Чингиз Гусейнов - Семейные тайны

• Название: Семейные тайны
• Автор: Чингиз Гусейнов
• Жанр: Прочая документальная литература

---

И воспитательнице было сказано о Пауке: Гений (как однажды художник в лицо сказал Джанибеку: : "Вы гений!..", шутя, по-семейному, по-дружески, в условиях дома, где все свои). И что Гений снится ему все дни и ночи, и он готовит себя для служения новому ЦЕНТРУ, муштрует волю и тело для испытаний, гвозди в матраце, и босыми ногами по битому стеклу.

Но это потом, а пока установить связь. Ее портреты. Она парижанка, а он испанец, работающий в стиле универсального европеизма: зыбкость очертаний, туманность фона и вспышки ярких пятен.

На художника вышли через его маму, которая и явилась идеальной находкой,ультрарево(льверная) дама, обожающая Вождя, влюбилась по фотографии, где теплый взгляд и огонек спички, поднесенный к трубке. И на ней, живущей на самом западном берегу Евразии, дабы внедриться туда по системе связи Чемпиона мира, женился его брат (зарплата шла, звания тоже: вчера еще - майор, а ныне уже полковник, а завтра, когда дело свершится, будет скачок и сразу две большие звезды на генеральских погонах). А мать вышла на сына, будущего Героя, пять лучей на лацкане пиджака: деньги к нему текли, чтоб не нуждался,выкупали все рисунки,- даже карандашные зарисовки, эскизы, цена на них сегодня большая: как видел и изображал натуру, чтоб проникнуть через внешние линии и краски в мир извилин и душевных лабиринтов, приведших к убийству Паука.

В трех подвальных этажах девятиэтажного дома (пять - внизу, а четыре наверху), далеко на востоке от Парижа, где жила воспитательница, а уж от другого полушария за Океаном, где засел Паук, и подавно, стилисты сочиняли за испанца трактат, который умело развивал идеи Паука и должен был - кровь из носу! - непременно понравиться ему.

Были варианты. Их правил Вождь, который так слился с образом своего заклятого врага, что порой в ночи даже слышал его голос, спорил с ним, умолял, чтоб тот прекратил бой, а то льстился, превознося, но чаще - угрожал.

Да, три этажа.

Далее - в Париж.

А там воспитательница увозит трактат на океанском лайнере, двойнике утонувшего "Титаника", в другое полушарие.

И трактат пришелся Пауку по душе.

Жаждет познакомиться.

А художник - ни за что: не спешить, не выказать сразу готовность, пусть плод созреет, а созрев, оторвет своей тяжестью истончившийся стебелек, на котором висит.

Сразу, как позвали, бежать на свидание опасно, Паук мнителен, уже не раз покушались.

Прождал еще год, а там и поехал.

Был а. встреча.

Три линии, как три этажа (?), проволочного заграждения над высоким забором. Бронированные ворота. А в кабинете под письменным столом сигнализация. И круглые сутки охрана из международного командоса.

Сеансы лепки. Живописные зарисовки с натуры.

А однажды… Но кто видел??

Уже все готово и предусмотрены варианты: приехала мать, и она будет сидеть в машине у северного выхода из виллы, чтобы тут же, как появится сын после успешной операции, умчать его на аэродром, где наготове самолет со включенным мотором, вот-вот побежит по дорожке, чтоб взмыть в небо и взять курс на Восток. Приехал отчим, пока полковник; и он будет сидеть в машине у южного выхода из виллы, готовый мчаться с пасынком к порту, где наготове лайнер с поднятым якорем, и как только они проскочат, плавно покинет эти берега.

Топорик под плащом, хотя жаркий день, но так привычна охрана к его визитам, что не обратила внимания на плащ. А он подошел сзади к Пауку, выхватил топорик и резко ударил в голову. Паук на долю секунды сдвинулся, и удар пришелся на шею, но успел нажать сигнализацию, и тотчас ворвались, схватили, и тут же звонок в "Скорую", еще жив, еще бьется сердце и работает мозг: это Он, мелькнуло в угасающем сознании Паука,- тот, который охотился и настиг-таки, как и грозился!..

Но рукопись завершена и в надежном месте.

Паук скончался по пути в больницу (так, кажется, в шифрованном воображении Джанибека и Бахадура, в открытую нельзя, опасно,- вовсе сдружились!).

Был суд.

Но кто дознается, что это - многоходовая комбинация, и художник - всего лишь орудие, а топор - орудие Орудия, управляемое из далекого девятиэтажного дома, вернее, трех ее подвальных этажей.

Неврастеник. Творческий кризис. Маньяк. Психопат… Что еще? А еще смерть: самоубийство воспитательницы (эта история - специально для сентиментальных, при желании, знай Аскер Никбин об этом, мог бы расписать, что та готовилась стать матерью, была истерика, случился выкидыш, и - трагический финал, выпила яд).

