Василий Голышкин - Красные следопыты (Повести и рассказы)

• Название: Красные следопыты (Повести и рассказы)
• Автор: Василий Голышкин
• Издательство: Московский рабочий
• Жанр: Детская проза
• Год: 1970

---

Начальник подходит к ребятам:

— Спасибо... Помогли вора опознать.

Гарнизон дружно улыбается: они не то еще могут!

В Равелатс возвращаются в открытой машине. Свистит ветер в ушах... Грачи ракетами взрываются из-под колес... Скорей домой! Дома много разных дел.

Так первоначально кончалась повесть о городе Равелатсе. Но жизнь оказалась хитрее автора и придумала другой конец.

Случилось это так. Автор приехал на судостроительный завод и прочитал свою маленькую повесть детям рабочих. Потом вместе с директором завода пошел на стапели, где из огромных, как простыня, стальных листов рабочие шили рубашку морскому кораблю. Автор подошел ближе, и — глазам своим не поверил — с листа стали на него смотрел... носорог.

— Что это? — удивился автор.

— Марка завода, — сказал директор, — и герб города...

— Равелатса! — вскричал автор.

— Ну это как читать, — усмехнулся директор, — если справа налево — Равелатса, если слева направо — Сталевара.

— Догадываюсь, — сказал автор, — поселок стал городом. Но, как герб города Равелатса стал гербом города Сталевара, догадаться не могу.

Директор развел руками. Это значило, что он ничем не может помочь автору. И тогда автор поставил точку. Последнюю. Пусть читатели сами догадаются, как это произошло.

РАССКАЗЫ

ЛУННАЯ РОЩА

Случилось так, что я заблудился в лесу. Забрел в страшенную глухомань и — нездешний житель — заблудился. Лес, бывший до того веселым, приветливым, показался мне вдруг злым, нелюдимым и, главное, озорным, что на меня больше всего действовало.

Милый, тихий орешник и тот расшалился. Прицелился — бац по козырьку — и одним щелчком сшиб с меня фуражку. Я кинулся за ней — вот-вот, кажется, ухвачу, да не тут-то было... Корявая, старая сосна — ну, до шуток ли ей, прабабушка! — дала мне подножку, и я завалился на муравьиную кучу.

В довершение всего забияка дуб выстрелил мне в лоб громадным желудем, и пошел я по лесу светить даровым фонарем. Лишь сплетницам осинкам да глупой кривой ели было не до меня. Осинки трещали желтыми язычками листвы, а глупая кривая ель, вообразив себя мочалкой, со скрипом намыливала шею своей ближайшей соседке.

«Злость голове плохой советчик», — подумал я. Успокоился и стал прикидывать, в какую сторону податься, чтобы выбраться, в конце концов, из лесной чащобы.

Посмотрел направо — мухомор-светофор красным глазом подмаргивает: «Нет, мол, пути». Посмотрел налево — берлога черной пастью стращает: «Нет, мол, пути». Я рассердился и крикнул:

— Хватит шутки шутить!

Это я лесу крикнул. Для храбрости. Чтобы себя подбодрить. И вдруг слышу в ответ:

— Ты чего, дяденька, а?

Я вздрогнул. Лес вдруг человеческим голосом заговорил. Чудеса, да и только! Однако, сообразив, что чудес на свете не бывает, я обернулся на голос и увидел мальчишку лет десяти — двенадцати. Задрав кверху курносый носишко, он вприщур рассматривал меня широко расставленными глазами и беззвучно смеялся, потешаясь, должно быть, над тем, как я столбом стою перед ним и слова не могу от удивления вымолвить.

— Ты... Ты кто? — спросил я наконец.

— Я-то? Сашко с Новых Выселок, — кивнул он куда-то в сторону.

Корову пасешь?

— Не-е, — протянул Сашко. — Лес переселяю.

Мальчишка, переселяющий лес! Это показалось мне столь забавным, что я не выдержал и тоже рассмеялся — только вслух.

Вслед за мной захохотали дубы и ели и пошли катать по чаще звонкие смешинки эха: эхо-хо-хо-хо-хо-хо-хо...

Сашко надул было губы, но тут же просветлел.

— Хочешь, покажу? — миролюбиво спросил он и загадочно улыбнулся.

— Что покажешь? — спросил я.

— Увидишь. Пошли.

Сашко молодым бычком боднул густые заросли малины и скрылся в чаще. Я поспешил за ним. Зеленый тоннель, который мы пробивали своими головами, внезапно кончился, и мы очутились на просторной полянке. Что-то очень знакомое показалось мне в ее пейзаже. Я внимательно посмотрел вокруг и вдруг понял. Пепельно-серая, с легкой прозеленью, поляна была усеяна желтыми кружочками лунных кратеров. В каждом торчало по крохотному живому дубочку.

— Прямо как на Луне, — заметил я.

— Ага, — согласно кивнул Сашко: сравнение поляны с Луной ему, видимо, понравилось.

