Пол Брэнд - Ты дивно устроил внутренности мои

• Название: Ты дивно устроил внутренности мои
• Автор: Пол Брэнд
• Издательство: Триада
• Жанр: Религия
• Год: 2007
• ISBN: SBN 5–86181–345–0

Анатомия церкви

«Внутреннее пространство» человека — мир его клеток, органов, биохимических процессов — это проповедь, в которой Бог рассказывает людям о церкви и взаимоотношениях между ее членами. Книга трехслойна — в ней истории о человеческом теле переплетаются с повествованиями из жизни врача–миссионера, проработавшего долгие годы в Индии, и глубокими размышлениями о духовных реалиях, заложенных Богом в тело человеческое и Тело Христово. Эта книга важна каждому, кто хочет осознать себя частичкой Вселенской и поместной церкви.

---

Мне еще больше становится понятным стремление приукрасить себя, чтобы как–то выделиться, когда я приступаю к изучению других нескольких миллионов видов живых существ, населяющих вместе с нами эту планету. Выберите любой вид животных — змей, насекомых, птиц, млекопитающих — и полистайте книжку с цветными картинками представителей данного вида. Какие краски, какие рисунки! Такое впечатление, как будто Творец взялся за дело в приподнятом настроении и с радостью выставил напоказ ярко раскрашенного попугая, дельфина–косатку и коралловую змею. Потом Он слегка перевел дыхание и продолжил уже без особого энтузиазма: получились грязно–серые ящерицы, скучного вида воробьи и ничем не привлекательные непромысловые рыбы. Потом Ему захотелось добавить красок, и появились сверкающие яркими придуманными совершенно неожиданно расцветками различные виды тропических рыб; демонстрирующие необычное оперение птицы: кардинал, сойка, сорока. А после этого Творец перешел к созданию более сложного по форме рисунка — и в мир пришли чешуйчатые рептилии, полосатые зебры и пятнистые гепарды. Потом вдохновение пошло на спад: буйство красок и рисунков прекратилось. И вот тогда были созданы человеческие существа с неброским цветом плоти — белокожие люди. Для разнообразия к ним были добавлены еще желтокожие, чернокожие и рыжие — причем каждый человек с ног до головы имеет один цвет, за исключением лишь размытого кораллового оттенка на губах и грудных сосках.

Насколько искусным был Творец? Представьте рисунки, картины, скульптуры, фотографии, которые еще со времен пещерного человека наглядно отражают наше бесконечное восхищение простой человеческой кожей.

Изучая биохимию кожи, я постигаю тайну: всего несколько молекул, расположенных в разных местах, при взаимодействии со светом способны изменить цвет (представители негроидной расы получают свой насыщенный цвет всего–навсего из 8–9 граммов меланина). Мне удалось понять этот сложный процесс: влажные студенистые клетки перемещаются на поверхность, где сглаживаются и высыхают, превращаясь в кератин — защитное чешуйчатое покрытие, которое постепенно отшелушивается. Я смог понять и сложнейший процесс образования с помощью кератина прочных ногтей у человека и копыт у лошадей. Но сколько бы я ни старался, я не перестаю удивляться, когда наблюдаю, как одинокий стебелек кератина прокладывает себе путь из волосяного мешочка. Он растет прямо и гордо и вдруг превращается в павлиний хвост, развернувшийся во всей своей красе. То, что было химией, стало красотой. Ощущение такое, как будто вы долго шли между мрачных, однообразных, серых скал, и совершенно неожиданно перед вами откуда–то появилось вывешенное индейцами лоскутное одеяло какой–то немыслимой ослепительно яркой расцветки, просто поражающей буйством красок. Или посреди безжизненной пустыни вы вдруг увидели стаю подпрыгивающих резвящихся дельфинов.

В сравнении с покрытыми перьями, шерстью и чешуей животными, человек кажется голым, незащищенным, «недоделанным». В отличие от животных всех видов, человек создан с кожей, предназначенной не столько для обозрения, сколько для общения, контакта с миром. Это свойство кожи подсказывает нам, какую роль выполняет кожа в Теле Христовом: в нем кожа символизирует само присутствие Христа. Кожа Тела Христова — это живая оболочка, которая показывает миру форму Тела, указывает на присутствие Божьего Тела в миру. Мы с вами уже говорили о том, что христиане порой совершают грубую ошибку, обнажая перед миром свой скелет. Христос осуждал подобные действия. Он учил нас принципу любви: «По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою» (Ин. 13:35).

Кожа — мягкая, теплая, приятная на ощупь — образ Божьей вести, исполненной любви ко всякой твари. Христос говорил нам: «Пусть мир прежде увидит красоту, прочувствует мягкость и тепло христианской общины, и лишь потом поймет, на каком вечном, непоколебимом основании она стоит».

Мир смотрит на Тело Христово. Что он видит? Какова на вид и на ощупь его кожа? Видят ли люди «любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, веру, кротость, воздержание» (Гал. 5:22)? Мы судим о людях по их внешности, наблюдаем за выражением их лица, стараясь уловить их настроение, понять их… На нас, Тело Христово, пристально и внимательно смотрит мир. Глядя на нас, люди представляют себе Христа. Поэтому царящая в церкви атмосфера, подобно коже, показывает людям нашу внутреннюю сущность.

