сравнение с речами Тванери, зато было весьма наглядно. Правда, все детали и узды, и седла овинник именовал «штуковинами». Да ругался сильно…

Немного пообвыкнув в верховой езде, я выяснила, что у меня довольно много свободного времени. Которое я, естественно, потратила на всяческие размышления. Во-первых, Зорька все-таки меня боялась, точнее, чувствовала ипостась пиктоли. Почему? Все просто: пришлось как-то наблюдать, как она шагает без меня. Она именно шагает, а когда я сижу на ее спине, бодренько цокает по дороге. Кажется, это называется рысить. Но я могу и ошибаться. Во-вторых, едем мы все же намного медленнее ожидаемого — до ближайшей деревеньки добирались три дня, вместо одного. Но я ведь и не слишком хороший краевед и путешественник, вполне могла неправильно время рассчитать. В-третьих, не все так просто у Фларимона с Лойритом. Пусть я и не идеал, но уже понимаю, что невозможно скакать днем и ночью с редкими остановками — лошадь, да и всадник такого не перенесут. Но ведь это было, я своими глазами видела, да и не только видела… Тогда как Лойрит выдержал все? Опять вопрос без ответа. Хотя спросить можно у Фларимона, но для начала его найти надо. А этого я делать не собираюсь. Почему? Ну… много причин. Самая же главная — я все еще влюблена в него. Эх, никогда не думала, что любовь точно хворь — кажется излечилась, но она только прячется поглубже, чтобы в самый неподходящий момент напомнить о себе. В-четвертых, в свете периодических падений с лошади, в который раз порадовалась относительной неуязвимости пиктоли. Да, именно относительной. Не надо думать, что пиктоли бессмертны и прочее. Несмотря на прочность кожи в ипостаси пиктоли, нам можно нанести смертельную рану. Ведь даже самый прочный доспех можно пробить… Шутка природы, а может Всевышнего или Лукавого, но пиктоли можно убить… золотым клинком. Да-да, именно золотым. Только какой сумасшедший будет ковать меч или кинжал из чистого золота самой лучшей породы? Только колдун какой. Да и то ритуальный будет, а им особо не повоюешь. Маман говорила, что сочетание нужной длины клинка и качества самого золота весьма редко встречается. Папа добавлял, что лично он слышал о трех таких кинжалах в Листиге, парочке в Фелитии и одном не то в Бруйси, не то в Аломе, причем все они лишь церемониальные предметы — воплощение легендарного оружия сэра Ореста, одного воинствующего святого, хранящиеся в храмах, посвященных оному праведнику.