Юрий Федоров - Искатель. 1967. Выпуск №5

• Название: Искатель. 1967. Выпуск №5
• Автор: Юрий Федоров
• Издательство: Издательство «Молодая гвардия»
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1967

Этот номер журнала посвящен 50-летию Великой Октябрьской Социалистической Революции.

На 1-й стр. обложки — рисунок П. ПАВЛИНОВА к повести Юрия Федорова «Там, за холмом, — победа».

На 3-й стр. обложки — рисунок Г. МАКАРОВА к рассказу К. Алтайского «Ракета».

---

— Дурак ты, парень. Перед кем юлишь? Мне седьмой десяток идет. Три войны прошел. Кавалер и «георгия» и Красного Знамени. Понял? Такого, как ты, хитреца, насквозь вижу. Насчет дороги разведать пришел, так время не переводи, говори прямо. А то не ровен час… Лучше меня никто тебе дислокацию не нарисует. — И снова сел, левой рукой вытягивая из кармана шаровар длиннейший кисет.

Трофим Мефодьевич действительно оказался для нас сущим кладом. Единственный в хуторе владелец радиоприемника, детекторного, не нуждавшегося ни в электросети, ни в батареях, он регулярно слушал сводки Совинформбюро, прекрасно представлял себе положение на этом до последнего хуторка известном ему районе Северного Кавказа.

— Двигаться надо на Кизляр, через песчаные степи. Много вас? — твердо сказал Трофим Мефодьевич.

— Да так, поменьше роты, побольше взвода, — ответила я, не обращая внимания на укоризненный взгляд Зари. Я окончательно прониклась доверием к Трофиму Мефодьевичу и не считала нужным скрываться.

— Вон оно что… — Старик на мгновенье задумался. — Тогда так. — Сдвинув в сторону миски и стаканы, уже приготовленные Ульяной Андреевной, он острым концом кресала прочертил на столе извилистую линию. — Смотри. Вот хутор. Здесь река. Не знаю, как по карте, а казаки ее Солоницей зовут. Мелкая, к осени ее вброд перейти можно. Водой здесь запасетесь. От Солоницы прямо на восток держать надо. Переход тяжелый, ни колодцев, ни озер, но и немцев там не должно быть. Суток за четверо пеши до калмыцкой степи доберетесь. Запомнил?

— Так точно, — как старшему по званию, ответил Заря.

— Це дило, — враз надевая личину степенного хуторянина, закончил деловой разговор бригадир. И по-хозяйски обратился к Ульяне Андреевне, хлопотавшей у потрескивающей кизяками печи: — Мы вже побалакали, а шось «дымки» не видать. Тай на яешню я б тоже остався.

Впрочем, «погостевать» как положено ни нам, ни Трофиму Мефодьевичу не пришлось. Стрелки часов, за которыми я следила, напоминали и о неблизкой дороге, и о мокнущих под дождем трех бойцах охранения, и об отряде, где с нетерпением ожидали вестей.

Мужчины опрокинули по стаканчику самогона, закусили яичницей с салом, картошкой, кислым молоком. Трофим Мефодьевич не прочь был и продолжить, но Заря, почувствовав, как разом ударил в голову хмель — сказывалась трехдневная голодовка, — решительно поднялся.

Ульяна Андреевна рассердилась:

— А я як же?

— Баба Уля, — укоризненно начал Заря. — Я ж солдат, мое место…

— Де тоби место, я и сама знаю. Тики как мени людям в очи глядеть? Мени от тебя одно треба, Щоб знали сусиды, що не який ты не германець. По хатам ходить та кажному доказувать я не можу.

— Ладно, баба Уля, что-нибудь мы придумаем, — поспешил утешить старушку Заря, не очень, разумеется, веря в то, что говорит всерьез. Однако судьбе вольно было распорядиться иначе…

Трофим Мефодьевич, опрокинувший перед уходом еще одну чарку, пошел нас проводить. Видимо, «дымка» все же подействовала, потому что старый казак по дороге очень уж разговорился. Он рассказал о том, что в бригаде успели припрятать и посевное зерно, и горючее для сева яровых, и даже трактор, оставшийся на стане, «бабий батальон МТС» успел загнать на старый ток и тщательно укрыть соломой.

Потом попрощались. И, расставаясь, совсем не думали, что новая встреча состоится через несколько часов.

В отряд вернулись перед рассветом — в темноте сбились с пути и изрядно проплутали по степи. Дождь перестал. Хлюпая сапогами по раскисшей земле, поминутно оскальзываясь, подходили мы к месту стоянки. Еще издали, за несколько сот метров, услыхали натужное, захлебывающееся гудение автомобильного мотора. Стало ясно, что произошло нечто непредвиденное.

Маскируя место стоянки, Самусев завел тяжелый «даймлер» на дно ложбины. Но усилившийся дождь погнал по склонам тысячи мелких ручейков. Машина оказалась в ловушке. Спохватились поздно. Задний мост почти по диффер влип в размягшую почву.

