Юрий Божич - Тень от носа (трагифарс)

• Название: Тень от носа (трагифарс)
• Автор: Юрий Божич
• Жанр: Драматургия

«Без носа человек — черт знает что: птица не птица, гражданин не гражданин, — просто возьми, да и вышвырни в окошко!»

(Н.В. Гоголь, «Нос») 

---

Юрий Божич Тень от носа

Перевод на французский и обратно

Юрия Божича.

Вы всего себя стерли для грима.

Имя этому гриму — душа.

Борис Пастернак

Действующие лица:

Жиль Бертильон, хозяин замка, по отцовской линии правнук Альфонса Бертильона — худосочного помощника письмоводителя в Сюртэ, страдавшего диспепсией и полным отсутствием музыкального слуха, однако совершившего переворот в криминалистике конца девятнадцатого века. По материнской — потомок печально знаменитого Жиля де Ре, ставшего прообразом героя сказок о Синей Бороде.

Катрин, его жена, поклонница алхимии.

Франсуа, его слуга, мажордом.

Слесарь, человек по найму, эстет.

Андре, авантюрист с тяжелой судьбой.

Патрисия, его мать.

Мишель Дюран, брат Катрин.

Одетта, его любовница.

Кюре.

Кабинет Бертильона. Стол с ворохом книг и органайзером,

ощетинившимся ручками и карандашами. Несколько книжных

шкафов, стулья, кресло, диван. Из необычного — девять

достаточно зловещих масок, вывешенных квадратом чуть

пониже распятия в простенке между окном и одним из шкафов.

Бертильон сидит на столе с книгой в руках.

Входит Франсуа.

Бертильон. Ну? Что?

Франсуа. В Австралии обнаружили потомка Чингисхана, жил с кенгуру. В Лондоне поменяли Гринвич на коломенскую версту. Я наконец отправляюсь за индейкой.

Бертильон. Да я не об этом! Есть какие-нибудь следы?

Франсуа. Никаких, мсье.

Бертильон. (спрыгивая со стола и начиная расхаживать по кабинету). Это кому сказать! Ладно еще, когда исчезают живые жены. Это понятно! Мир кишит соблазнами (загибает пальцы для счета) — охота, рыбалка… м-м… рыбалка… Но чтобы сбежала мертвая! Я просто теряюсь в догадках — куда?! Шумных сборищ она сроду не любила. Ну, то есть сборища были отдельно, а она шумела сама по себе. Могла бы спокойно долежать до завтра, а там уж — на усмотрение: принимать участие в похоронах, не принимать… А то — здравствуйте, пожалуйста, — оправдывайся теперь перед нашим суровым кюре. Вы помните, как он однажды наложил епитимью на покойника?

Франсуа. Я, мсье, их с детства боюсь.

Бертильон. Какой вы, однако, впечатлительный! Боится он… Да, у меня они тоже не вызывают чрезмерного энтузиазма, покойники. Особенно когда проявляют некоторую нерасторопность в деле собственного погребения. Но я стараюсь быть выше этого. В конце концов, все мы не без слабостей.

Пауза.

Тот, между прочим, оказался актером.

Франсуа (поправляя на столе книги). Доигрался.

Бертильон. Что?

Франсуа. Я только хотел сказать, мсье, что мне всегда нравились книги со счастливым концом.

Бертильон. (назидательно). Книги со счастливым концом, Франсуа, завершаются свадьбой. Что само по себе глубоко трагично. Человек начинает чахнуть. Кстати, Франсуа, вы не находите, что я за последнее время несколько (делает руками жест, похожий на движение баяниста, растягивающего мехи) осунулся?

Франсуа. Осунулись? (Повторяет жест Бертильона, переводя взгляд с правой руки на левую и обратно.) Да, мсье.

Бертильон. (захлопнув книгу, в раздумье). «Кто убил Наполеона?» Так-так… Тут триста страниц с хвостиком… Предположим, она читала по пять страниц в день… Это, значит, получается… Э-э, Франсуа. Много ли времени прошло с тех пор, как вы впервые это заметили? Ну, мой нездоровый вид…

Франсуа. Значит, поступил я к вам в октябре… три месяца да плюс шесть месяцев… да плюс… (загибает пальцы, шепчет) всего выходит… (громко) восемь лет, девять месяцев и тринадцать дней, мсье.

Бертильон. Сколько?!

Франсуа. Даже четырнадцать. Если быть абсолютно точным. Я как сейчас помню. У вас тогда было такое… (округлыми ладонями измеряет невидимый арбуз совершенно мифических размеров) такое волевое лицо. Оно мне сразу понравилось, мсье. Что называется, с первого взгляда. Особенно вот это вот… (объемно показывает нос) глаза! Я тут же смекнул, что служить у такого господина…

Бертильон. Погодите, Франсуа, погодите. Оставьте это для своих мемуаров. Я имею в виду (стучит по книге) мышьяк. Если моя милая Катрин бралась меня извести, воспользовавшись известным рецептом, то я должен был пройти весь тот путь, который прошел Наполеон.