— Тут недавно пожар был, — продолжал Сашко. — Вот мы и решили пожарище дубками заселить. В честь ракеты, что на Луну летала.

— Вот оно что, — протянул я. — А вы — кто это?

— Пионеры выселковские, — ответил Сашко и, заложив в рот два пальца, оглушительно свистнул.

Лес загремел ответной трелью. Эхо? Не похоже.

— Наши, — сказал Сашко, — выселковские, дубки для переселения отбирают.

— А ну как заблудятся? — опасливо заметил я.

— Это мы-то заблудимся? — усмехнулся Сашко. — А голуби на что? Мы, как с пути собьемся, голубей пускаем.

Сашко сунул руку под ватник и с ловкостью фокусника вытащил из-за пазухи красивого турмана.

— Значит, так вот и ходите, по голубиному следу? — спросил я.

— Вот так и ходим, — кивнул Сашко, помолчав, внимательно присматриваясь ко мне, и вдруг спросил: — А ты, часом, сам не заплутался?

— Угадал, Сашко, заплутался.

Мальчик нахмурился, потом решительно протянул мне белую, как сахар, птицу и сказал:

— Бери, как раз до Выселок доведет.

Я выпустил голубя. Тот покружил над поляной, словно высматривая, куда лететь, и лег курсом на Выселки. Я пошел следом.

Лес не казался мне больше злым и нелюдимым.

И все-все, весь мир, окружавший меня, сделался по-домашнему близким и добрым: и ракета, совершающая свой урочный путь в космосе; и голубь — живой компас, — указывающий мне путь; и выселковские ребята, берущие в лесной чащобе дубки лучшего племени для своей лунной рощи...

Я шел и думал. Пройдут годы. Сотни космических чудо-птиц полетят с Земли на другие планеты. И кто знает, может быть, одна из них, возвращаясь из дальней дали, приземлится возле рощи, посаженной выселковскими ребятами.

Громадная, красивая, главами дубов достигающая солнца, роща будет шуметь на ветру и петь вечную славу нам с вами — первым строителям коммунизма на земле. А чтобы в этой песне не были забыты выселковские ребята, я и написал этот рассказ.

СВЕТЛИНКА

Степка Бебухов, беспризорный мальчик лет десяти — двенадцати, лежит на лесной светлинке и смотрит в небо. Там все так, как если бы он смотрел с неба на землю. Плывут облака-пароходы, катят облака-поезда, идут облака-солдаты — великаны с ружьями...

Всему, что видит, Степка назначает свой маршрут. Пароходам — за сине море, просить помощи у рабочих: на молодую республику со всех сторон прут враги. Солдатам с ружьями — на фронт — беляков бить. От них все зло. Поездам с хлебом... Степка задумывается, куда послать поезда с хлебом: в Москву, в Питер, подале куда, поближе? В России много где голодно.

У самого Степки желудок пуст, как подсолнух, из которого вытрясли семечки. Ремешок приходится держать на последней дырочке. Но о себе он не думает. Все его мысли о Ленине, который живет в Москве. Интересно, какой он из себя, вождь?

Степка обувает Ленина в козловые сапожки, наряжает в красный бекеш и спотыкается на шапке. Он не знает, какая шапка Ленину к лицу. Царская? Не годится. Ленин сам царю дал по шапке. Буденовка? Эта, пожалуй, в самый раз. Не такая, конечно, как у всех, а из бобрового меха, с золотой звездой, на шелковой подкладке...

Степка старается представить себе выражение лица Ленина в этом наряде: строгое, величественное и несказанно-доброе... Но гремит выстрел, и видение исчезает, как вспорхнувшая птица. Зато другая, сраженная пулей, падает рядом с мальчиком. Степка тревожно озирается.

Из леса на светлинку выходят двое. Один в пальто нараспашку, с охотничьим ружьем. Другой в шинели на всех крючках, без ружья.

У того, что с ружьем, большой лысый лоб под широким, задранным кверху козырьком и веселые глаза. У того, что без ружья, лоб как лоб, зато в каждом глазу по собаке-ищейке. Так и рыщут кругом.

— Ты один здесь?

Степка молчит.

— Один?

Степка продолжает молчать. В этом он верен всем поколениям поволжских мальчишек, теряющих дар речи при встрече с незнакомыми.

— Оставьте мальчика в покое, — негромко говорит человек с ружьем.

Собаки-ищейки в глазах его спутника куда-то прячутся, и они добреют.

Человек с ружьем поднимает птицу и говорит:

— Великолепный вальдшнеп.

Когда он наклоняется, Степка замечает: пальто у него штопаное. «Штопаный, а приказывает», — удивляется Степка.

Где-то, может быть в желудке у голодного лесовика-великана, возникает глухое урчание. Все трое настороженно прислушиваются. Светлинку, как трубу, накрывает черной заслонкой тучи. Гремит гром, сверкает молния, и вот уже по всему, что есть кругом, лупцуют барабанные палочки дождя.