Айвен Сандерсон - Карибские сокровища

• Название: Карибские сокровища
• Автор: Айвен Сандерсон
• Издательство: Мысль
• Жанр: Природа и животные
• Год: 1991
• ISBN: 5-244-00569-3

В своей книге известный американский ученый-натуралист рассказывает об экспедициях в страны Карибского бассейна с целью изучения и сбора животных

---

Тут начался чистый цирк: нам хотелось вернуть свою законную добычу, кроме того, у нас уже был печальный опыт, когда что-то живое утопало в этой воде и начинало разлагаться. Чтобы добраться до беглеца, пришлось перетаскать целую гору груза на лодку и снять весь палубный настил. Стемнело, обед был испорчен, и Ричи отказался нам помогать. И вот при свете керосиновых ламп, качающихся в темноте, мы бродим среди невидимых досок, скользких от машинного масла, в черной маслянистой воде примерно в фут глубиной и гоняем от кормы к носу и обратно нечто неизвестное и способное на любые сюрпризы. Переборки на яхте были из металла, с круглыми дырками дюйма два в диаметре, через которые трюмная вода свободно проникала в центральный отсек, где работала помпа. Таинственное существо проскальзывало в эти дырки с неимоверной легкостью.

Мы выкачали воду помпой, насколько смогли, но внизу осталась цепочка лужиц черного масла. В наилучших традициях создателей Британской империи мы уговорили простодушного туземца обследовать все лужицы по очереди голыми руками: деяние довольно постыдное, но все же увенчавшееся успехом — в конце концов мы вытащили чужими руками из грязи комок, который судорожно дышал. Когда мы его тщательно отмыли, это оказалось вовсе не ракообразное, а диковинная рыба.

Эта диковинка — сом-броняк (Doras cataphractus) — покрыта отчасти панцирем из чешуи, как крохотный осетр. Грудные плавники, изогнутые, как ятаганы, сделаны словно из крепкого, негнущегося, сплошного металла. Рыба может резко прижимать их к телу, а так как внутренние ребра снабжены рядом похожих на зубы шипов, то плавники могут не только удерживать, но и врезаться в самые крепкие предметы. При этом странная тварь еще выпускает из железы у основания плавников какую-то белую вязкую жидкость в большом изобилии. Да, мне редко приходилось видеть в природе такую совершенную приспособленность к среде обитания.

Наконец мы все-таки пообедали на крыше, и, признаюсь откровенно, я воспользовался первой возможностью и самым неуклюжим предлогом — кажется, сбором хвороста, что прекрасно мог взять на себя Андре, — чтобы удрать в челноке, который был привязан сзади для мелких вылазок. Во время обеда нам не мешали ни комары, ни песчаные мухи, а лягушки продолжали «хрр-гракать» оглушительным хором. Я весь был охвачен зоологическим любопытством, что весьма удачно сочеталось со столь же ярко выраженным отвращением к возне с досками палубного настила, перегрузке пожитков обратно на яхту и устройству ночлега. Поэтому я и спасся бегством на челноке, прихватив сильный фонарь, несколько длинных и тонких бутылок с навинчивающимися колпачками, сачок и запасное весло.

Рискуя выслушать упрек в том, что даю волю своему воображению, я все же хочу попытаться передать хоть отчасти то впечатление, которое производила на меня мистическая прелесть той ночи, как и многих других тропических ночей. Тихо опуская весло в черную, как тушь, воду, я гнал легкий челнок среди гибких, статных водяных растений, молчаливо стоящих в теплой тьме, и вдруг начисто отрешился от безнадежно запутанного клубка мирских забот, от политических интриг и коварных лодочных моторов и вступил в волшебную страну, полную мира и безмятежного спокойствия. Яркая золотая луна взошла над травами и озарила лощину, обводя мокрые ребра листьев ярким сиянием, как будто они светились собственным светом. Тени стали непроглядно черными, незнакомые птицы покрикивали в кронах деревьев, среди тростников мелькали светящиеся жуки, и кое-где узорные листья слегка качались, когда ленивое течение ласково трогало стебель, уходящий глубоко в воду. Безмолвие и покой обняли меня, и я плыл по течению в полной гармонии с миром, позабыв о реальности.

На этот раз моя отрешенность от бренного существования швырнула меня головой вперед в кучу листьев, кишевшую громадными муравьями, укус которых жег не хуже осиного жала. Я оскорбил прекрасную ночь самыми непозволительными выражениями, быстро отогнал челнок от берега, сбросил одежду и стал смахивать мучителей, опрокидывая бутылки, а в довершение всего встал коленом на весло и сломал его пополам. Когда мучения кончились и преследователей поглотила тьма, я прочно застрял в тростниках. И тут почти у самого моего уха раздалось зычное «хрр-грак!».