Полночи под проливным дождем боролись за машину. В иную погоду или будь у нас трос, пятьдесят человек без особых усилий вызволили бы застрявший грузовик. Но сейчас сапоги скользили по грязи, и «даймлер» никак не желал поддаваться. Только побросав под колеса вороха ореховых прутьев, шинели, плащи, машину все же вытащили из глиняной западни. Но подняться по склону она не могла, юзила, буксуя, скатывалась назад, поминутно угрожая покалечить подталкивающих.

А самое скверное было то, что на первой скорости выжгли почти все горючее — оставалось не больше четверти бака. Бочка же была пуста еще со вчерашнего дня.

Выслушав доклад Зари, Самусев немного успокоился. Обстановка благоприятствовала, можно было не спешить. «Чумазая команда», раздевшись, выкручивала обмундирование, прыгала, стараясь согреться. Нечипоренко и Самусев, не так продрогшие, поочередно сменялись у руля, каждый надеялся, что именно ему повезет. Заря примостился на подножке.

— Ну, и как думаешь быть, лейтенант? — задумчиво спросил Самусев, разминая пальцами затекшие от напряжения плечи. — Бросать грузовик, идти пешком? Далековато.

— Н-да, сотни две верст… Без машины плохо. Вообще-то часа через три подсохнуть должно. На небе, видишь, ни облачка. Только на оставшемся бензине мы далеко не уедем. А что у нас есть? Полфляги спирта.

— Товарищ старший лейтенант, — встрепенулся Заря, — так горючего я вам хоть бочку доставлю!

— Родишь? — неприветливо отозвался Нечипоренко, — Шутник ты, старший сержант, а нам сейчас не до трепа.

Но обрадованный неожиданной идеей Володя даже не обиделся за несправедливый упрек.

— Да нет же, я на полном серьезе. У нас на хуторе припрятали запас колхозники, поделятся. Вот только…

— Что только? — нетерпеливо перебил Самусев, еще не веря в подобную удачу.

— Я вам не рассказал, как меня на хуторе встретили. Ну, постеснялся, что ли. Мефодьич, конечно, свой человек, но не он один, там хозяйничает. А бабы… бабы — они другое дело. Очень уж колхозницы за отступление обижаются.

— Обижаются, говоришь? — задумчиво повторил Самусев. И резко, всем телом повернулся к Нечипоренко, — Слушай меня, Жора. А что, если…

Несколько часов спустя «даймлер» на последних литрах горючего добрался до хуторского луга, остановился у большой скирды. Две хорошо вооруженные группы бойцов обошли Подгорье — так назывался хутор — с флангов, с обеих сторон перекрыли дорогу, проходившую через хутор. А «парадный взвод», кое-как приведший себя в — порядок, счистивший грязь с оружия, ступил на улицу хутора!

Вставай, страна огромная,
Вставай на смертный бой…

Если бы и был на Подгорье какой-нибудь глухой и слепой паралитик, то и он наверняка в эту минуту выбежал из хаты. Гневная и грозная, каждому известная мелодия набатом прозвучала в утренней тишине. Дружно вбивая в землю каблуки, проходила по широкой хуторской улице колонна. Сбоку вышагивал Володя Заря, затянувший до предела широкий командирский ремень с кобурой трофейного парабеллума, вскинувший на плечо винтовку с оптическим прицелом. На его груди сияла рубиновой эмалью Красная Звезда.

И хотя второй год войны уже напрочь отучил людей от какого бы то ни было рода сентиментальности, голодные и ослабевшие бойцы в эти минуты чувствовали себя не обычными солдатами — чрезвычайными послами Москвы, будущими победителями настолько остро, настолько сильно, что комок подступал к горлу.

То, что они делали в эту минуту, было лишено какого-либо практического смысла. Маша и я, наведавшись на хутор, уже договорились о горючем. Но в том, чтобы здесь, в тылу у фашистов, вот так, парадным строем, пройтись по главной улице, был свой, особый, не очень четко формулируемый, но всем и каждому ясный высший смысл.

Он был нужен и тем, кто вбухивал полуразбитые сапоги в еще не подсохшую уличную грязь, и тем, кто смотрел на все это. И никто, наверное, не мог бы определить, для кого из них все это было значительнее и важнее.

Пять дней назад под Ейском бойцы из госпитальной команды оказались в тылу у врага. После первой схватки они стали солдатами. Теперь они были победителями, и любой из них понимал, что это чувство, это ощущение человека-освободителя навсегда вошло в их жизнь и уже останется с ними до последней минуты.

А те, кто смотрел на них со стороны, кто бежал перед строем, не утирая радостных слез, кто кидался к тайникам, чтобы вытащить и отдать последний шмат съестного?

Едва ли кто-нибудь из участников или зрителей импровизированного парада анализировал тогда свои мысли и чувства. Просто каждый из нас понимал, что ему в эти минуты хорошо, очень хорошо, так хорошо, как давно уже не было, но как должно было быть и обязательно будет всегда на нашей земле.