Франсуа. (заговорщицки понизив голос, озираясь, не слышит ли кто). Вы, мсье, готовились к походу на Москву?

Бертильон. (заикаясь от услышанного идиотизма) Нет… ну… ну… ну, я не могу… вы… вы в своем… вы… где я, по-вашему, мог готовиться? На Святой Елене?

Франсуа. (после череды глубоких вздохов). Было бы кощунством с моей стороны, мсье, даже помыслить об этом. Я вас знаю восемь лет, девять месяцев и тринадцать дней…

Бертильон. Четырнадцать!

Франсуа. Прошу прощения, мсье, — четырнадцать. И я ни разу, мсье, — ни единого разу! — не видел не только интимных сцен, но даже легкого флирта между вами и вашей горничной. Хотя, в отличии от вас, я не Бог весть какого высокого мнения касательно ее святости. И уж тем более я не могу, даже чисто гипотетически, допустить, чтобы грандиозные планы о наступлении на Москву рождались в таком (складывает ладони друг на друга, горизонтально, " орел" к " орлу") неудобном положении, приспособленном природой для несколько иных целей. (Принимает горделивую осанку — гимн собственной рассудительности.)

Бертильон. (почти с восхищением). Где вы учились, Франсуа? " Святая Елена" — это остров. В Атлантическом океане. Близ Африки.

Франсуа. Остров?

Бертильон. Да.

Франсуа. В Атлантическом океане?

Бертильон. Да!

Франсуа. Рядом с Африкой?

Бертильон. Вот именно!!

Франсуа. Меня учила жизнь, мсье. К тому же я наблюдателен, как подзорная труба. А это, согласитесь, стоит звания почетного академика и всех алхимических опытов мадам Катрин. Вы ведь знаете, мсье, я весьма сдержанно относился к добродетелям покойницы.

Бертильон. Похвально! Уж лучше пренебрегать чужими добродетелями, чем пленяться собственными.

Франсуа. По некоторым вопросам мы имели с ней серьезные разногласия.

Бертильон. Боюсь, что она доныне пребывает в неведении на сей счет. Несмотря даже на то, что умерла.

Франсуа. Ее эксперименты с серой и ртутью заставляли меня вспомнить знаменитые слова Николая Лемери — о том, что алхимия — это искусство без умения, начало которого — ложь, середина — труд, а конец — нищета.

Бертильон. Лемери? Очевидно, это человек с улицы.

Франсуа. О да, мсье, — имени восемнадцатого века.

Бертильон. Странное название

Франсуа. Возможно, мсье. Есть целый ряд названий, которые неизменно ставят меня в тупик. Например, переулок Русских Казаков. Господин слесарь утверждает, что такой существует, тут, неподалеку, в маленьком городишке. Вот как вы думаете, мсье, что все это значит? Уж не предательство ли тамошнего мэра?

Бертильон. У вас какое-то нездоровое желание кого-нибудь повесить. И круги под глазами. Вы что, недоспали?

Франсуа. Нет, мсье, что вы. Бессонницей я страдаю только в пляжный сезон. В остальное же время года дремлю, как сурок, рядом с мадам Бертье.

Бертильон. Кто это — мадам Бертье?

Франсуа. С вашего позволения, мсье, моя жена.

Бертильон. Ах да! Простите. Конечно. Совсем вылетело из головы… Первая?

Франсуа. (напуская чопорность). Мсье!

Бертильон. (тоже приосаниваясь). Разумеется, я догадался. Такой гордый вид может быть только у обладателя первой жены. Вам повезло. Это как с прикупом. Вам повезло, мне — нет. Если бы я знал, Франсуа, которая из моих жен первая, я бы именно на ней сразу и женился. Что вы думаете, я не понимаю, что похоронить одну — куда менее обременительно, чем четверых. Это такие хлопоты…

Франсуа. По счастью, мсье, они мне неведомы.

Бертильон (настороженно). И что, никакой надежды? (Спохватываясь.) То есть я хотел осведомиться о здоровье мадам Бертье. Не хворает ли?

Франсуа. Благодарю вас, мсье. Здорова как бык. Кровь с молоком. Глаза сияют.

Бертильон. О! Терпимость, мой друг, и еще раз терпимость. Боже вас упаси зацикливаться на чужих недостатках. В конце концов, далеко не каждой женщине по средствам быть худой, бледной и неназойливой. Большинство доживают до глубокой старости… Кстати, они ни на чем не настаивали? Я имею в виду — родственники усопшей.

Франсуа. Нет, мсье.

Бертильон. Форменное безобразие! Стоит объявить об ее поминках, как жена начинает судорожно обзаводиться родственниками, будто предметами личной гигиены. Причем всякая жена, Франсуа. Порядковый номер, оказывается, значения не имеет. Любая! Какое унизительное однообразие для человека, женатого в четвертый раз… Вы уверены, что они не проснутся?