15. Восприятие

Самое сильное ощущение нашего тела — это ощущение прикосновения. Мы постоянно испытываем какие–то чувства, любим и ненавидим, мы прикасаемся к кому–то и к нам прикасаются — осязательные клетки нашей кожи принимают во всем этом самое непосредственное участие.

Дж. Лайонел Тэйлор

В 1953 году по программе Фонда Рокфеллера я ездил по разным городам Соединенных Штатов Америки в составе делегации известных во всем мире хирургов и терапевтов. Мы изучали проблему возникновения паралича как осложнения после проказы. Заканчивалось наше пребывание в Нью–Йорке, где я должен был сделать доклад для Американского Института исследования проказы и встретиться с несколькими хирургами. Во время конференции в институте я вдруг почувствовал себя плохо: закружилась голова, стало тошнить. Кое–как я сумел прочитать доклад. Но меня все сильнее и сильнее бил озноб. Мне пришлось встать и выйти из зала. Я поехал на метро в гостиницу. Когда я ехал в вагоне, мне стало совсем плохо: от укачивания голова так закружилась, что я не мог ни стоять, ни сидеть. Я упал на пол. Пассажиры, скорее всего, подумали, что я пьяный. Никто не подошел ко мне.

Еле–еле я дотащился до гостиницы. У меня тупо пронеслось в голове: надо бы вызвать врача.

Но в номере не было телефона, а мне было так плохо, что сил уже не было: я со стоном упал на кровать. В таком состоянии я находился несколько дней. Мальчик–посыльный каждый день приносил мне в номер апельсиновый сок, молоко и аспирин.

Я едва пришел в себя как раз ко дню отлета назад в Англию, в Саутгемптон, был еще очень слабым и передвигался с трудом. В Саутгемптоне я пересел на поезд, чтобы доехать до Лондона. В поезде я плюхнулся на сиденье и, как привалился, согнувшись, к спинке, так и ехал всю дорогу. А ехал я долго. Поменять положение у меня просто не было сил. К концу пути ноги свело судорогой. У меня было единственное желание: чтобы эта бесконечная поездка наконец закончилась.

В конце концов, я добрался до дома своей тети, полностью опустошенный эмоционально и физически. Как мешок картошки, я безжизненно рухнул на стул; снял ботинки. И ют тут наступил, наверное, самый жуткий момент в моей жизни. Наклонившись, я снял носки, и мне стало совершенно очевидно: моя левая нога ничего не чувствует.

Смертельный страх сжал мой желудок сильнее, чем рвотные спазмы. Неужели это все–таки случилось со мной после семи лет работы с больными проказой? Теперь я сам стал больным?

Стараясь держать себя в руках, я встал, нашел длинную булавку и снова сел. Булавкой я уколол себя в лодыжку. Боли не почувствовал. Я воткнул булавку глубже — мне очень хотелось, чтобы сработал условный рефлекс на боль. Но его не было. Лишь кровь просочилась из пораненной кожи. Я содрогнулся при мысли о том, что боль уже никогда не вернется ко мне, и молча закрыл лицо руками.

Семь лет я вместе с бригадой врачей сражался против вековой традиции, чтобы дать свободу больным проказой. Изо всех сил мы старались побороть страх — мы сорвали страшную колючую проволоку, окружавшую поселок для больных проказой в Веллоре.

Я убедил весь персонал, что эта болезнь — наименее заразная из всех инфекционных болезней, передаваемых от человека человеку. Я объяснял, что соответствующая гигиена практически гарантирует, что врачи не заразятся. И вот теперь я, их руководитель — прокаженный. Это отвратительное слово, на употребление которого я наложил запрет, вдруг выросло передо мной, как чудовище, обнажив свою жуткую сущность. Как убедительно я доказывал своим пациентам, что они должны стереть это клеймо прошлого и собственными руками сотворить для себя новую жизнь, преодолев предрассудки общества!

Мой разум помутился. Мне надо будет обязательно изолироваться от семьи: дети врача — самая большая группа риска. Возможно, я смогу остаться в Англии. Но что, если каким–то образом просочатся слухи о моем заболевании? Я уже представил себе заголовки в газетах. А что же будет с моими пациентами? Кто же теперь рискнет лечить больных проказой, если сам в любой момент сможет оказаться отверженным?

Всю ночь я пролежал на кровати, не раздеваясь, сняв только ботинки и носки. Мое тело покрылось испариной, мне было тяжело дышать — я испытывал сильное моральное напряжение. В мозгу, как кадры кинофильма, проносились один за другим сюжеты о том, чего я теперь лишился, заболев проказой. Хотя я знал, что сульфаниламидные препараты, скорее всего, очень быстро остановят распространение болезни, я не мог не думать о том, как проказа исказит мое лицо, ноги, пальцы. Руки были для меня орудием труда. Как же я буду водить скальпелем по живым человеческим органам, если кончики моих пальцев не будут контролировать силу нажатия и чувствовать ответное давление? Моей карьере хирурга скоро придет конец.