Михаил Михеев - Конец операции переход

• Название: Конец операции переход
• Автор: Михаил Михеев
• Жанр: Боевая фантастика

Приквел повести «не разбуди в себе дракона»…

Три повести... Некая смесь технологии и фэнтези. 

Первая повесть, как и следует из названия посвящена переходу в параллельный мир...

На нашей Земле дела для России складываются из рук вон плохо: она проиграла войну американцам с китайцами, капитулировала и разорена, практически перестав существовать как государство. Но у России остался большой секрет, она нашла способ перебираться в параллельный мир и успела построить там суперсовременную военную базу, а здесь на Земле в Мариинской впадине спрятан сверхсекретный подводный дредноут Громобой, оснащенный оборудованием для перехода. Громобой совершает переход, но в результате предательства в живых остается только один человек...

---

Волков поднялся и зашагал к выходу. У самых дверей он остановился и, обернувшись к Гуссейну, добавил:

— И не надо пытаться сбежать — тогда я обстреляю город, сравняю его с землей и позабочусь, чтобы всем стало известно: это — по твоей вине. И не елозь глазами, не надо пытаться меня убить — во-первых, это не удастся, а во вторых, результат будет тот же самый…

Дверь оказалась заперта. Волков несколько раз толкнул ее, обернулся и удивленно поднял брови. Из скрытой за портьерами двери вышло сразу трое воинов, именно воинов, а не просто вооруженных мордоворотов. Волков был профессионал и умел определять профессионалов с первого взгляда. А в том, что перед ним были именно профессионалы, сомневаться не приходилось. Это были не здоровенные ходячие груды мышц, которых обычно любят нанимать к себе в охрану купцы — те своим внушительным видом способны внушить уважение случайным прохожим, но в настоящем бою они зачастую стоят немногого. Нет, эти не отличались огромным ростом — так, чуть выше среднего, — и непомерной шириной плеч. Но то, как они двигались, держались, а главное, как держали в руках свои клинки, говорило о многом. Да и само оружие не блистало украшениями, зато было отменно сбалансировано и отточено, уж это Волков мог определить сразу. В конце концов, чего еще ждать от профессионалов, пусть не столь хорошо подготовленных, как сам адмирал, но все же…

Гуссейн еще только открывал рот, чтобы что-то сказать, а ситуация уже разрядилась сама собой. Пистолет-пулемет Клин оружие, вообще-то, не армейское, а МВДшное. Зато он имеет одну приятную особенность — даже с глушителем его легко спрятать под дорожным плащем и в нужный момент использовать в качестве последнего аргумента. Именно так и поступил Волков, одной короткой, скупой очередью отправив к праотцам всех троих.

Реакции Гуссейна мог бы позавидовать любой, равно как и скорости, с которой тот на четвереньках добрался до потайной двери. Автоматная очередь в щепки раздробила стол и перечеркнула пол за его спиной, но Гуссейн уже успел перекатиться через порог и захлопнуть за собой дверь — прочную, надежную, сбитую из прочных досок, привезенных из далеких северных стран. Кованый засов глухо лязгнул, надежно отрезая Гуссейна от преследователи, и он облегченно перевел дух, но в следующий момент дверь вздрогнула и в образовавшуюся чуть выше засова дыру влетел кулак. Голый кулак, пробивший доски, как бумагу!

Гуссейн шарахнулся назад — и вовремя. Дверь вылетела от страшного удара вместе с косяком и Гуссейн замер, парализованный ужасом — адмирал стоял в дверном проеме и глядел ему прямо в глаза и взгляд его, все такой же безжизненный, не сулил купцу ничего хорошего. Адмирал шагнул в комнату.

— А-ва-ва-ва-ва, — только и смог произнести Гуссейн, оседая на задницу. В штанах стало вдруг противно мокро, но он этого не заметил. Отталкиваясь руками и ногами, он попытался отползти назад, в глубь комнаты, но почти сразу уперся в стенку — эта комнатушка была невелика. Волков шагнул к нему и Гуссейн застонал. Взгляд адмирала притягивал глаза Гуссейна, гипнотизировал его. Из глаз Волкова смотрела смерть.

Адмирал наконец подошел, неторопливо нагнулся. Гуссейн в ужасе попытался вжаться в стену, но тяжелая, широкая рука схватила его за горло и подняла в воздух. Адмирал без малейшего усилия держал Гуссейна на вытянутой руке и разглядывал его — без злобы, спокойно и даже чуть цинично. Так разглядывают насекомое, решая — раздавить его сразу или перешагнуть согласно буддийской заповеди. Гуссейн вдруг увидел (лезут же в такой момент в голову всякие дурацкие мысли), как он огромен, этот адмирал. Он и раньше знал, что Волков высок, очень высок, но только теперь понял, что он огромен, огромен до неприличия.

Между тем адмиралу надоело держать Гуссейна и он швырнул его на стул. Большой, добротно сколоченный стул жалобно пискнул, а вместе с ним радостно запела душа Гуссейна — как только его ноги коснулись наконец пола, он понял: убивать его не будут, во всяком случае не прямо сейчас.