Я включил фонарь и долго шарил лучом вокруг, но не увидел ничего, кроме сплошной стены тростника. Попытался заглянуть дальше, но ведь челнок может превратиться в орудие пытки — как раз когда тебе нужно заглянуть в определенное место, он плывет самостоятельно в противоположную сторону. Я проталкивал челнок дальше, а лягушка осыпала меня издевательскими «хрр-граками». Вблизи этот звук обладал потрясающей мощью. В моем воображении стала формироваться колоссальная раздутая жаба (как вы уже поняли, бесценный и никем не описанный новый вид), сидящая на удобном большом листе, откуда ее можно смахнуть одним движением сачка. Но природа не так проста. Крики не умолкали, а я продолжал поиски, и, хотя мои барабанные перепонки едва не лопались, найти существо, издававшее звук, я не мог.

В таких переделках доходишь до грани безумия. Вот крик раздается прямо у тебя под носом, но стоит приблизиться, как он умолкает и его подхватывают два или три хориста в разных местах, только значительно дальше. В отчаянии бросаешь ближнего и гонишься за остальными — только для того, чтобы пережить все сначала.

Вдруг я буквально увидел звук! На некоторых тростниках были колосья с желтыми зернами, и одно такое зерно неожиданно раздулось, опало и снова стало раздуваться толчками, одновременно издавая тот самый звук. Кажется, я сошел с ума — или в мире есть орущие растения! Мне сделалось сильно не по себе, но я решил подождать и присмотреться. Зерно снова раздулось, как домик в диснеевском фильме, когда внутри идет потасовка, да как гракнет! Я схватил в горсть весь колос и сорвал его. Потом зажал фонарь в зубах и стал осторожно разжимать горсть и всматриваться в содержимое.

Среди зерен сидела крохотная лягушечка бледного кремово-желтого цвета, с громадными черными глазищами. Я поместил ее в одну из длинных бутылок и застыл в трансе. Через тридцать секунд из бутылки донесся приглушенный «хрр-грак», я зажег фонарь и увидел, что моя прелестная маленькая лягушка сидит вверх брюхом на скользком стекле и старательно покрикивает, раздувая горлышко в идеальный, размером с горошину шар, как две капли воды похожий на зерна в колосьях. И этот оглушительный шум устраивало такое крохотное создание! Неудивительно, что я так долго ее не замечал, — уверен, что не раз смотрел прямо на этих лягушек, но так и не видел, что у меня под носом, — ведь я искал нечто раз в сто побольше.

В поисках лягушек я выбрался на берег возле дальней окраины леса. Здесь травы почти не было — одни тростники. Берег высотой около четырех футов, земляной, крепкий. Я всю ночь вспоминал это место, пленившее мое воображение. Наутро Фред ни свет, ни заря начал чинить мотор. А я снова отправился к тому берегу, который показался мне еще более приятным, чем вчера ночью. С час я раздумывал, а потом поплыл обратно к яхте посоветоваться с Альмой. Она меня поддержала, и я дал приказ подтащить яхту вверх по течению, разгрузить и построить постоянный лагерь на том месте. Фред с глубочайшим вздохом облегчения побросал инструменты в ящик и решительно закрыл кожух мотора. Через два часа мы расчистили от тростника порядочное пространство и возвели из молодых деревьев каркас уютной мхупы. К вечеру мы, в общем, устроились.

Некоторое время жизнь текла мирно и спокойно. Расставили линии ловушек, собрали с тростников множество мелких лягушек, заинтересовались водяными улитками, выкапывали из нор в ближнем лесу броненосцев и загорали на солнышке. Но в один прекрасный день, когда Ричи и Андре ушли якобы ловить летучих мышей, а скорее всего устроили себе послеполуденную сиесту, Альма спала, покачиваясь в гамаке, а я сидел, размышляя о вечности, произошло сразу два события.

Во-первых, Фред решил снова заняться цилиндром, а во-вторых, из воды высунулась голова и рявкнула на меня. По сути дела эти два события никак не были связаны между собой, но цепи причин и следствий порой странно переплетаются.

Когда мои метафизические размышления нарушило явление головы, я никак не ожидал, что она рявкнет прямо мне в лицо. Это оскорбление застало меня врасплох и вызвало молниеносную реакцию, которая в свою очередь застала врасплох Фреда. Я схватил ружье и прыгнул на плоский нос яхты, чтобы следующим прыжком перепрыгнуть в челнок. Когда я обрушился на палубу, яхта качнулась и сильно накренилась. Что-то скатилось с крыши и, подняв фонтан брызг, скрылось в янтарной глубине. Не придав этому значения, я прыгнул на крышу. Тут я мельком увидел лицо Фреда, высунувшееся из-под крыши, и застыл как вкопанный. Лицо Фреда исказилось таким жутким отчаянием, какого я еще не видел. Он горестно возопил: