Вадим Кирпиченко - Разведка: лица и личности

• Название: Разведка: лица и личности
• Автор: Вадим Кирпиченко
• Издательство: Международные отношения
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2001
• ISBN: 5-7133-1094-9

Автор — генерал-лейтенант в отставке, с 1974 по 1991 годы был заместителем и первым заместителем начальника внешней разведки КГБ СССР. Сейчас возглавляет группу консультантов при директоре Службы внешней разведки РФ.

Продолжительное пребывание у руля разведслужбы позволило автору создать галерею интересных портретов сотрудников этой организации, руководителей КГБ и иностранных разведорганов.

Как случилось, что мятежный генерал Калугин из «столпа демократии и гласности» превратился в обыкновенного перебежчика? С кем из директоров ЦРУ было приятно иметь дело? Как академик Примаков покорил профессионалов внешней разведки? Ответы на эти и другие интересные вопросы можно найти в предлагаемой книге.

Впервые в нашей печати раскрываются подлинные события, положившие начало вводу советских войск в Афганистан.

Издательство не несёт ответственности за факты, изложенные в книге

---

В апреле 1945 года наша 103-я Гвардейская Краснознаменная ордена Кутузова II степени воздушно-десантная дивизия участвовала в боях на подступах к Вене, и я, старший сержант одного из ее дивизионов, видел разрушенный, безлюдный город, где, казалось, все окна домов были забиты фанерой и досками…

И вдруг девять лет спустя такое сияние и великолепие. Это было непостижимо и не очень вязалось с образом загнивающего капитализма. Выражаясь языком современным, мы получили сеанс шоковой терапии и, не поняв толком, что к чему, прилетели из праздничной Вены в шумный Каир за два часа до наступления Нового года.

Пока мы ожидали встречающих нас товарищей, сын успел испугаться громадного суданца-носильщика с полосами-насечками на щеках (признак принадлежности к определенному племени) и завопил впервые за всю дорогу: «Хочу домой, к бабушке!» Но к бабушке уже было поздно: за нами приехали, и мы помчались через весь тоже ярко освещенный Каир в квартал Замалек, где в скромном особняке на берегу Нила размещалось тогда наше посольство. Здесь уже шумел новогодний вечер. Сына уложили спать на диване в служебном кабинете, где в обществе своих товарищей по резидентуре мне предстояло проработать пять с лишним лет, а мы сами пошли к праздничному столу и на танцы.

В последующие дни снова был шок — теперь уже другого рода. Мы с женой обнаружили, что люди на улице говорят на каком-то мало понятном для нас языке — вроде бы и на арабском, а вроде бы и нет. Уж слишком египетский диалект был не похож на арабский литературный язык, который мы, судя по оценкам, успешно изучали в институте. Слава Богу, в ту пору в Каире многие представители интеллигенции наряду с английским знали и французский язык, и это вначале очень нас выручало.

Пока же мы ожесточенно зубрили диалект, ходили в кино, слушали радио, пользовались любой возможностью поговорить с египтянами, читали газеты и даже говорили по-арабски друг с другом. Года через полтора более или менее освоились и с диалектом, но все равно для серьезной работы с людьми, для бесед на сложные политические темы знаний языка не хватало. Не раз вспоминались слова Харлампия Карповича Баранова, нашего профессора, многолетнего заведующего кафедрой арабского языка в Московском институте востоковедения и автора превосходного арабско-русского словаря: «Ничего… арабский язык труден только первые двадцать лет!»

Сейчас, конечно, учат лучше, используют не только книги, газеты, но и аудио- и видеотехнику. У нас ничего этого не было, и нам оставалось лишь на месте спешно доучивать язык.

С первых же дней мы с необыкновенной жадностью стали заводить знакомства среди египтян, сознавая, что страну можно понять лишь через людей. Со многими из этих первых знакомых мы поддерживали дружеские отношения долгие годы и в Каире, и в Москве. В основном это были литераторы, журналисты, политические и общественные деятели, люди симпатичные, без всяких религиозных и национальных предрассудков, большие патриоты Египта, сторонники египетско-советской дружбы. Это — «красный майор» Халед Мохи ад-Дин — бывший член Высшего революционного командования Египта и многолетний руководитель египетского Комитета сторонников мира; Лутфи аль-Холи — писатель и журналист; Ахмед Баха ад-Дин — один из ведущих журналистов, руководитель крупнейших египетских органов печати; Махмуд Амин аль-Алим — литературный критик и общественный деятель; Инжи Рушди — журналистка; Юсуф Идрис — тогда начинающий, а впоследствии крупнейший в арабском мире писатель. К нам в дом он попал сразу по выходе из тюрьмы, где сидел за левые убеждения. Произведения Идриса заинтересовали жену, она серьезно занялась изучением его творчества и впоследствии написала о нем книгу.

Были и иные друзья, но поскольку интерес у меня к ним был и профессионального свойства, лучше умолчу о них. Хотя есть в этом какая-то вечная несправедливость: человек близок тебе, делится с тобой самым сокровенным, а говорить о нем ты ни с кем не вправе.