А художнику - пожизненная тюрьма, ибо казни отменены, где ему сообщили, что он удостоен звания Героя и его могут выменять. Но покинуть крепость, чтоб там уничтожили?! Слишком много тайн носит его голова, чтоб могла уцелеть вне стен тюрьмы,- о, эти глупые тюремщики: сколько зря энергии сжигают, а дело простое: .соединение не здесь, а там, вывод проволоки сюда, переменно-постоянный ток, и экономия на сотни и тысячи киловатт (или ватт?).

Убийца-рационализатор, или герой, которого ждет награда.

Распутал в тюрьме еще хитросплетения: для подачи воды, естественной вентиляции, теплоизоляции, чтоб* звон ключа не гулял по отсекам, коридорам, тыкаясь о стены и тревожа барабанные перепонки арестантов.

Так что опыт был, но пригодится ли когда Джанибеку? Ему - вряд ли, а Бахадуру, кто знает, может, и пригодится.

Неужто и здесь Шептавший?.. Нет, не он, но на него похожий, та же команда, и Джанибек в годы Бахадура приглашен: давно, очень давно покинул край своего детства, где горный воздух, пахнущий снегом, смешивался* со степным, полынным, и море было близко, и попал сюда, где дуют ураганные ветры, и мнится тебе, что они вознесут тебя высоко, и раскаленный асфальт, и ты вдыхаешь гарь, песок откуда столько? - въедается в кожу, влезает в нос, скрипит меж зубов, хотя уже многое позади, и пыли меньше, и зелень распустилась вовсю, вдобавок и климат изменился,- прежде никогда не случалось, чтобы в июле стояли холода, и в августе выпал снег, это ж факт, что изменился климат, если б только это! дыры в космосе? высыхает море? новые искусственные водоемы?

Приглашен и четким шагом приходит под начало человека, которого зовут Шефом, вначале показалось, что Шафи, соседа в деревне, где мельница, так звали, ох, деревня есть деревня!

И человек этот, справившись, откуда ты, "Ах, аранец!.." - усмехается нехорошо, так скалит зубы, что хочется встать и размахнуться, силы бурлят, страсть как тянет иногда дать волю рукам, ничего худого не замышляя, готов потом приласкать: как только твоя рука вышла из повиновения, и тот отлетел на середину мостовой (где еще булыжник, но скоро зальют асфальтом) , ты полюбил его. "Умоляю, ну ударь, дай сдачи!" - просишь со слезами, а чудак отбегает.

Шафи ждать не будет, чтоб его умоляли. И еще ничего они друг другу толком не сказали, но уже неприязнь, у Шафи, он же шеф,- к тому, потому что деревня (и ара-нец), а у того - к Шафи за противную ухмылку; но коль скоро Шафи уловил, что у того мелькнула во взоре недоброжелательность, уже и вовсе невзлюбил, а у него - гордость, и ничего более, что пригласили сюда, заметив на южной кромке, и уже готовность к послушанию на лице, а у шефа, он же Шафи (в чью дружину он поступает), сходит ухмылка с губ и гаснет в косых глазах, увеличенных стеклами очков, оттого и прозван Четырехглазым. "Что ж, и сила, и проницательный холодный взгляд, и крепыш, выполнит любой приказ,- вздохнул Шафи,- будем работать".

А еще недавно Джанибек и Расул в военном лагере провели все долгое знойное лето, конец войны, и… неужто это было?! - принимали Парад Победы!. То была идея Джанибека, о юнцы!! он же выдумщик был великий, даже сочинил нечто выспреннее, назвав это трагедией.

"Да, чего ты смеешься, Расул, я написал трагедию!" - а потом Расул мастерски исполнил монолог Титана, за которым угадывалась фигура богатыря, вроде Ильи Муромца, он же Али-Мурмуз, как говорил в легендарном отрочестве будущий Расулов тесть - отец Лейлы… Да, вполне реальные карлик и великан, и даже стихами, в трех актах, великан над поверженным врагом (а фарс - к нелепым проделкам и приключениям, какая-то белотелая красавица рядом с уродом карликом).

И первое задание Джанибеку: пригласить философа, тогда еще некапризного.

"Мой философ!" - с гордостью говорил Шафи; вознести, чтоб сбросить, ибо не забыл, как тот отказался: "Мне кажется, что здесь надо бы еще…" - спроворить ему работу из разрозненных записей; Афлатун, но кто теперь о том помнит? взялся тогда, молодой, и не поверишь, что бос был и гол, аспирант, а ныне величина, подчинен, правда, Хансултанову,- Шафи не успел его вознести; вскорости слетел, но звание-то (со степенью) получил - юный доктор (философии).

"За что невзлюбил (капризного)?" - недоумевали, не высказываясь вслух и выискивая (каждый в уме) причины, и догадки в причудливых словосочетаниях: вот горная гряда, а вот пик, и процессы горообразования не закончились, буйные и свирепые горы тут, ну и срезается новый пик, чтобы не нарушал гармонии пирамиды, ибо вершина уже есть.