— Я не собираюсь убивать тебя, — Волков усмехнулся. — Я мог бы пристрелить тебя еще там, но я предпочту тебя пока что попользовать. Сочтем происшедшее неудачной шуткой и забудем. А ты теперь зато знаешь, что такое страх. Запомни, щенок: если еще раз попробуешь что-нибудь сделать — пеняй на себя, я шуток не люблю и не понимаю. А сейчас бегом — выполнять приказ. К восьми утра Смит должен быть на пристани. И штаны смени — воняет.

Волков демонстративно сморщил нос и вышел из комнаты. Секунду спустя до Гуссейна донесся глухой удар и вопли и он понял — наружная дверь слетела с петель, да еще и придавила кого-то. А Гуссейн, когда к нему вернулась наконец возможность соображать, подумал, что сотрудничать с адмиралом и получать от него информацию, которая позволяет вдвое увеличить годовой доход выгоднее, чем получить от него же пулю в лоб… А посему, будучи человеком рациональным, он быстро сменил одежду и помчался выполнять приказание. Со всех ног…

* * *

Шестидесятипушечный линейный корабль «Капудание» взлетел на воздух поздно вечером, когда солнце уже село и ночь вступила в свои права. Торпеда ударила точно в середину корпуса и заряд, предназначенный для того, чтобы топить крейсера и авианосцы, разнес корабль буквально в клочья. Вспышка была настолько яркой, что на миг в городе стало светло, как днем…

А утром «Громобой» всплыл в трех милях от берега во всей своей красе — орудийные башни выдвинуты, ракетные установки развернуты в сторону берега. Тяжелая, сокрушительная мощь подводного дредноута впервые демонстрировалась миру во всей полноте, и миру стоило бы содрогнуться — во всяком случае, это было бы грамотно и соответствовало бы ситуации.

Контр-адмирал Волков стоял на многометровой высоте, куда вознесла его рубка корабля, облокотившись на фальшборт, и спокойно курил. Он любил это время — раннее утро, полный штиль, солнце только поняло свой край над горизонтом и окрасило зеркальную гладь моря в немыслимые тона. При виде такой картины Волков всегда жалел, что он не художник — запечатлеть эту картину для потомков он мечтал всю жизнь, хотя и понимал, что скорее всего не будет у него ни жизни, ни потомков. Что ж, зато у него была мечта…

Отец Ричард подошел неслышно. Волков вздрогнул, услышав у себя за спиной его голос и потому в ответ на «Доброе утро» лишь проворчал:

— Святой отец, вы когда-нибудь с этой вашей привычкой подкрадываться или меня до инфаркта доведете, или по морде получите.

— Смирения вам ни хватает, сын мой, — фыркнул священник, зябко ежась и плотнее запахивая рясу.

— Угу, смирения… — Волков повел плечами, потом подумал, ослабил галстук и расстегнул ворот рубахи. В отличие от священника, ему было жарко даже в обычной рубахе с коротким рукавом, а мысли о том, что надо надеть китель, у него даже не возникало.

— Именно, что смирения…, - у отца Ричарда было с утра философское настроение. В таких случаях он становился до ужаса нудным и брюзгливым.

Волков вздохнул, достал из предусмотрительно прихваченного с собой пакета с сухпайком банку концентрированного молока и двумя точными ударами ножа проколол крышку. Молоко это он любил, причем прямо так — из баночки, с нарушением всех правил этикета.

— И что вы будете делать, если они не выполнят ваши условия? — отец Ричард вопросительно уставился на Волкова. Адмирал тяжело вздохнул, посмотрел на город и неохотно ответил:

— Буду бомбардировать город и порт. Очень быстро там поймут, что дешевле подчиниться.

— А стоит ли? Может, действительно лучше заплатить?

— Не хочу, — Волков мрачно почесал изувеченную щеку. — Я слишком долго прятался от мира, а теперь не пойму — зачем? Миру пора привыкать, что у океана появился новый владыка. Пускай теперь мои проблемы решают орудия «Громобоя» — это будет просто.

— Владыка ли? Мне кажется, вы берете на себя слишком много.

— А почему нет? Мой корабль — самое мощное средство уничтожения, бороздившее когда-либо эти воды. Соберите здесь все флоты мира — и я пущу их на дно. Это — сила, перед которой не устояли бы даже Боги, существуй они в действительности.

— Не богохульствуйте, сын мой! Бог един и могущество его не знает границ.

— Не видел я его могущества. И следов его не находил.

— А Содом и Гоморра, которые Он испепелил по воле своей? В Библии об этом написано достаточно ясно.

Волков достал из кармана записную книжку и карандаш, несколько секунд что-то быстро считал…

— Я могу вскипятить это море, — просто ответил он.

* * *

В восемь утра Фарли Смита на пристани не оказалось. В восемь пятнадцать первый снаряд разорвался на палубе стоящей в порту шхуны и расколол ее пополам. А дальше пошло по накатанной — девять орудий «Громобоя» превратили порт в огненный ад. С такой дистанции Волков не боялся промахнуться и каждый снаряд находил цель. Лишь два корабля успели сняться с якорей и попытались выйти в море. Их потопили уже у самого выхода из гавани. А когда корабли в порту кончились, снаряды посыпались на город. Волков не без основания считал, что когда горят корабли, волнуются в основном их владельцы. А вот когда снаряд попадает в твой дом — неважно, дворец это или хижина на окраине, — тогда уже интерес шкурный, весьма даже близкий твоей душе и телу.