Чуть ли не в первый месяц пребывания в Египте мне несказанно повезло. Наши велосипедисты принимали участие в международных соревнованиях, старт которым был дан в Луксоре. Меня командировали туда как представителя посольства, чтобы участвовать в протокольных мероприятиях в связи с началом соревнований. При этом произошла какая-то путаница, несогласованность, и когда я прибыл в Луксор, велогонщики уже мчались на север, в сторону Александрии. С ними уехали и организаторы соревнований. В Луксоре я обнаружил только румынского посла и его жену, которые обрадовались мне, как близкому родственнику, тем более что кроме румынского и русского другими языками не владели и чувствовали себя неуверенно. Румыны, так же как и я, опоздали к началу соревнований. Старт, как выяснилось потом, был дан раньше, чем намечалось.

Решили воспользоваться случаем и познакомиться с Луксором. В глубокой древности здесь находились знаменитые Фивы с грандиозным храмом, статуями, обелисками, аллеями сфинксов.

Рядом был Карнак, а на другом берегу Нила — Долина царей — «город мертвых» с захоронениями фараонов. Не стану подробно описывать эти памятники мирового значения. Скажу только, что и румынская пара, и я были потрясены увиденным: громадные храмы подавляли своим величием — рядом с ними люди казались муравьями. А краски в гробницах фараонов пятитысячелетней давности выглядели так, словно их нанесли совсем недавно. Необыкновенно красив и Нил в своем среднем течении.

Я оказался совершенно не подготовленным к восприятию египетских древностей. Прочитать ничего не успел, и никто в посольстве не просветил меня на этот счет. Да никто из посольства здесь тогда и не бывал: жили скудно, денег на командировки по стране не было. Все увиденное быстро перепуталось в моей памяти, и по возвращении в Каир я не оставлял надежды на новое путешествие в эти места. Надежда сбылась лишь во время второй командировки в Египет, в начале 70-х годов. Уже лучше разбираясь в древнеегипетской истории, несколько раз я посетил и Асуан, и Луксор, и Долину царей. Адская жара, неутолимая жажда, пыль и песок на зубах не омрачали этих встреч с удивительным прошлым Древнего Египта.

Советская колония в Каире в первые два года нашего пребывания была маленькой, но на редкость дружной. Немногочисленные представители разведки хорошо вписались в коллектив посольства, ничем не выделялись — все жили одними интересами, да и по возрасту были близки. Многие дипломаты прошли через армию и фронт. Свободные часы мы проводили в спортивном клубе «Гезира», на волейбольной площадке, в экскурсиях по городу, на сцене клуба, участвуя в самодеятельности (вариации на темы Райкина, что-то из классики и, конечно, хоровое пение). Летом изредка выезжали на Средиземное или Красное море.

Каирские друзья и коллеги — Соболевы, Верещагины, Трохины, Петровские, Оганьянцы, Егоровы, Гнедых, Синельниковы, Разговоровы, Колесниковы, Барковские и другие — прочно вошли в нашу жизнь. Годы молодости, проведенные в тесном повседневном общении, не изглаживаются из памяти. Думаю, что каирский период имел особое значение для всех — он стал хорошей стартовой площадкой, вывел на большую дорогу жизни.

Объединяли коллектив посольства — не только по должности, но и по духу своему — супруги Киселевы, Вера Федоровна и Евгений Дмитриевич — посол, блестящий дипломат, живой, обаятельный, отзывчивый на дружбу человек, большой знаток поэзии. Это был опытный и целеустремленный посол. До Египта, еще в довоенные годы, он работал в Германии, затем был генеральным консулом в Нью-Йорке и послом в Венгрии. Не будучи ближневосточником, Евгений Дмитриевич, опираясь на свой разносторонний опыт, быстро освоился с проблемами арабского мира. Находясь на посту посла СССР в Египте, он, конечно, делал все возможное для улучшения советско-египетских отношений, но при этом не приукрашивал египетскую действительность и не идеализировал египетского руководителя Насера. Киселев никогда не впадал в панику, быстро находил оптимальные решения самых сложных вопросов. Мне не приходилось видеть его растерянным, не знающим, какой очередной шаг следует сделать в сложных советско-арабских делах. У него было чему поучиться, и по части дипломатической науки я больше всего обязан именно ему. Евгений Дмитриевич умер всего 54 лет от роду, когда был в Нью-Йорке, в должности заместителя Генерального секретаря ООН У Тана.

Чем занималась в этот период разведка? Возможно, ничего героического в ее деятельности не было, но был каждодневный упорный труд, постоянный тщательный анализ событий, происходивших в самом Египте и вокруг него. Теперь можно сказать, что в египетских делах мы сумели тогда разобраться неплохо. Информация о внутренней и внешней политике Египта шла в Москву широким потоком. И если мы забирались с черного хода на кухню, где делалась политика, то не с целью причинить ущерб и плюнуть в котел, а лишь для того, чтобы знать, что нас ожидает, и вовремя найти решение сложных проблем, постоянно возникавших в процессе развития советско-египетских отношений.